У этих пилотов были и опыт, и крепкие нервы. Они нуждались только в тренировке. На протяжении всей войны 82-я дивизия и 52-е транспортно-десантное авиа-

ЦиоН-ное крыло страдали от того, что не могли тренироваться вместе. Как только заканчивалась боевая one- ^: радия, в штабе верховного командования каждый старался захватить эти транспортно-десантные части и использовать их для других целей. Обычно их направляли для переброски различных грузов, и поэтому пилоты не имели практики в полетах строем. А ведь от умения летчиков выдерживать место в строю часто зависит успех воздушнодесантной операции. Несмотря на все трудности, молодые пилоты сделали для нас очень много, и я высоко ценю их. Они летали ночью в плотном строю клином, на расстоянии всего 50 метров друг от друга, определяя свое место в строю только по едва различимым светло-оранжевым огням. Когда эскадрильи из 9 самолетов летят в 300 метрах друг от друга, а всего но одному курсу следует 500 самолетов, ночью или в плохую погоду очень легко наскочить на самолет, летящий впереди. Если столкновения в воздухе были очень редки, то это свидетельствует лишь о мастерстве пилотов.

В разгар боевой подготовки мы получили приказ разделить 82-ю дивизию на две части, чтобы вокруг старых кадров создать другую, 101-ю, воздушнодесантиую дивизию. Так возникла проблема морального порядка. 82-я дивизия уже стала единым коллективом с высоким боевым духом, и никто не хотел переходить в новую дивизию, даже под руководством такого замечательного командира, как генерал Уильям Ли. Когда приказывают выделить людей, командир обычно отбирает самых худших. Но мне даже в голову не пришло поступить так: ведь Ли мой старый друг. Поэтому я предложил разделить весь личный состав дивизии на две почти равные половины, а затем бросить жребий. Кто выиграет, тот возьмет любую половину. Билл сказал, что не может быть ничего более честного. Так мы и поступили. Я не помню сейчас, кто выиграл, но знаю, что 82-я дивизия передала часть своих лучших солдат 101-й дивизии.

После этого разделения 82-я дивизия получила еще один парашютный полк — 504-й, оказавшийся одной из самых замечательных боевых частей воздушнодесантных войск. Этот полк отличился в ожесточенных боях з Италии и Нормандии.

Примерно за месяц до отплытия за океан меля известили, что организация воздушнодесантной дивизии из-*

меняется. Вместо одного парашютного полка и двух планерных у нас будут два парашютных полка и один планерный. У меня было два прекрасных планерных полка— 325-й и 326-й, и я долго не мог сделать выбора. В конце концов, я решил отдать 326-й и сохранить 325-й. В обмен мне дали 505-й парашютный полк, которым командовал полковник Джеймс Гейвин. Этот великолепный полк отличился во всех боях — от- Сицилии до Эльбы,—а его командир Джеймс Гейвин, сейчас уже генерал-лейтенант, ⁴ стал блестящим военным теоретиком.

Организационные перестройки, конечно, мешали боевой подготовке. Накануне отъезда за океан было приказано произвести новые коренные организационные изменения. Я должен был создать дивизион парашютной артиллерии. Дивизион располагал 75-лш гаубицами, которые, как и сами артиллеристы, сбрасывались на парапетах. До сих пор таких частей не существовало, и нам пришлось, взяв экспериментальную батарею из воздушно-десантного центра, чуть ли нс за одну ночь увеличить ее до дивизиона.

После такой неразберихи, которую я считал в то время естественной, мы отплыли в Африку. Я убежден, что ни одна дивизия из тех, которые отправились из Соединенных Штатов на войну в Европе или на Тихом океане, столько раз не реорганизовывалась, причем таким радикальным образом, как наша 82-я дивизия. Когда мы отплыли из лагеря Майлс-Стендиш в район Кейп-Кода, наша дивизия была гораздо слабее обычной пехотной дивизии, Недостаток подготовки компенсировался лишь высоким боевым духом дивизии и стремительностью ее ударов.

Мои солдаты гордились особым положением парашютистов и ревниво охраняли свои привилегии. В первую ночь, когда мы прибыли в лагерь Майлс-Стендиш, в гар- • низоиной лавке произошло ,нечто вроде бунта. Придя в лавку, мои солдаты увидели там саперов из состава морского десанта, обутых в парашютные ботинки — священный символ парашютных войск. Повалив саперов на пол, они сорвали с' них ботинки. Сделать это оказалось нелегко, так как саперы сами крепкие ребята, и поэтому помещение немного пострадало. Ночью накануне нашего отправления из Форт-Брагга в Форт-Стендиш солдаты тоже были настроены очень воинственно. Им не на ком

было отвести душу, и они начали развлекаться, бросая друг в друга бутылки. Хозяйка, очень милая женщина средних лет, случайно оказалась между солдатами, и одна из бутылок угодила ей в голову.

Мое беспокойство о боевой готовности дивизии отнюдь не уменьшалось, пока мы плыли в Африку. Дивизия была погружена на три транспорта, и один из них, «Джордж Вашингтон», на котором находился я, то и дело останавливался из-за неполадок. Однажды, когда от побережья Африки нас отделяло всего несколько сот километров, я проснулся в середине ночи и обнаружил, что наша старая посудина снова остановилась, а конвой уже исчез за горизонтом. Я встревожился, так как не хотел чтобы дивизия высадилась на берег без меня. Пришлось послать командиру конвоя адмиралу Пфейферу телеграмму, в которой я заявил, что если наш транспорт к утру не сдвинется с места, я прыгну за борт, Тогда, чтобы подобрать меня, придется послать эскадренный миноносец, и, таким образом, я не отстану от конвоя.

Очевидно, моя телеграмма всех позабавила, но я не-шутил. К счастью, мне не пришлось осуществить свою угрозу. Задолго до рассвета мы снова двинулись в путь и нагнали конвой. Утром 10 мая вдали, на фоне голубого неба, мы увидели белые минареты Касабланки, ослепительно сверкавшие в лучах утреннего солнца.

ГЛАВА 5

Сицилии.

ИСПЫТАНИЕ ЛЮДЕЙ И ТАКТИКИ

После двенадцатидневного океанского перехода солдаты 82-й дивизии один за другим спускались по сходням на пристань в Касабланке. Гавань была сильно разрушена. Отсюда в 1942 году американские войска начали свое наступление против войск стран оси в Африке, сделав первый большой шаг по залитой кровью дороге от Рима до Берлина. В гавани до сих пор виднелись ржавеющие корпуса потопленных судов. Солдаты многих стран бродили по широким улицам между ослепительно белыми домами, а марокканцы в красных фесках охраняли пристани и товарные склады. Большие армейские грузовики, автомобили без двигателей, запряженные лошадьми, и повозки, запряженные ослами, машины, работающие на древесном угле и оставляющие за собой струи зловонного воздуха, наконец, велосипеды— это удивительное смешение всех видов транспорта ошеломило нас. Арабы-разносчики, похожие на голодных ястребов, своими костлявыми руками хватали парашютистов за рукава, умоляя их купить разные безделушки. На улицах было много закутанных с мог до головы женщин. Они проходили быстро, прижимаясь к стенам домов, и нс обращали внимания на мужчин. А солдаты с любопытством глазели на женщин, пытаясь найти в них сходство с теми гаремными красавицами, которых они видели в кино.

В Касабланке мы стояли недолго. Вскоре дивизия на самолетах, грузовиках и поездах уже двигалась на северо-восток в Уджду (Французское Марокко), где сосредоточивались парашютисты. Планерно-посадочные подразделения двинулись к Марнии близ * алжирской границы.

Места для занятий я выбрал сам во время моей предыдущей кратковременной поездки в Африку. После войны я с удивлением прочитал в истории 82-й дивизии «Сага о воздушиодесантных войсках», что выбор мест для занятий был сочтен неудачным.

«Место для лагеря,— писал какой-то безымянный грамотей,— было выбрано с тщательностью, принятой при разбивке американских учебных лагерей. По одну, сторону города расстилались красивые холмистые равнины, покрытые травой и сливающиеся на горизонте с прекрасными, расцвеченными множеством красок горами слева и с голубым Средиземным морем — справа. И вот лагерь был выбран по другую сторону города — в самом пыльном месте Африки, где каждый день ровно в полдень ураганный ветер поднимал тучи песка и пыли».