И Ваш скептицизм, Хан, неуместен здесь и сейчас. Вы чужой в этом храме.
Бредиус уходит. Хан смотрит ему вслед, потом обращается в зал.
(Хан) - Какая пафосная чушь!
Какая вычурная поза!
Он как в седалище заноза
ненужен, и искусству чужд.
Между мной и признаньем стоит
толпа этих фрачных бесов.
Их меркантильных интересов
корпоративный монолит.
Творцу указывает место хам.
Нет места справедливости в законе.
Их золотой телец на троне.
Бог умер, и торговцы влезли в храм.
О, сколько их: лжецов и фарисеев,
экспертов и фальшивых знатоков!
Из-за таких как эти, бедняком
всю жизнь прожил великий Ян Вермеер.
И умер нищим стариком Рембрандт,
покончили с собой Гоген, ван Гог...
И если бы я только мог,
то я б отправил эту клику в ад!
За их глубокомысленную муть,
за их велеречивый вздор -
живым творцам смертельный приговор.
А деньги?.. Деньги я могу вернуть.
Хан решительно направляется к толпе, но останавливается, услышав за спиной:
(Йо) - Господин ван Меегерен, постойте!
Хан оборачивается и замирает. Любовь с первого взгляда.
(Йо) - Господин ван Меегерен, я услышала Ваше высказывание об этом шедевре, увидела Вас, и решилась подойти. Мне стало любопытно.
(Хан) - Зовите меня просто Хан. А Вы?..
(Йо) - Йо. Йо Орлеманс. Я слежу за Вашим творчеством. Оно очень интересно. Как и Ваше особое мнение на фоне всеобщего восторга.
(Хан) - А что думаете Вы?
(Йо) - Я? Я думаю, что даже если картина подделка, то это не отменяет того факта, что это шедевр. Ведь сама по себе картина гениальна. А Вас, правда интересует моё мнение?
(Хан) - Нет. Мне просто хочется замереть в этом мгновении, как комар в янтаре. И слушать ваш голос. И любоваться Вами.
(Йо) - Вы... Вы очень необычны, Хан. Я люблю всё необычное.
(Хан) - Так может быть, Вы любите меня?
(Йо) - Может быть.
(Хан) - Как это узнать наверняка?
ВАЛЬС.
(Йо) - Уедемте с Вами в Париж!
(Хан) - Промолвила, кутаясь в шаль.
И в пепельность радужки искры истлели зрачков.
(Йо) - Уедемте с Вами в Париж
под стены Пале-Руаяль,
на древние камни взглянуть сквозь забрало очков.
Туда где уснул Командор
под сенью дерев Батиньоль,
и вдовствуя, тайно скорбит по нему Opera.
Где гол как вангоговский вздор,
Пьер-Жан покупал лак-фиоль,
на сдачу - чернила для жадного чрева пера.
Уедемте с Вами сейчас
туда, где аккордеонист
подлунно печалит возлюбленной имя - Эдит.
Где царствует юная Каас,
где старый шантер кантатрис
ест розовых устриц де Шампз Элизе в кредит.
Ах, ну же, везите мои
объятья к витринам Диор!
Там буду в шикарном сиреневом эмперлеабль.
А может на Лиль Сант-Луи,
звеня сталью кованых шпор,
пройдет, априори, навстречу седой коннетабль.
Уедемте с Вами в Париж...
На протяжении арии Йо декорации и антураж меняются. Подиум превращается в дорогу, ведущую вверх. Йо и Хан уходят в перспективу улицы на Монмартре. Вечер. Золотые фонари. Предполагается балетный номер вальс.
ЗАНАВЕС
Антракт.
АКТ II
Сцена 1. Договор с дьяволом.
1943 год. Ван Меегерен в кабинете своего дома в Амстердаме. Стол, с телефонным аппаратом, кресла, буфет, на стеллажах картины, книги, альбомы, папки. Картины на стенах. В углу кабинета высоко поднятый мольберт с накрытой плотной тканью картиной.
Звенит дверной колокольчик, с лестницы слышны уверенные шаги. Хан встаёт из-за стола, чтобы встретить посетителей. В кабинет входит офицер вермахта с портфелем, не останавливаясь, молча, проходит мимо Хана, обходит стол, взглядом профессионального телохранителя осматривает кабинет, заглядывает за портьеры. Хан недоуменно наблюдает за офицером, отворачивается от двери и пропускает появление главного гостя. В дверях появляется Герман Геринг.
(Герман адъютанту) - Бернд, прекратите Ваши бодигардские экзерсиции! (добродушно улыбается, обращаясь к Хану) - Добрый вечер господин ван Меегерен!
(фон Браухич, не прерывая своего занятия) - Слушаюсь, экселенц.
(Хан, удивлённо) - Господин рейхсмаршал!..
(Герман) - Прошу Вас, господин ван Меегерен, без чинов! Я пришёл к Вам, как частное лицо. Герман. Для Вас просто Герман.
(Хан) - В таком случае, и я прошу Вас звать меня Ханом.
Герман сбрасывает плащ на руки зашедшего ему за спину адъютанта.
(Герман) - Отвратительная сегодня погода! Брр... Это я Вам как лётчик говорю. И просто, как гость в мокром плаще.
(Хан) - Признаюсь, я удивлён, если не сказать больше. Мне сегодня звонили с Кайзерграхт по поводу моей просьбы об освобождении моей недвижимости от постоя. Обещали, что сегодня придёт чиновник, чтобы удостовериться... Но я никак не ожидал, что... сам рейхсканцлер...
(Герман, садясь в кресло) - Простите мне мою маленькую мистификацию, этот звонок подстроил я. Просто хотел быть уверенным, что застану Вас дома. Но, Хан, ведь мы же договорились! Для Вас я не рейхсканцлер. Я пришёл познакомиться с Вами, ведь Вы человек широко известный в узких кругах. Да, размещение наших солдат и офицеров находится в ведении рейхсканцелярии. Естественно, что Ваша просьба об освобождении Ваших владений от этой повинности, была переправлена нам. Мне же, причины, которые Вы изложили, показались совершенно обоснованными.
(Хан) - Да, я волнуюсь за сохранность моей коллекции картин. Нет, нет, не подумайте, что я боюсь нечестности со стороны офицеров вермахта. Но, присутствие большого количества людей может пагубно сказаться на температурном режиме, влажности, освещённости комнат...
(Герман) - Я отлично Вас понимаю! Я и сам ценитель живописи, и страстный коллекционер. А тут Ваша просьба, да и я оказался в Амстердаме по делам министерства. Так всё совпало! Имея такой отличный повод, я не смог отказать себе в удовольствии навестить Вас. И, наверное, помочь.
(Хан) - Герман, я был бы очень признателен, если...
(Герман) - Пустяки! Мы же с Вами люди, понимающие и ценящие искусство. И просто по определению обязаны помогать друг другу. Тем более что Ваша просьба касается культурных ценностей. Мы должны беречь и приумножать культуру нашего общеевропейского дома.
(Хан, осторожно) - Я слышал, что рейхсминистр народного просвещения и пропаганды господин Геббельс имеет иной взгляд на вопросы культуры.
(Герман, смеётся) - Вы о том, что старина Йозеф всякий раз хватается за пистолет при слове 'культура'?
(Хан) - Именно.
(Герман) - А он стреляет от-вра-ти-тельно! Не попадёт. Так что нам с Вами нечего бояться. (Смеются) А если серьёзно, то это, всего лишь, цитата из драмы Ганса Иоста. Йозеф был на премьере спектакля. Там эту фразу и подцепил, что и понятно, с его любовью к экспрессии и парадоксам. Так что с культурой в третьем рейхе всё не так ужасно.
(Хан) - За это стоит выпить. Коньяк? Кальвадос?
(Герман) - У меня сегодня ещё пара встреч, поэтому мне надо быть достаточно трезвым. А с коньяка я трезвею до полной узнаваемости. Так что кальвадос! Признаться, я замёрз в такси.
(Хан, вставая) - Вы брали такси?
(Герман) - Ну, я не могу гонять служебный автомобиль по личной надобности. Это плохой пример для товарищей по партии.
(Хан) - Вот как? Тогда я Вас оставлю на минуту.
Выходит.
(Герман, обращаясь к адъютанту) - Бернд, подайте мне его прошение и бланк постановления.
Фон Браухич достаёт из портфеля нужные бумаги, Геринг пересаживается из кресла к столу. Пишет. Входит Хан. В одной руке бутылка кальвадоса, в другой тарелка с сыром, ставит на стол.
