– Да вы что, с ума сошли? Это типичный произвол!

– Господин директор, – вмешался другой борец с наркотиками, пытаясь перекричать продолжавшую бесноваться собаку, – покажите, пожалуйста, содержимое, иначе мы будем вынуждены пригласить понятых. Вам это надо?

– Да пожалуйста, смотрите, – абсолютно уверенно начал выворачивать карманы Хрюндель, – только вам это так с… – тут он обалдело уставился на несколько маленьких пластиковых пакетов с белым порошком, а также с таблетками, которые он извлёк из карманов.

– Это ваше? – подняв брови вверх, спросил старлей.

– Нет, – побледнев, пролепетал Хрюндель, – не моё, – и лихорадочно принялся шарить по другим карманам. Когда он достал из внутреннего кармана несколько фотографий, где он был запечатлён с одной из своих учениц за весьма недвусмысленным занятием, живо напомнившим весельчака Билли Клинтона, то выпучил глаза и заорал: – Подбросили! Это провокация!

– Разберёмся, – веско сказал старлей, но продолжить не успел, так как его слова перекрыл мощный грохот со стороны школьного двора, куда выходили окна директорского кабинета. Хрюндель подбежал к окну, вскричал, всплеснул руками, а потом захрипел и, хватаясь за горло, стал медленно опускаться на пол.

– Врача, живо! – прокричал Грызин и подскочил к окну. Во дворе весело пылала ярким пламенем сказочно красивая машина…

Неожиданное появление пропавшего дяди подействовало на Марка успокаивающе. Наконец появился хоть один взрослый, который готов взять все неприятные заботы на себя. А дядя оказался вполне адекватным, хотя и очень мрачным и неразговорчивым. Во-первых, он встретился с нотариусом, во-вторых, начал решать вопросы в опекунском совете, в-третьих, от него исходило ощущение силы и уверенности, так нужное попавшим в беду детям, особенно полностью ушедшей в себя Юльке. Ведь за последнее время сестричка почти ничего не говорила Марку, только всё время плакала и молчала. Марку, несмотря на собственное шаткое душевное положение, до слёз было жаль сестру, да вот только помочь ей он ничем не мог. Поэтому дядя оказался очень кстати.

Тогда, у лицея, после неожиданного признания Константина, ребята растерялись, даже всегда уверенный в себе Оранж на время замолчал. А дядя спокойно достал из кармана паспорт и так же спокойно протянул его Марку. …Золотов Константин Тибериевич… год рождения… Всё сходилось. Дядя подождал, пока Марк, а затем Оранж внимательно ознакомятся с документом, а потом предложил Марку больше не валять дурака и проводить его домой, пообещав дома дать ответы на все возникшие вопросы. Марку ничего не оставалось, как принять это предложение, и он повёз дядю на метро к дедушкиному дому, пообещав Оранжу связаться с ним вечером.

По дороге они почти ничего не говорили друг другу, но Марк заметил, с каким любопытством Константин изучает развешанную повсюду рекламу, иногда бросая на Марка мимолётные взгляды. В эти моменты взор его теплел, а лицо приобретало доброе, даже сентиментальное выражение. При выходе из метро он расспросил Марка, чем они сейчас питаются, а узнав, что, в основном, их рацион состоял из фаст-фуда, бутербродов и кока-колы, скривился и предложил зайти в ближайший магазин. Там он набрал целую кучу разнообразных продуктов, под тяжестью которых Марк сгибался весь оставшийся до дома путь. Придя домой, дядя быстро вник в премудрости кухни и принялся готовить.

Через два часа, напрочь изголодавшийся Марк уже давился обильной слюной, выделяющейся мощным потоком под воздействием умопомрачительных запахов, доносившихся из кухни. Даже пришедшая недавно из школы Юлька, до этого дня проявлявшая к еде полнейшее равнодушие, несколько раз заходила на кухню и спрашивала у вновь приобретённого родственника, что и как он готовит, а напоследок даже взялась ему помогать. Ещё через полчаса Марка позвали кушать. Он, до этого лежавший на диване с задранными вверх ногами и абсолютно пустым, без всяких проблесков движения какой-либо мысли взглядом, не заставил себя долго упрашивать и мигом переместился на кухню. Как бы велики ни были неприятности, но молодость – это время, когда голод зачастую бывает сильнее душевных терзаний. Поэтому, откинув все проблемы, Марк отдал должное кулинарным изыскам дяди. И было чему: украинский борщ и греческий салат, нежнейший стейк и спагетти с морепродуктами, а ещё десерт – настоящий мафин, потрясающий сочетанием горячего ароматного теста и холодной начинки из мороженого…

Ели молча, и только когда Марк достал из холодильника бутылку «Крушовице», дядя, скривившись, спросил:

– Что ты ещё пьёшь, кроме пива?

Марк, не обращая внимания на дядину гримасу, ответил:

– Иногда коктейли, иногда виски… Водку не люблю, коньяк и вино не понимаю…

– Понятно… – дядя пожал плечами, покачал головой, но ничего не сказал.

Когда трапеза была закончена, а окружающий мир стал добрее и понятнее, Юлька принялась мыть посуду. Марк достал сигареты с намерением расспросить возникшего из неизвестности родственника о его дальнейших планах. Увидев сигарету в зубах Марка, дядя, вдруг, абсолютно незаметным и очень ловким движением выдернул сигарету из его рта, а пачку из рук, и, спрятав их в карман, спокойно сказал:

– Племянник, я попрошу тебя не курить в присутствии меня или твоей сестры. Со своей жизнью и своим здоровьем ты волен делать всё, что тебе заблагорассудится, но ты не имеешь права портить наши…

Марк, хотевший вспылить и послать дядю с его фантазиями куда подальше, поразмыслив, успокоился и ничего говорить и делать не стал. При этом он и сам не понял, что на него повлияло больше – дядины спокойные и разумные слова или отточенность и филигранность дядиных движений, за которыми сразу вдруг приоткрылась непростая сущность Константина.

– Хорошо, – вздохнув, сказал он, – не буду… Сигареты верните, пожалуйста.

Дядя отдал сигареты и, предвосхищая вопросы племянников, первым начал волнующий всех разговор:

– Ну что ж, я думаю, вам очень любопытно, откуда я взялся на вашу голову. Отвечу: я получил письмо вашего отца, видимо, написанное перед тем, как он решился на… то, на что решился… В этом письме, помимо всего прочего, он просил позаботиться о вас, видимо, предвидел, что дед долго не протянет. Как только я получил письмо, я поехал в Москву… Просто письмо очень долго не могло ко мне попасть… Кстати, не знаю, где Августу удалось найти мои координаты, я ведь всё время переезжал. Видимо, он давно не упускал меня из виду. В общем, как только я его получил, так сразу и выехал. Добираться было тоже долго… – Константин примолк, вздохнул и, побарабанив пальцами по столу, продолжил: – Уже здесь, приехав по тому адресу, который Август мне указал, я нашёл некоего человека. У него были все документы, оставшиеся от отца, в том числе и подробное описание, как можно вас найти. Ваш отец знал, что дом отберут… Теперь я буду вам помогать, даже если вы этого и не хотите.

Марк, терпеливо выслушавший неторопливое объяснение дяди, спросил:

– Простите, дядя Костя, вы ведь, кажется, с отцом не ладили?

– Когда-то ладил… А потом… Впрочем, давайте, наверное, не будем об этом говорить. То, что было между нами, никак вас не касается. Я ему давно всё простил, а у него самого мы уже спросить не сможем. Думаю, раз он мне послал письмо, то тоже не держал на меня зла… – лицо дяди Кости омрачилось, он прищурился, наверное, в очередной раз прокручивая в уме тревожившие его воспоминания.

– Папа хотел, чтобы вы его простили. Он сказал мне, что очень жалеет о том, как он поступил тогда, – вдруг подала голос Юля, до этого молча протиравшая посуду.

– Когда это он тебе сказал? – ревниво спросил Марк.

– Вчера, – Юля обернулась к родственникам и, заметив на их лицах одинаково встревоженное выражение, поспешила добавить: – Во сне. Он мне теперь часто снится. Иногда ничего не говорит, а вот вчера попросил передать эти слова вам, дядя Костя. Он знал, что вы сегодня приедете. Да не смотри ты на меня так, Марк, я не сошла с ума. Мне и самой тяжело его видеть во сне, он… он как будто живой… – тут Юля расплакалась, закрыв лицо руками.