Он осознал, что говорил, только когда почувствовал, как рука Джона накрыла его рот, заглушив звук. Ладонь Джона была шершавой и теплой, и Шерлок вдавил в нее слова, и зубы, и язык с несдержанностью, которой он никогда не позволял себе, никогда бы не позволил себе, если бы был выбор.

–Джон, пожалуйста, пожалуйста, ты, этого… Ты должен… Этого так много, так много…

Не «слишком много», отметила какая-то часть его сознания, но затем и этой части не стало. Больше не было внутреннего наблюдателя, только его тело, выплескивающиеся из него беспомощные звуки и стоны, и рука Джона, останавливающая все это.

Давление на его рот был сильным. Пульс и кровяное давление Шерлока с каждым криком поднимались все выше, и такой же высокой была его потребность в кислороде. Это была та комбинация факторов, которая толкнула его, наконец, через край. Он забился в том, что должно было быть оргазмом, но им не было, закричал в ладонь Джона, и провалился во тьму.

+

Когда он пришел в себя, Джон осторожно вытягивал из него буж, но Шерлок был так измучен, настолько потерял самообладание к тому моменту, когда очнулся от этого, что горло сдавили рыдания, и повязка на глазах внезапно стала влажной, а глазам стало горячо и больно.

– Все в порядке, – прошептал Джон. – Ты в порядке.

Шерлок стиснул зубы, но слова вырвались помимо его воли:

– Пожалуйста, не надо больше. Хватит, Джон. Достаточно.

– Да. Достаточно.

Плага уже не было. Буж вышел свободно, и Шерлок вздрогнул и почувствовал, как его член напрягся, и, о боже, он не хотел этого. Не хотел прикосновений теплых и обнаженных ладоней Джона, как одной из них, мягко ласкающей его член, так и второй, разжавшей зажимы на сосках. Боль была на удивление интенсивной; достаточно острая, она выдернула его обратно к рациональности.

Должно быть, он издал какой-то звук. Джон сказал:

– Больнее, когда все закончилось, а?

Шерлок не ответил, отчасти из-за отвлекающей его ладони Джона, отчасти потому, что формулировка вопроса Джона заставила его задуматься о других вещах, про которые можно сказать так же. К примеру, о войне.

Джон продолжал, и обыкновенное, нормальное физическое удовольствие приносило столько же облегчения, сколько и боли. Его оргазм показался тусклым, как огонек свечи в сравнении со взрывом сверхновой, но он был уже настолько вымотан, что, когда все закончилось, он все равно весь дрожал.

Прошло немного времени. Он был далеко, когда Джон развязывал его, когда его тело свернулось клубком абсолютно без его участия, когда Джон укрывал его одеялом. Может быть, он спал. Может, просто вырубился снова.

Когда он очнулся, повязки на глазах не было. Он открыл глаза и внимательно оглядел комнату. Радикально изменились детали: Джон стоял в другом конце комнаты с наручниками, сомкнутыми вокруг одного из запястий, пистолет Джона и скальпель лежали в пустом лотке для инструментов. Джон увидел, что тот проснулся, и защелкнул другую половину наручников на радиаторе.

Шерлок поднял пистолет, поскольку тот явно предназначался для него. Он проверил обойму – она была полной. Он вставил один патрон.

Джон сел на пол и серьезно посмотрел на него.

– Ты выбрал чересчур сложный и потенциально болезненный способ убить себя, – сказал Шерлок.

Джон пожал плечами.

– На моем столе инструкции по уходу за собой. Проблем с ИМП быть не должно, все было стерильно, но, на всякий случай, там еще курс антибиотиков. Если они не нужны тебе сейчас, то, уверен, когда-нибудь потом они тебе понадобятся.

– А тебя не будет рядом, чтобы назначить их. Потому что прямо сейчас я должен выстрелить тебе в голову, так? Я могу придумать восемь способов спрятать твое тело так, чтобы его никогда не нашли.

Джон улыбнулся ему.

– Только восемь?

– Я ведь только проснулся.

Он взял скальпель в левую руку.

– А сначала я могу сделать тебе очень больно. И, возможно, могу делать это очень долго.

– Я знаю, – сказал Джон.

Шерлок сел и спустил ноги со стола. Он хотел пройтись, но его тело дало понять, что, даже если он встанет на ноги, долго он на них не продержится. Он остался в этом же положении, вцепившись в свое одеяло. Он изучал человека на другом конце комнаты. Его скучного, обыкновенного, совершенно удивительного Джона.

– Ты очень хорош, – сказал Шерлок. – Некоторые, вероятно, могли бы платить тебе за то, чтобы ты делал это с ними. – Он заметил, что полоска марли, которая закрывала его глаза, теперь аккуратно сложена и оставлена в стороне, как трофей. – Я не плакал с четырех лет, – сказал он. –Тогда это произошло потому, что я сломал руку.

Он думал, что получит в ответ улыбку, но Джон только опустил голову и провел свободной рукой по лицу. Шерлоку по-прежнему чего-то не хватало.

– Все в порядке. Ты планировал это несколько месяцев. Почти с того момента, как мы познакомились. Никогда не делал этого раньше, никому другому, только мне. Ясно как день, что ты был заинтересован мной все это время, я всегда это видел, и кто может винить тебя? Я привлекателен.

Наполовину это было абсолютной правдой, а наполовину – усилием, направленным на то, чтобы заставить Джона снова улыбнуться, что тот любезно сделал. Так значит, оно действительно было реальным, это чувство. Возможно, девяносто процентов всего, что Джон демонстрировал ему на протяжении последних шести месяцев, было реальным. Или даже девяносто пять. Шерлоку нужен был никотиновый пластырь. Или даже чашка чая.

Ну, он мог бы сделать чай. Джон ведь никуда не собирается.

Он слез со стола. Чайник располагался на низком подоконнике на другом конце комнаты. Ему пришлось цепляться за спинки стульев и за столы, но он сделал это. Он принес его к раковине, наполнил и воткнул штепсель в розетку.

– Какого черта ты делаешь? – крикнул Джон.

–Ты действительно думал, что я, ничего не выясняя, убью тебя? Нет. Ты меня знаешь. Ты, должно быть, убеждал себя, или же, напротив, достаточно долго готовил все это – очень аккуратно, антибиотики были последним штрихом, – но сейчас-то ты должен понять, каким ты был идиотом. Разве в прошлом месяце я не оставлял здесь упаковку никотиновых пластырей?

Джон вытаращился на него, лицо его вытянулось и побледнело, затем он отвернулся.

– Да, но я принес ее домой неделю назад. Тебя тогда не было дома.

Мышцы ног Шерлока выбрали именно этот момент, чтобы выдохнуться полностью. Он свалился на жесткий деревянный стул, стоявший у стола Джона. И поморщился. Несмотря на заботу и осторожность Джона, сидеть ему сейчас хотелось в последнюю очередь.

Джон молчал все то время, пока Шерлок приходил в себя и снова вставал на ноги, пока он искал чай в пакетиках и молоко и делал чай с четырьмя ложками сахара.

– Не для меня? – спросил Джон.

– Людям, насилующим социопатов, не следует ожидать от них чая, – рассеянно произнес Шерлок. Он заметил, как дернулось, а потом вспыхнуло лицо Джона. – О, прости. Я не должен был использовать это слово? Может быть, ты предпочитаешь слово любовник.

– Нет.

Это было отрицание всей ситуации. Джон закрыл глаза и отвернулся.

– Ты полагаешь, я не знаю, как это, когда хочешь чего-то и просто берешь это, потому что можешь взять? Я делаю так все время, Джон. А ты отчитываешь меня за это.

Джон подтянул колени к груди и уперся в них лбом. Его скованная рука распрямилась и упала назад, словно сломанное крыло.

Обычно Шерлок прилагал много усилий, чтобы не обидеть Джона. Людей было так легко задеть. Джон был более невосприимчивым к оскорблениям, чем большинство людей, но, живя с ним, Шерлок впервые в жизни понял, что бывает время, когда нужно просто держать рот на замке. Странно, что оказалось так легко ранить его целенаправленно, учитывая, что у него не было практики.

– Ты мог бы спросить. Я мог бы даже согласиться. Но я не думаю, что ты этого хотел. Обсуждение условий, стоп-слова и все эти скучные вещи. Ну как, хорошо повеселился?

Плечи Джона вздрогнули. Возможно, он плакал.