Это было правдой, хоть Шерлок никогда и не понимал причины. Джон позволял ему говорить часами на любую тему, и даже отводил ему разумную долю своего внимания.

– Ну а сейчас мне понравится, если ты заткнешься.

И Шерлок заткнулся, потому что Джон взял его член в руку и надавил чем-то — пластиковым, а не металлическим — на головку. Давление, ощущение чего-то почти жидкого, входящего в место, предназначенное для работы исключительно на выход. Шерлок невольно поморщился, единственным словом, приходившим в голову, было фу, и он не собирался произносить это вслух.

– Смазка, – пояснил Джон.

– Я смотрел видео такого рода в сети, – выпалил Шерлок. Это заставило Джона остановиться, что и было целью, – никто не заморачивается со всей этой подготовкой.

– Тогда они должны быть осторожнее, и они заслуживают каждую полученную ИМП.

Холодная, скользкая сталь коснулась кончика его члена, и Шерлок внезапно осознал, что странное ощущение внутри его живота действительно может быть страхом. Закругленный кончик инструмента покружил вокруг, затем едва скользнул внутрь.

– Не надо, – сказал Шерлок. Он не хотел этого говорить, но слова возникли сами по себе, громкие и неожиданные, словно речь была автоматической функцией тела, как стук его сердца.

– Тебе больно? – спросил Джон.

Шерлок покачал головой, потому что если бы он открыл рот, он бы сказал: «Нет, не надо, пожалуйста, хватит, прекрати». Фраза уже вертелась на языке. Но он не собирался произносить ее. Не сейчас, когда ни к чему хорошему это не приведет.

– Тогда продолжим. Возможно, ты почувствуешь, что тебе надо помочиться, возможно – будто хочешь кончить, но, опять же, боли быть не должно.

Это был голос Джона-доктора, спокойный и уверенный, и Шерлок заставил себя сосредоточиться на этом. Потому что единственное, на чем еще он мог сосредоточиться, — паника, спиралью сжимавшая его грудь, пока Джон вворачивал буж в его член. Это было совсем не больно, но настолько неправильно, что Шерлок не знал, как это воспринимать; и чем глубже проникал Джон, тем сильнее это ощущение становилось.

Пальцы на ногах поджимались, и он не мог удержать себя на месте, пока Джон не прикрикнул на него, чтобы тот лежал спокойно. «Лежать спокойно» почти выходило за пределы его возможностей. Ощущение бужа внутри обжигало – не болью, а чем-то вроде отдаленного возбуждения, но даже без эрекции; буж касался его и двигался внутри, и так до тех пор, пока «лежать спокойно» и «держать рот закрытым» не стали взаимоисключающими понятиями.

– Чёрт, – вырвалось у него, и это было таким облегчением, что он немедленно повторил, – чёрт, Джон, какого, не надо, я не хочу, что это, прошу…

Джон медленно повернул буж — четверть оборота, может меньше; Шерлок откинул назад голову и тяжело задышал.

– Думаю, можем взять размер побольше, – сказал Джон. – Держись. Наружу он обычно идет лучше, чем внутрь, таким, во всяком случае, был мой опыт.

Какая-то часть мозга Шерлока говорила: он сначала испытал это (всё это?) на себе. Остальная была занята беззвучным криком, в то время как Джон поворачивал буж, постепенно вытаскивая его. Можно было сказать, что стало лучше, но сказать, что стало хуже можно было с тем же успехом. Буж поглаживал его член изнутри, и это было похоже на затянутое окончание оргазма, когда член еще слишком чувствителен, и пик наслаждения уже прошел, но ты все еще нуждаешься в большем. К тому времени, как Джон полностью вынул буж, Шерлок чувствовал испарину на шее и на лбу.

Не было ни паузы, ни передышки, а лишь ещё один, более крупный стальной стержень, толкнувшийся, вошедший и медленно заскользивший внутрь, словно живой. В добавление ко всему прочему, на этот раз было ощущение, что его растягивают, что в него проникают, раскрывают и трахают в месте, которого ничто не должно даже касаться.

Джон тронул кончик бужа и надавил на него. Он погрузился в Шерлока и поднялся обратно. Джон опять втолкнул буж внутрь, в буквальном смысле трахая им Шерлока, так медленно и осторожно, что Шерлок подумал, что может сойти с ума.

Девятый или десятый осторожный толчок сломил его.

– Прекрати, я не могу больше, – выдавил он.

Джон даже не ответил ему, пока не повторил движение ещё десять раз.

– Ты это говорил и раньше, но ты можешь. И будешь. Кстати говоря, помнишь тот вибратор, который был у тебя в заднице ? Я могу продолжить делать то, что делаю сейчас в течение, ну, скажем, десяти минут, или я могу приложить вибратор к кончику бужа на шестьдесят секунд. Позволяю тебе выбрать.

Это было изобретательно. Коварно, потому что ожидание сработает против него, независимо от его выбора. Находчиво, потому что бросало вызов его уму так же, как и телу.

– Десять секунд на то, чтобы определиться, – сказал Джон.

Здесь не было меньшего из двух зол. Это были равные варианты, которые с равной возможностью свели бы его с ума. Можно пойти и на новое испытание.

– Вибратор, – его голос был хриплым, горло болело. Шерлок неожиданно задумался — дошел бы Джон до того, чтобы трахнуть его горло, если Джон вообще планировал прикасаться к нему чем-то, кроме своих докторских рук и всех этих инструментов, позволяющих держать дистанцию.

– Хорошо. Считай вслух.

Шерлок услышал щелчок и жужжание, почувствовал, как колеблется воздух от приближающегося вибратора. Когда он коснулся кончика бужа, прошло не меньше десяти минут, прежде чем Шерлок вспомнил, как управлять своим голосом, не говоря уже о том, как считать.

Он ощущал это по всей длине своего члена, снаружи и глубоко внутри. Та самая точка внутри него горела жестоким, неистовым наслаждением, которого не было, когда вибратор был у него в заднице. Шерлок громко застонал и почувствовал, как выгибается его тело.

– Одиннадцать, – прохрипел он.

– Сначала. Всё вслух.

Шерлок вздрогнул и возобновил счет. На двадцатой секунде Джон переключил вибратор на следующий уровень мощности, и Шерлок сбился со счета и на мгновенье забыл обо всем мире, потому что всё сузилось до неправдоподобной, неестественной интенсивности.

Жужжание прекратилось, и он, постепенно приходя в себя, обнаружил, что Джон рукой удерживает его бедра, не позволяя приподняться.

– Ты должен лежать смирно, – сказал Джон, – слишком велик риск повреждения тканей когда ты так мечешься.

– Я не могу, Джон, не могу, прости… – Боже, зачем он извиняется? Он не был виноват; ясно, что это вина Джона, но непроизвольная речь у Шерлока, похоже, перешла в статус-кво. Может, это было не так уж и плохо, потому что Джон успокаивал его, говорил ему, что всё хорошо, и это утешало гораздо больше, чем должно было бы.

Одновременно Джон закрепил поверх его бёдер широкий, тяжелый ремень.

Хорошо подготовился, подумал Шерлок. А затем Джон опять включил вибратор, и каждая мысль в голове Шерлока превратилась в белый шум. Сквозь гул Шерлок слышал, как Джон считает за него. Шерлок знал, что благодарность, которую он чувствовал за это, была совершенно нелепой. И всё же он её чувствовал.

– Шестьдесят, – сказал Джон, и всё прекратилось.

Шерлок упал на спину, и только тогда осознал, как сильно врезался в бедра ремень. Завтра там будет синяк, сплошной фиолетово-синий пояс. Он все еще лежал и дрожал.

Джон прикоснулся к ремню в том месте, где тот впился в кожу.

– Я должен был обернуть его тканью, – сказал он. – Прости.

Шерлок начал смеяться. Это был довольно жуткий смех, подумал он. Хриплый и почти истерический. Это потрясло его сильнее, чем то, что он не мог унять дрожь.

–Все в порядке, – пробормотал Джон. – Все в порядке.

Он стянул перчатку, по крайней мере, с одной руки, погладил щеку и шею Шерлока и запустил пальцы в его волосы.

Смех иссяк так же внезапно, как и появился.

–Я хочу видеть тебя, – сказал Шерлок.

–Нет. Мы продолжим.

Ремень был ослаблен, должным образом обернут тканью, а Шерлок пытался остаться неподвижным, не двигать даже мышцей, в то время как его разум, наконец, заработал. Зажимы все еще оттягивали его соски, вызывая боль, или даже что-то острее боли; и буж по-прежнему касался его слишком глубоко, но это можно было терпеть. Что бы Джон ни запланировал дальше, терпеть это будет невозможно. Будет что-то похуже вибратора, если судить по тому, как все происходило до сих пор.