— Ваш фейерверк произвел на берберов потрясающее впечатление. Признаться, я сам любовался вами, когда вы стояли на костре — в этой шумихе бенгальских огней и громе петард. Берберы теперь не сомневаются в том, что вы действительно великий волшебник. Но скажите, пожалуйста, как вы разделались с этим марабутом, который хотел вас застрелить? Мне это кажется непостижимым…

Гудэн вынул изо рта сигару и усмехнулся.

— Да, это был опасный момент… Но я к нему подготовился. Я влил в формочку для пуль немного расплавленного воска, смешанного с сажей, так что он имел цвет свинца, и подержал его в формочке, пока он не застыл, — и у меня получилась пуля, по внешнему виду не отличимая от настоящей. Затем я сделал точно такую же вторую пулю и наполнил ее кровью из своего пальца. Дальнейшая процедура требовала большой ловкости рук, — заряжая пистолеты, я на глазах зрителей подменил пули, и тот пистолет, из которого стрелял марабут, оказался заряженным пустой восковой пулей, а тот, из которого стрелял я, был заряжен пулей с моей кровью.

— Это очень ловко! — восторгался Треву. — Вы по праву заслужили название великого волшебника!.. Но что вы сделали с этим несчастным Геркулесом, который не мог поднять ваш маленький сундучок? Бедняга совсем обалдел и куда-то бесследно исчез, — после такого позора он боится показаться на глаза своим соплеменникам.

— Ну, это несложно… Там под ящиком был помещен сильный электромагнит. Этот механизм находился в распоряжении моего лаборанта, мсье Тибо, который, кстати сказать, очень ученый человек. Он, между прочим, прекрасно знает арабский и другие туземные языки. Благодаря его помощи, я так удачно провел номер с чтением корана. Вы помните, что перед началом этого номера я надел на голову чалму?.. Под этой чалмой около уха у меня оказалась телефонная трубка. Два провода шли под одеждой и оканчивались тонкими металлическими пластинками на подошвах ботинок. А на полу сцены в щелях было заранее уложено несколько пар проволок, шедших в пристройку, где помещался Тибо. Эти проволоки оканчивались микрофоном с элементом. Таким образом, когда я, расхаживая по сцене, прикасался подошвой к проводам, получалась замкнутая телефонная сеть. Перед микрофоном сидел Тибо, а на столе перед ним лежало несколько экземпляров корана, в которых поля были обрезаны лестницей, так что вся нумерация страниц была перед глазами, и любое место в книге можно было открыть очень быстро. Тибо хорошо слышал все, что делалось за деревянной стеной, и, когда выкрикивали страницы и строчки корана, он сейчас же находил указанное место и, прочитав, говорил в микрофон. На все это требовалось несколько секунд, во время которых я как будто бы вспоминал то, что написано в коране.

_{Схема фокуса: «чтение корана». А — зрительный зал. Б — сцена. В — секретная комната. 1 — фокусник, 2 — его помощник, 3 — провода, 4 — микрофон у помощника. 5 —коран. 6—медные пластинки (контакт), 7 — телефон　у фокусника, 8 — стена. 9 — пол.}

Треву засмеялся.

— А ваша собака… Где она научилась арабскому языку?

— Ну, я думаю, вы догадались, что она сидела на граммофонном ящике. Она так выдрессирована, что раскрывает пасть, когда я сделаю ей знак. А пусковой механизм граммофона, связанный с небольшим электромагнитом, приводится в действие нажатием кнопки.

— А как вы умывались расплавленным оловом? — допытывался Треву.

— Этот тигель — с двойным дном, и олово проваливается вниз, а из скрытых щелей тигеля выливается ртуть, дающая полную иллюзию расплавленного олова.

— А факел?

— Факел пропитан эфиром. На один момент его совершенно безопасно можно взять в рот, — влага рта предохраняет от болевого воздействия. Пламя же, выходящее изо рта, объясняется горением паров эфира, горит оно очень недолго и потому не приносит вреда. Но, конечно, для всех этих фокусов нужна тренировка.

— А как вы зажгли воду?

— Я незаметно налил на ладонь немного эфира. Когда же Тибо налил мне воды, эфир всплыл наверх, так как он легче воды, — и, когда его зажгли, получилась иллюзия горящей воды.

— Ну, а как вы не обожглись кипятком?

— Кипятка вовсе не было. Когда вода была поставлена на огонь, я бросил в нее щепотку соды с виннокаменной кислотой… Отсюда эти пузырьки воздуха, шипение и пары, которые создали иллюзию кипящей воды. А раскаленная железная палка, которую я брал в руки, была вовсе не железная… Это — стеклянная трубка, выкрашенная под цвет железа, внутри ее находятся электрические лампочки, как в карманном фонарике.

— Еще один вопрос, — сказал Треву— и мое любопытство будет удовлетворено до конца.

— Вас интересует фокус с яйцом?

— Да.

— Это кропотливая процедура… Моя кастрюля — с двойным дном. На нижнее дно проваливаются все разбитые яйца. На один момент, если вы заметили, я прикрыл кастрюлю покрывалом и в этот момент вынул из-под стола уже готовое гигантское яйцо и положил его в кастрюлю.

— А как же вы сделали это яйцо?

— Я взял бычачий пузырь, наполнил его одними желтками и, туго завязавши отверстие, опустил в кипяток, затем осторожно разрезал пузырь и вынул круто сваренный желток. Потом я взял крепкую шелковую нить, привязал ее к толстой булавке и эту булавку загнал внутрь желтка. И, наконец, я взял еще один бычачий пузырь по размеру больше первого, вылил туда белки, осторожно опустил туда сваренный желток, подвесив его так, чтобы он был как раз посередине этого пузыря, и снова опустил в кипяток.

— Да, вы — великий волшебник! — воскликнул восхищенный Треву.

- Я отдал всю свою жизнь искусству фокусов, — самодовольно ответил Гудэн…

ОХОТИЧЬИ РАССКАЗЫ

Гуси Василия Серьги

Рассказ С. Бакланова

I.

Там, где Кубанская степь зелеными, бархатными берегами упирается я Азовские лиманы, там, точно пушистая щетина, колышется камыш. Стеной опоясал он зеркало вод, стоит неприступной крепостью. Скоси его, сожги его — опять он встанет: выпрет из илистого дна, опять будет колыхаться пушистой щетиной.

Камыш… Приют, излюбленный водяной пернатой ратью, милое убежище для всевозможных представителей гусиных, утиных и прочих пород.

Казачата прилиманных станиц — большие безобразники. Идут они по весне с корзинками — извольте-ка радоваться! — гусиные и утиные яйца собирать. Довольны бывают эти истребители птичьего потомства, если им удастся нагрузить корзины доверху; много в станицах любителей «дикой яичницы» и среди взрослых казаков.

Случилось заехать под конец августа в станицу Гривенскую — она в десяти километрах от лимана — одному москвичу. Наслышан он был, что около Гривенской прекрасная охота, и потому захватил ружье и собаку. Приехал, стал расспрашивать местных жителей, — и только от одних рассказов у москвича волосы зашевелились на голове. Пошел он, чуть свет, к лиману. В низине, шагах в пятистах, собака наткнулась на выводок бекасов, затем на другой. Пошла потеха— начал москвич палить так, что пробудившиеся гривенцы забеспокоились:

— Не от бандитов ли, случаем, за станицей отстреливается человек?..

Милиции дали знать, побежали на помощь. Подбегают — бандитов не видно. Спрашивают москвича:

— С кем ты воюешь, голубок?

Увлекшийся охотник свирепо вскинулся на казаков:

— Ни с кем не воюю! Бекасов^[55]) тут пропасть, — как же не стрелять!

— Это каких же бекасов? — задают гривенцы удивленный вопрос.