Все её тайные надежды раскололись в одночасье, сердце захлестнула горькая правда, им никогда не быть вместе, то есть, не быть мужем и женой.

Как же она была слепа, всё искала причины в Марке, в его нерешительности порвать с семьёй, с которой он давно уже потерял единое целое, но он же глубоко прав, разве в её доме он обретёт его.

Конечно же, нет.

Сёмка никогда не примет в свою душу Марка, ни за какие коврижки, надо знать её мальчика, который может отступить, но никогда не поступиться своими принципами.

Вот, и остаётся ей опять делать выбор, и как сказал Марк, именно ей надо решать, как дальше будут развиваться их отношения, ведь мужчина отдал ей на откуп их будущее.

— Марик, а пойдём и впрямь потанцуем, а то от этих разговоров и коньяка я скоро на ногах не смогу стоять.

Марк налил им ещё по рюмочке, подозвал официанта, заказал ещё один графинчик и только после этого взглянул в глаза женщины.

— Фросик, милый мой Фросик, в твоей компании я чувствую себя всегда счастливым, а ты вот и не сможешь даже отгадать почему.

— Так почему?

— В тебе столько притягательно женского, начиная от волшебных сапфировых глаз, продолжая каждой черточкой лица и вот этой голубой ленточкой, которая всегда придаёт твоей причёске девичью свежесть, и непостижимую привлекательность, мне всегда хочется зарыться в шёлк твоих волос и дышать тобой и с тобой одним воздухом.

Ты же, не смотря на пышность твоих форм грациозная, гибкая и элегантная.

Будь моя воля, я бы не этих селёдок брал для демонстрации мод, а такую женщину, как ты, на тебе всё смотрится эффектно, и, неважно, ты в бюстгальтере и трусиках или в шубе, сапогах и песцовой шапке.

Не надо, не перебивай меня, это же не мужской бред, когда горишь страстным желанием, четыре года нашего тесного общения мне позволяют дать полную оценку твоему телу, душе и характеру.

Вот последнее у тебя не сахар, бываешь прямолинейной, принципиальной, порою даже жёсткой, я бы сказал в твоих этих чертах больше мужского, но нет, ты женщина от макушки до пальчиков ног — нежная, сентиментальная, верная и я точно знаю, страстная.

Вот, за последнее твоё качество давай и выпьем, а потом пойдём танцевать, потому что я опять страстно желаю прильнуть к твоему телу и поцеловать тебя за ушком.

Фрося пила обжигающий горло коньяк и он словно не пройдя к ней во внутрь, вдруг побежал по щекам, она с любовью смотрела на Марка, который всё больше и больше скрывался в тумане слёз и алкоголя.

Марк обошёл столик, промокнул салфеткой её щёки и глаза, поднял за плечи на ноги и повёл в круг танцующих.

Они плотно прижались друг к другу, отдаваясь на волю спокойной мелодии и Марк, как и обещал, целовал её в шею, шепча ласковые слова.

То ли от ласковых слов мужчины, то ли от выпитого, то ли от того и другого, но земля буквально уходила из-под ног Фроси.

— Маричек, давай вернёмся за столик, а иначе я оконфужусь, у меня ужасно кружится голова.

Они быстро вернулись на свои места, Марк подозвал официанта и заказал крепкий чай для женщины, а для себя кофе.

Фрося по-прежнему пила только в основном чай, никак она не могла привыкнуть к кофе, хотя любила ароматный запах напитка предпочитаемого уже многими людьми в её окружении.

Марк больше не предлагал Фросе выпить, хотя сам пока подали кофе и чай, опрокинул в себя несколько рюмок почти не закусывая.

— Маричек, ты стал много пить и выглядишь неважно.

Ты не расстраивайся за меня, я не буду на тебя давить, я согласна оставить всё, как оно есть, ты от меня больше никогда не услышишь ни одного словечка упрёка, только, пожалуйста, береги себя, ты мне так нужен.

Марк вылил остатки коньяка из графинчика в рюмку, посмотрел через неё на свет, глубоко вздохнул и выпил.

Он пододвинул к себе чашечку с кофе и стал запивать коньяк мелкими глотками.

— Фросенька, Фросенька, если бы дело было только в том, какими останутся у нас отношения, ведь я был уверен в твоём здравом рассудке и любви ко мне.

Мы не можем сегодня всё расставить по местам, как этого хочется нам, но за нас это сделает время, но, к сожалению, оно не только лечит, а оно ведёт к старости, а вот её я ужасно боюсь, даже больше, чем решётки.

— Марик, от твоих слов я могу сойти с ума, неужто действительно что-то страшное происходит вокруг тебя, может и мне надо чего-то поостеречься…

В ответ Марк пьяно засмеялся:

— Ну, что ты дорогая, ты только ползаешь по верхам моего архипелага, хотя если заметут меня, то и тебя в покое не оставят, потаскают изрядно, поэтому я и решил, как можно быстрей сорваться за бугор.

Фрося чувствовала по себе, что выпитый коньяк играл во всём теле и голове, и краешком сознания поняла, что этот разговор надо тут же прекратить и более того, покинуть ресторан, потому что Марк опьянел окончательно и уже не сдерживал голос, а сидящие за соседними столиками уже оборачивались в их сторону.

Ей, конечно, было очень интересно и важно, что раскроет в своих откровениях Марк, но придётся всё же это отложить на другой день.

Она подозвала официанта, рассчиталась с ним и попросила вызвать два такси к парадному входу в ресторан.

Глава 7

Проснувшись, Фрося прислушалась к себе.

Страшно болела голова, мутило, а мочевой пузырь готов был лопнуть.

Чуть приоткрыв глаза, она поймала в окне яркий апрельский луч солнца, ранним пробуждение это не назовёшь.

Она лежала под одеялом в бюстгальтере, трусах и даже колготки не сняла.

Попыталась вспомнить, когда и как попала домой, и к своему стыду осознала, что помнит только момент, когда Марк помогал ей забраться в такси.

Она села в постели и тысячи иголок впились в мозги, хотелось тут же рухнуть обратно на подушку, но естественное желание опорожнить мочевой пузырь, заставило сорвать колготки, делая на них страшные затяжки, но это в данный момент её совершенно не беспокоило.

Накинула халат и даже не обув домашних тапочек, устремилась в туалет.

После исправления естественной нужды, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась, вот, это морда, такого опьянения и похмелья она ещё никогда в жизни не ощущала.

Спазмы подступили к горлу, она быстро склонилась над унитазом и её вырвало.

Фрося прямо с крана напилась холодной воды и тошнота снова накатила, отнимая последние силы.

Её рвало уже горькой водой, она без сил стояла на коленях над унитазом, а позывы не проходили и не проходили.

Наконец-то отпустило, она поднялась с колен на дрожащие ноги, умыла лицо холодной водой и вернувшись в спальню, буквально упала на кровать, даже не сняв халата.

Фрося услышала, как в комнату к ней зашёл Сёмка.

Она поспешно спряталась под одеялом и, перевернувшись, взглянула на сына.

Он уже был в школьном костюме, стоял, облокотившись об притолоку, в руках держа кружку с чаем и бутерброд, в глазах его читалась неприкрытая жалость.

— Сынок, ну, что ты смотришь на меня, это же первый раз я так напилась..

— Мам, тебе плохо?

— Не то слово, легче было бы помереть.

— Мам, ты помнишь, как вчера, а точнее, сегодня ночью, ты заявилась домой?

— Прости сынок, но не помню, расскажи.

— У меня допоздна засиделись друзья.

Я познакомился с новым парнем, артистом театра Маяковского, но об этом потом и пошёл стелиться.

Хорошо ещё, что музыку вырубил.

Слышу, кто-то возится и возится в замке, думал уже воры, приготовился оказать достойный приём.

Резко открываю дверь, а ты просто падаешь ко мне в руки.

Хорошо, что за грушу зацепился рукой, а так бы вместе грохнулись на пол.

Кое-как дотащились до твоей спальни, ты и шлёпнулась на кровать, мгновенно отрубившись.

Прости мамуля, я тебя слегка раздел, накинул одеяло и пошёл спать.

— Ох, сынок, сынок, до чего дошла твоя мать, тебе, наверное, стыдно за меня…

— Ай, брось ты, это же первый раз я вижу тебя такой, а у других ребят, отцы и матери и не такое вытворяют.