— Марик, а что будет, когда ты уедешь от меня насовсем?

— Тогда будет легче и тебе и мне, мы будем знать, что наша встреча невозможна, а тут, набери номер и ты в моих объятьях, а нельзя.

Нельзя, нельзя…ты просто моя бывшая любовница, а то меня ещё могут выпустить, а тебя сгноят в лагере, как мою соучастницу в подпольном бизнесе.

— Да, не пугай ты меня так…

— Не пугаю, а предостерегаю от необдуманных поступков.

— Маричек, а ну их всех к чёрту, лучше скажи, сюда кто-нибудь может зайти?

— Уверен, что нет, а почему ты спрашиваешь?

— А потому…

И Фрося ухватилась за брючный ремень Марка, распустила его, расстегнула ширинку, и высвободила удальца, готового уже к подвигам.

Сама стремительно вскочила на ноги, сорвала колготки вместе с трусами и уселась, широко разведя ноги, на колени мужчины, погружая дрожащий ствол в распахнутое, сочащееся влагой желания, лоно.

После бурного соития, пусть и не в самых лучших условиях, но от этого, возможно, ещё темпераментней, изголодавшиеся по сексу партнёры, со смущением и смехом отпрянули друг от друга, увенчав оргазм затяжным нежным поцелуем.

Приведя себя и одежду в порядок, мужчина и женщина заняли свои прежние места:

— Маричек, я боялась, что этот хрупкий стул нас не выдержит и мы, как хряпнемся на пол.

— Я не думаю, что это остановило бы наши действия.

Фрося опёрлась подбородком на ладонь и внимательно вгляделась в лицо мужчины, на протяжении четырёх лет дарившего ей любовные наслаждения и другие радости жизни.

— Ты, наверное, думаешь, вот голодная кошка, тут такие события, такие неприятности, скорая разлука в воздухе витает, а она всё туда же, подавай ей близость и неважно в каких условиях…

Марк расхохотался:

— Вот, моя милая дурочка, да, именно, за такое твоё сумасшествие, я к тебе и приник всей душой и телом.

Ты же не высчитываешь варианты, не думаешь о выгоде, будущем и целесообразности, а кидаешься в любовь и в жизненные передряги, как в омут, одновременно отдавая и беря, и при этом, у тебя нет сомнений, что выплывешь.

— Марик, ты сейчас говоришь про секс или вообще, про меня?

Мужчина на секунду задумался и опять разразился хохотом.

— Фросенька, а ведь ты, действительно, в сексе такая же, как и в жизни.

Как я рад, что придумал нашу сегодняшнюю встречу.

Ты вывела меня из такого ступора, из такого мрачного состояния духа и такого чувства вины перед тобой…

Фрося резко перебила его:

— Да, отставь ты это чувство вины подальше.

Я, что с самого начала не знала на что иду, ты, что пудрил мне голову или обещал золотые горы?!

Хотя последнее я получала в полной мере, а за всё в жизни надо платить, а не только получать награды.

Ты, моя награда длинной в четыре года, а за неё мне придётся рассчитываться и я уже к этому готова.

Очень скоро мне придётся страдать, не имея никакой надежды на встречу с тобой, но это в будущем, так почему я должна лишать себя этих приятных моментов сейчас и заранее оплакивать свою горькую судьбу, на это у меня ещё будет предостаточно времени.

— Фросенька, а ты знаешь, я ехал на эту встречу с таким страхом, что застану тебя в полной прострации, подавленной и озлоблённой, а ты опять открылась мне в новом ракурсе.

У меня сейчас появилось предостаточно времени на мысли далёкие от бизнеса, наживы и прочей связанной с этим ерундой, и я много думаю о нас, о наших любовных отношениях и о нашем будущем вдалеке друг от друга.

Я в полной мере осознаю, что потеря тебя для меня будет невосполнима, я не буду сейчас бить себя в грудь кулаком, клясться в вечной любви и верности, но ты должна знать, что ты для меня самое светлое, из того, что до сих пор было в моей жизни.

— Маричек, на твои пламенные слова, мне в пору было бы ответить взаимностью, но я до этого всё уже сказала о своей любви к тебе.

Я никогда тебя не обманывала, ты знаешь, в моей жизни были ещё два мужчины, которые делали меня счастливой и сумасшедшей, но ты не хмурься, это было так давно и оба они уже ушли в мир иной.

— Фросенька, ты непостижима, ни одна женщина не признается другому мужчине о прежних высших наслаждениях, а ты это делаешь так естественно, что даже ревновать не получается.

— Ах, Марик, Марик, разве можно ревновать к воздуху, солнцу или дождю, а они уже стали для меня такими же независящими, как скоро будешь и ты.

Разница только в том, что ты всё же будешь, хоть и вдалеке, но существующим, а от этого мне вряд ли будет легче на душе, очень даже может быть, что ещё и больней.

Мужчина поднялся со стула, подошёл к женщине, поднял её голову и долго, долго смотрел в необыкновенные сапфировые глаза, а затем, нежно поцеловал в губы.

Глава 14

Марк плотно придвинул свой стул к Фросиному, взял в руки ладони любимой женщины и покрыл их поцелуями:

— Фросик, так не хотелось нарушать нашу любовную идиллию, но всё же придётся поговорить и о серьёзных делах.

Скажи, ты связывалась с подругой в Сибири, если она сейчас появится в Москве с чемоданами мехов и её повяжут, нам с тобой и ей крышка.

— Марик, я уже целый месяц не могу до неё дозвониться, ведь телефон находится только в магазине, где она работает, а с той дырой не так просто связаться.

Её дочь Лидочка переехала на свою новую квартиру и телефона у неё пока нет, хотя, конечно, я могу позвонить её свекрови.

Странно, конечно, но Аглайка раньше никогда так надолго не исчезала из моего поля зрения, ведь уже три месяца прошло, как она уехала из Москвы в Таёжный, а последний мне звонок от неё был на восьмое марта, что-то неспокойно становится на душе.

Ты не волнуйся, уже завтра я дозвонюсь или Наташке в Сосновск или у родственничков мужа Лиды узнаю её новый адрес и всё улажу.

Последние события меня буквально выбили из привычной колеи и я упустила твоё предупреждение или не придала ему большого значения, а в нашем положении этого позволять себе никак нельзя.

— Всё, Фросенька, проехали, я знаю, ты умничка, что на тебя можно положиться, это я сам виноват, что не заострил, как сегодня на этом твоё внимание.

И ещё, скажи, твои бабки надёжно упрятаны?

Хорошо было бы, если бы ты их раскидала по нескольким укромным местам, у ищеек нюх ещё тот.

— Вот, это озадачил, у меня всё лежит в одном месте и уже очень давно, ещё со времён жизни в Поставах.

— Фросенька, ты ведь не дура, а сейчас я тебя не узнаю, большей глупости и придумать нельзя.

Я ведь сейчас сразу догадался, что всё хранится в том старом кресле, что стоит в зале, как чирей на ровном месте.

Обэхаэсэсники сразу обратят внимание на не соответствие в мебели — югославский дорогущий гарнитур и рядом допотопное старое кресло.

Это ты мне можешь втюхивать про антиквариат, а они его по досточкам разберут, у них опыт сохранился ещё со времён революции.

— Да, Маричек, ты мне головной боли добавил, может что-то подскажешь.

— Нет, я не должен знать, где твои деньги и прочее, а вдруг у меня начнут, как ты выразилась, рвать ногти, а я же не железный, я всего лишь человек.

— Ладно, Маричек, буду думать, добавил ты мне забот, у меня сейчас такое чувство, что мне эти деньги было легче получить, чем теперь куда-то спрятать.

— Ничего, покумекаешь малость и решишь эту проблему, сама говорила, что не такие решала.

Так, время неумолимо, пора нам моя соблазнительница уже на сегодня расставаться.

— Уже, я на тебя даже не насмотрелась.

Давай, как-нибудь заберёмся на мою дачу и три дня не будем оттуда вылезать.

Я обцелую каждую твою клеточку тела, надышусь тобой на сто лет вперёд и тогда можешь уезжать.

— Милый Фросик, я тоже этого хочу, мне твоя идея нравится, но дай мне немного времени, чтобы вокруг меня немного улеглись события, мне самому эта ****ская ситуация осточертела до тошноты.

Фрося удивлённо смотрела на мужчину — никогда она ещё не слышала от него такой злобы в голосе и мата.