Думать о навыках как о мышцах не так просто – к этому нужно привыкнуть. В течение последних полутора веков мы считали, что талант обусловлен генами и окружающей обстановкой, то есть природой и воспитанием. Бытовало мнение, что гены кодируют талант, а окружающие условия помогают этому таланту развиться. И все невольно списывали успех, наблюдаемый в отдаленных «очагах талантов» вроде бразильских футбольных полей, на то, что там живут бедные люди, которые больше тренируются и сильнее жаждут преуспеть. (А ведь мир полон невероятно бедных людей, всеми силами стремящихся достичь успехов в футболе.) Но модель миелина показывает: бразильцы преуспевают не только потому, что больше тренируются, а потому, что больше тренируются определенным образом – углубленно. При ближайшем рассмотрении оказывается, что они вовсе не аутсайдеры. Подобно Давиду, они нашли верное оружие против Голиафа.

Наука о миелине только зарождается. Как несколько лет назад мне сказал один нейробиолог, ученые со всего мира, занимающиеся исследованиями миелина, вполне могли бы поместиться в один ресторан. Филдс выразился так: «О миелине мы знаем лишь два процента того, что нам известно о синапсах. Мы только начинаем его изучать».

Это не значит, что ученые, исследующие миелин, не осознают его важность или что новая модель не повлияла на их взгляды. (Когда мы с Филдсом играли в бильярд у него дома, он сказал, что «еще не миелинизировал должным образом нервные пути, отвечающие за эту игру».) Они стремятся убедительно доказать связь миелина с обучением и навыками человека.

Но это непросто. Идеальное исследование имело бы библейские масштабы. Нужно изучить все типы навыков во всех мыслимых условиях. Такой проект сравним с Ноевым ковчегом, и для его реализации потребовались бы по-настоящему одержимые люди, чтобы проделать огромную работу, опрашивая различных спортсменов, художников, певцов, шахматистов, физиков и т. д. Для ученых, изучающих сегодня миелин в чашках Петри, подобное кажется романтической и невыполнимой мечтой. Где взять такого маниакально энергичного человека, современного Ноя, чтобы выполнить подобный проект?

И здесь на сцену выходит Андерс Эрикссон. Он родился в 1947 году в северном пригороде Стокгольма. В детстве он восхищался известными путешественниками, такими как Свен Андерс Гедин, скандинавская версия Индианы Джонса. Гедин был замечательным человеком: талантливым лингвистом, археологом, палеонтологом, художником и географом, изучавшим Монголию, Тибет и Гималаи. Он постоянно рисковал жизнью и писал очень интересные книги. В своей маленькой спальне Эрикссон изучал труды Гедина и мечтал о собственных путешествиях и открытиях.

Однако с возрастом мечтать становилось все сложнее. Дальние страны были уже изучены, и белых пятен на карте не осталось. Кроме того, в отличие от Гедина Эрикссон не обладал особыми талантами. Неплохо разбираясь в математике, он был безнадежен в футболе, баскетболе, изучении языков, биологии и музыке. В пятнадцать лет Эрикссон обнаружил, что неплохо играет в шахматы, регулярно выигрывая у одноклассников. Казалось, он нашел себя, но эйфория продолжалась всего несколько недель. Затем один мальчик (худший игрок в группе) неожиданно вырвался вперед. Эрикссон был вне себя.

Кроме того, его терзало любопытство. Он рассказывал так: «Я много об этом думал. Что произошло? Как этот парень, которого я так легко обыгрывал, обошел меня? Я знал, что он ходит в шахматный клуб, но что произошло на самом деле? С тех пор я постепенно утратил интерес к великим свершениям; меня больше увлекло изучение экспертов в своем деле, чем идея стать одним из них».

В середине 1970-х годов Эрикссон изучал психологию в Королевском технологическом институте. Тогда эта наука переживала сложные времена, разрываясь между двумя школами: с одной стороны, Зигмунда Фрейда с его подсознательными побуждениями, с другой – Б. Ф. Скиннера и бихевиористов, приравнивающих человека к набору математических «вводов» и «выводов». Но ситуация менялась. В Англии и США зарождалось движение, названное когнитивной революцией. Согласно этой новой теории, сформулированной разнородной группой психологов, специалистов в области искусственного интеллекта и нейробиологов, мозг человека подобен компьютеру, появившемуся в ходе эволюции и работающему согласно определенным универсальным правилам. По капризу судьбы в это время Швеция переживала золотую эру в искусстве и спорте: никому до этого не известный Бьерн Борг выиграл Уимблдонский турнир, в кинематографе блистал Ингмар Бергман, в горнолыжном спорте доминировал Стенмарк Ингемар, а группа «АББА» покоряла эстрады мира. Перед Эрикссоном открылось совершенно неизведанное поле деятельности. Что собой представляет талант? Чем отличаются талантливые люди от всех остальных? Откуда приходит признание?

«Я искал область, которая дала бы мне свободу, – рассказывал Эрикссон. – Меня интересовало, как люди достигают успеха, а в то время подобные вопросы выходили за рамки традиционных исследований».

В 1976 году Эрикссон защитил диссертацию, посвященную использованию вербальных отчетов (рассказов людей о своем психическом состоянии) для изучения их успехов. Работа привлекла внимание психолога-экономиста Герберта Саймона, одного из пионеров когнитивной революции, который вскоре был удостоен Нобелевской премии по экономике за исследование процесса принятия решений. Саймон пригласил Эрикссона в Америку, и в 1977 году они уже работали вместе в Университете Карнеги – Меллон в Питтсбурге, изучая базовые аспекты решения проблем.

Характерно, что первым проектом Эрикссона стал один из самых сокровенных вопросов психологии: убеждение, что кратковременная память определяется врожденными параметрами. В знаменитой статье 1956 года под названием «Магическое число семь, плюс-минус два» (The Magical Number Seven, Plus or Minus Two) психолог Джордж Миллер сформулировал правило, согласно которому кратковременная память человека ограничена семью независимыми фактами (что объясняет, почему номера телефонов состоят из семи цифр). Это ограничение назвали «пропускной способностью канала» и полагали, что оно постоянно, подобно росту или размеру обуви.

Эрикссон начал проверять теорию Миллера самым простым способом: предложил добровольцам потренироваться, чтобы улучшить память. Им нужно было запомнить последовательности цифр, появившихся по одной в секунду. Научной общественности эксперимент Эрикссона казался эксцентричным, если не откровенно глупым, это было все равно что предложить людям потренироваться и увеличить размер своей ноги. Кратковременная память считалась неизменной. Семь цифр воспринимались абсолютным пределом, изменить который, как полагали, невозможно.

Когда один из добровольцев запомнил восемь цифр, научная общественность растерялась. Когда же второй доброволец запомнил более сотни цифр, показалось, будто миллеровскую семерку сменило чудо. Вот как вспоминает об этом Эрикссон: «Все были ошарашены. Никто не мог поверить, что четко установленного лимита больше не существует. Но это была правда».

Эрикссон показал ошибочность общепринятой модели кратковременной памяти. Память – не размер обуви, ее можно улучшить с помощью тренировки. И здесь Эрикссон увидел неизученную территорию, достойную Гедина. Если кратковременная память ничем не ограничена, то что ограничено? Ведь любой навык – это форма памяти. Когда горнолыжник съезжает с горы, его мышцы помнят последовательность действий. Виолончелист, исполняя музыкальное произведение, тоже использует память. Так, значит, и для них справедлив эффект тренировки?

«Традиционно считали, что мозг имеет структурные ограничения, но если люди с помощью тренировки изменяют механизмы, обусловливающие навыки, то все можно сделать иным. Мозг – это биологическая система, а не компьютер. Он создает себя сам», – утверждал Эрикссон.

Так началась его тридцатилетняя одиссея в царство таланта. Эрикссон изучал все аспекты навыков, исследовал медсестер, гимнастов, виолончелистов, игроков в дартс и скрэббл, машинисток и офицеров спецназа. Он не измерял у них количество миелина (поскольку был психологом, а не неврологом, и диффузионно-тензорную томографию тогда еще не изобрели). Вместо этого он изучал талант, оценивая практические результаты, то есть измерял скорость и качество исполнения действий.