– Ты принес деньги, которые мне задолжал?

– А я задолжал?

– Карты, – напомнил Диме. – Две недели назад. Ржавь, Уэйн, ты пьяный? Еще ведь даже не полдень!

– Я не пьяный, – шмыгнув носом, возразил Уэйн. – Я изучаю альтернативные формы трезвости. Сколько я тебе должен?

Диме помедлил:

– Двадцатку.

– Что ты говоришь… – проворчал Уэйн, роясь в кармане. – Отчетливо припоминаю, что брал взаймы пятерку. – Он достал банкноту. Это была пятидесятка.

Диме вскинул бровь:

– Видать, тебе от меня что-то нужно?

– Я должен попасть в университет.

– Ворота открыты, – сказал Диме.

– Нельзя мне через ворота. Меня знают в лицо.

Диме кивнул. В его мире такие проблемы возникали сплошь и рядом:

– Что я должен сделать?

Совсем скоро человек в шляпе и куртке Уэйна и с его дуэльными тростями попытался пройти через главные университетские ворота. Однако, завидев двух мужчин в черном, сорвался с места и бросился наутек – те, покинув пост, кинулись за ним в погоню.

Уэйн поправил очки, провожая их взглядом. Хулиган попытался прокрасться в университет – какой скандал! Сокрушенно покачав головой, Уэйн со стопкой книг в руках вошел в ворота; на шее у него был галстук-бабочка. Еще один охранник, который стоял в более укромном местечке и наблюдал за тем, как его напарники гоняются за Димсом, глянул на Уэйна лишь краем глаза.

Очки. Для умников они что-то вроде шляпы. Во внутреннем дворе Уэйн бросил книги, потом прошел мимо фонтана с леди, которая не была одета подобающим образом, – он там задержался самую малость – и направился к Пашадон-холлу, общежитию для девочек. Здание жутким образом напоминало тюрьму: трехэтажное, с маленькими окнами, целиком из камня, с железными решетками, которые словно говорили: «Держитесь подальше, мальчики, если вам дороги ваши причиндалы».

За дверью главного входа Уэйна поджидало второе из трех испытаний – встреча с Пашадонской Тираншей. Восседавшая за столом дама могла похвастать телосложением быка и соответствующим лицом. Даже волосы у нее были завиты на манер рогов. По слухам, она работала в университете с незапамятных времен. Должно быть, ее сюда завезли вместе с люстрами и диванами.

– Ты! – Тиранша угрожающе поднялась из-за стола.

– Здрасьте, – поприветствовал ее Уэйн.

– Как ты пробрался мимо охраны кампуса?!

– Бросил им мячик, – засовывая очки в карман, ответил Уэйн. – Большинство гончих обожают за чем-нибудь гоняться.

Тиранша начала с грохотом выбираться из-за стола. Она походила на океанский лайнер, пытавшийся втиснуться в один из городских каналов. На голове у нее красовалась миниатюрная шляпка – дань моде. Тиранша воображала себя частью элендельского высшего общества, и в каком-то смысле таковой и являлась. В том самом, в каком каменные плиты, из которых сделаны ступеньки губернаторского особняка, являлись частью правительства.

– Ты, – ткнув в Уэйна пальцем, словно пытаясь проткнуть его грудную клетку, продолжала она. – Кажется, я велела тебе не возвращаться.

– Кажется, я не обратил на вас внимания.

– Ты пьян? – Тиранша принюхалась.

– Нет, – буркнул Уэйн. – Будь я пьяным, вы бы не выглядели и вполовину такой уродливой.

– Поверить не могу, что ты такой наглый. – Она раздраженно фыркнула и отвернулась.

– Серьезно? Уверен, я уже бывал раньше таким наглым. Вообще-то, я таким бываю каждый месяц. Отчего поверить в то, что я на такое способен, совсем не трудно.

– Я тебя не впущу. И не надейся. Негодяй!

Уэйн вздохнул. Героям историй никогда не приходилось сталкиваться с одним и тем же чудовищем дважды. До чего несправедливо, что он вынужден одолевать этого монстра каждый месяц.

– Послушайте, я просто хочу проверить, как у нее дела.

– С ней все хорошо.

– Я деньги принес, – упорствовал Уэйн. – Чтобы ей отдать.

– Оставь тут. Девочка из-за тебя нервничает, злодей.

Уэйн шагнул вперед и тронул Тираншу за плечо:

– Я не хотел этого делать.

Она взглянула на него и… размяла кулаки.

«Вот тебе раз!»

Поспешно сунув руку в карман, Уэйн вытащил картонный прямоугольник:

– Один пригласительный на две персоны на званый ужин в пентхаусе леди Зобелл, где губернатор произнесет свою традиционную весеннюю речь о политике. Здесь не указаны имена. Любой, у кого есть такой пригласительный, сможет…

– У кого ты его украл?! – перебила Тиранша.

– Ох, умоляю! Мне его домой принесли.

И это была чистая правда. Пригласительный предназначался для Вакса и Стернс. Но они были достаточно важными шишками, чтобы им присылали приглашения без имен. Капризные типы вроде Вакса могли запросто отправить на вечеринку вместо себя какого-нибудь родственника или друга.

Тиранша не была ни родственницей, ни подругой, но Уэйн решил, что Вакс будет все равно рад, если ему не придется идти на этот проклятый прием. Кроме того, Уэйн оставил взамен очень симпатичный опавший лист. Прям не лист, а красавчик, ржавь его побери.

Тиранша колебалась. Уэйн помахал пригласительным у нее перед носом.

– Наверное… – проговорила она, – я смогу впустить тебя в последний раз. Хотя и не должна впускать в гостевую комнату мужчин, которые не являются родственниками.

– Я практически член семьи, – возразил Уэйн.

Странно, но здесь слишком сильно беспокоились по поводу того, чтобы девушки и парни существовали отдельно друг от друга. Столько умников вокруг, и ни один не понимает, чем парням и девушкам полагается заниматься вместе…

Тиранша позволила пройти в комнату для гостей и отправила свою помощницу за Ольриандрой. Уэйн уселся, но ноги продолжали беспокойно плясать. У него не осталось ни оружия, ни взяток, шляпу и ту отдал. Он был практически голым, но все-таки достиг последнего испытания.

Ольриандра вошла спустя несколько секунд. И не одна, а привела с собой подкрепление в виде еще двух юных леди примерно того же возраста – чуть меньше двадцати.

«Умная девочка», – поднимаясь им навстречу, с гордостью подумал Уэйн.

– Мадам Пенфор говорит, ты пьяный, – остановившись в дверном проеме, заявила Ольриандра.

Уэйн обратился к метапамяти и зачерпнул исцеление. В один миг его тело уничтожило все нечистое и излечило раны. Оно считало алкоголь ядом, и это доказывало, что нельзя всегда доверять собственному телу, но сегодня Уэйн не возражал. Оно также покончило с насморком, но тот должен был вскоре вернуться. Почему-то метапамять с трудом исцеляла от болезней.

Так или иначе, внезапная трезвость была подобна удару кирпичом в челюсть. Уэйн глубоко вздохнул и почувствовал себя еще более обнаженным, чем прежде.

– Просто мне нравится ее дурачить, – четко и внятно произнес Уэйн, и взгляд его сделался сосредоточенным.

Некоторое время Ольриандра напряженно его изучала, потом кивнула. В комнату она так не вошла.

– Я принес деньги за этот месяц.

Уэйн достал конверт и положил его на низкий столик со стеклянной столешницей. Выпрямился, переминаясь с ноги на ногу.

– Это правда он? – спросила одна из девушек Ольриандру. – Говорят, он ездит с Рассветным Стрелком. Тем, который из Дикоземья.

– Это он, – ответила Ольриандра, по-прежнему не сводя глаз с Уэйна. – Мне не нужны твои деньги.

– Твоя мама велела отдать их тебе.

– Это не нужно делать лично.

– Нужно, – чуть слышно возразил Уэйн.

Они стояли молча, никто не шевелился. Уэйн откашлялся:

– Как твоя учеба? С тобой здесь хорошо обращаются? Тебе что-нибудь нужно?

Ольриандра достала из сумочки большой медальон. Открыла, демонстрируя на удивление четкий эванотип[1] мужчины с залысинами и густыми усами. С удлиненным дружелюбным лицом и веселыми искорками в глазах.

Она каждый раз показывала Уэйну медальон с изображением отца.

– Скажи мне, что ты сделал, – потребовала Ольриандра.

Этот голос… Так могла бы говорить сама зима.

– Я не…

– Скажи!