– Мы идем в жилище богини, – сказал он. – Она, стоит думать, не так свирепа, как давешний наш гостеприимец. Там и крыло твое исправлю, а нет – отправишься на мой остров, всех слуг своих соберу, всю свою мудрость призову, а подниму тебя в небо. Но и ты мне сделай милость, добрая госпожа: долго живу и долго жить буду, три дочери у меня есть – и ни одного сына. Как вернемся – будь мне супругой, а там и твой сын моим станет.
Чудовище внимательно смотрело на него из-под крыла, и, хотя было, по всему видать, бессловесно, старик знал, что змеиха его понимает.
– Только долг у него ко мне есть, пока не вернет – ни отцом ему не буду, ни другом. Ну да ты не бойся: я не злодей какой, и сынок твой непутевый сохранит голову на плечах.
Змеиху, казалось, вовсе не занимала судьба непутевого сынка. Взгляд ее сделался бессмысленным, тяжелые веки дрогнули раз-другой и сомкнулись под тяжестью сна, как будто маковое молоко и вправду заставило ее уснуть навечно.
Она поднялась к закату, и они шли день и за ним следующую ночь, пока на утренней заре жилище богини не явилось их глазам. То был просторный двор с низким длинным строением, похожим на лабиринт. Сложенные из серого булыжника стены уходили вдаль и терялись на границе земли и неба. Трудно было сказать, где кончается бесконечная громада камня. Строение было так длинно и извилисто, что напомнило старику его зловещего знакомца, презираемого небом.
Но самым тревожным знаком было не подобное лабиринту сооружение, а рои мух, что вились над телами, устилавшими двор. Частокол из грубо обтесанных бревен окружал входной проем. На некоторых из них насажены были человеческие головы. По чьей-то жестокой прихоти глаза их были вырезаны из глазниц и вставлены в ноздри. Даже удивленный увиденным старик не мог не признать, что это выглядело забавно. Узкая тропка вела к дому божества, по обеим сторонам ее лежали тела, некогда принадлежавшие обладателям голов на кольях. У каждого разворочены были грудь и живот, и от обилия мух, копошащихся в ранах, самих ран почти не было видно.
– Я слышал, богиня, что обитает здесь, редкой доброты и душевности создание, – пробормотал старик. – Врали, должно быть, слухи.
Змеиха предсказуемо молчала. Казалось, свалка тел и окружающий смрад вовсе не тревожили ее. Некоторое время старик раздумывал, стоит ли входить в столь негостеприимный дом. В конце концов, он решил, что не будет большой беды от потворства своей любознательности. Махнув змеихе, чтобы шла за ним, старик ступил на узкую тропку и направился к дому.
Ни дверей, ни ворот, ни занавеси, никакой заслонки не было у входа. Коридор, в котором старик оказался, был таким же узким, как и дорога, ведущая к нему, и, хотя человек мог пройти здесь свободно, змеиха отирала боками стены. Свет, лившийся через входной проем, становился все тусклее, пока, наконец, не превратился в белую точку на границе зрения и слепоты, и старик зажег на конце посоха огонек. В его слабом свете тени идущих вытянулись, и очертания их сделались уродливы.
Узкий тоннель закончился неожиданно, когда казалось, что впереди еще много верст однообразной дороги. Они оказались в круглом широком зале, потолок его смыкался куполом над головами и терялся во тьме. Глядя на строение снаружи, трудно было представить, что в нем может существовать настолько огромное помещение. Либо то были чары, либо зал находился под землей.
Просторный покой был пуст и являл собой словно бы гигантскую арену, где без особых неудобств могли бы сойтись две скалы. Впрочем, пустота зала была обманчива: вдоль всей окружности тянулись ряды сосудов из камня и глины – больших, размером с человека, и крохотных, могущих уместиться на ладони. Старику любопытно было взглянуть, что хранится в них, но, памятуя о почтительности в чужом жилище, он унимал свою любознательность. Так они и миновали бы зал, если бы змеиха, неловко вывалившись из коридора, не смела хвостом один из сосудов размером с небольшого волка. Глиняный бок раскололся, и содержимое рассыпалось по полу.
В сосуде были зубы. Бесчисленное множество клыков, резцов, бивней и похожих на пластины зубов гигантских травоядных, жала ядовитых змей – все выбеленные солнцем или пожелтевшие от времени. Уж не хранит ли богиня в другом сосуде хребты, а в третьем – черепа?
– Видно, здесь кладовая хозяйки, – сказал старик змеихе. – Ох и запаслива госпожа богиня. Идем дальше, поищем ее саму.
Им пришлось обойти почти весь зал прежде, чем они заметили вход в новый коридор. У входа лежал странный предмет, сверкающий, будто золотой слиток. Старик склонился и поднял находку. К его изумлению, то оказался вовсе не слиток. Старик держал в руках окровавленный кусок плоти, покрытый золотой чешуей, все еще сверкающей в неверном свете огонька на конце посоха. Повертев нежданный подарок, старик принял его за кончик ящериного хвоста, сорванный или скушенный чьими-то острыми зубами. Кровь давно засохла и почернела, очевидно, хозяин хвоста расстался с его куском уже давно. Старик понадеялся, что незадачливый путник, искавший здесь укрытия, и был его ящер. Хотя тварей с золотой чешуей несчетно жило в подлунном мире, соленый сок вербной ветки оставил здесь едва заметный след. Может статься, ящер миновал дом богини и полетел дальше на восток, но не выяснить этого у хозяйки жилища старик не мог.
Кусок хвоста он забрал с собой, и они со змеихой миновали еще один коридор прежде, чем выйти в полупустое, скромных размеров помещение. Здесь свет лился, казалось, из самых стен, и старик погасил огонь в навершии посоха. Помещение было пусто. Гранитный выступ образовывал у южной стены нечто вроде грубой скамьи. За скамьей открывался проход в новый зал.
Оглядев покой и не обнаружив ничего занимательного, старик и змеиха ступили в смежное помещение.
Она была там. Гранитный постамент образовывал незамкнутую окружность, пустую внутри, чем-то напоминающую подкову. На этой окружности, широко расставив ноги, сидела на коленях богиня. Полностью обнаженная, она состояла наполовину из белого мрамора, наполовину – из красного, из каждого плеча ее выходило по три руки, необыкновенной красоты лицо, казалось, было выточено лучшим из земных ваятелей.
Старик слышал, что богиня состоит вся из серого булыжника, и был весьма удивлен, увидев белую и красную ее половины. Впрочем, обманутое ожидание нисколько не смутило его. Поклонившись в пояс, старик произнес учтиво:
– Долгих лет тебе и твоему дому, добрая госпожа. Я пришел издалека, ибо много слышал о тебе и твоем милосердии. Я отдарюсь чем пожелаешь, если окажешь мне милость. Со мной идет увечная змеиха, что спаслась от лесного бога: в ее правом крыле не осталось ни одной целой кости. Я слышал, ты никому не отказываешь в приюте и исцелении, не откажи и мне, скромному просителю из дальней земли.
Только произнес – поднялись каменные веки, и глаза чернее ночного неба взглянули на старика.
– Я никому не отказываю в приюте и никого не исцеляю. Сад с целебными травами по правую руку от меня: там ты найдешь все, что нужно.
– Благодарю тебя, добрая госпожа. Это все, чего я прошу.
Отвесив очередной поклон, старик покинул покой с постаментом и миновал просторный тоннель. Чем дальше шел по нему, тем явственнее долетали до его носа чарующие ароматы волшебного сада. Яркий солнечный свет вскоре показался вдалеке, и старик прибавил шагу, так не терпелось ему увидеть чудесный сад посреди зловещего жилища.
Но, пройдя коридор до конца, старик столкнулся с неожиданным препятствием. Решетка тончайшего плетения закрывала вход. Не было на свете металла прекраснее и узоров изящнее, чем эти. На сверкающих белых воротах пели длинношеие птицы, цветы клонили венчики к земле, ручьи низвергались с холмов, превращаясь в шумящие водопады ртути, и словно бы целый сад существовал на воротах, закрывавших вход в сад настоящий.
Старик уже понял, что не доберется до заветного края, но из упрямства все равно осмотрел замок и попробовал открыть его простеньким заклятием. Замок ожидаемо не поддался, и старику пришлось ни с чем воротиться к богине.
