– Ай, затейник, – пробормотал старик, отнимая посох. – Ты тогда гляди, не плюй где попало, земля родить не будет.
– Будь спокоен, господин, – кротко ответил ящер, снова укладывая голову Эйзе на колени. Та, ничуть не опасаясь отравленной слюны, обняла его морду.
Старик задумчиво поскреб затылок и вырезал не огненный вал, а капли ядовитой жидкости. Падая на несуществующую землю, они жгли и растворяли ее, отчего в месте падения капли оставалась маленькая черная воронка, курившаяся легким дымком.
– Мой господин, – внезапно шепнула Эйза, – давай полетим к реке. Я хочу спросить тебя об одной вещи.
– Как пожелаешь. – Ящер поднялся и простер крыло, чтобы Эйзе легко было взобраться ему на спину. Старик окинул их ехидным взглядом, но ничего не сказал, вернувшись к посоху.
Ящер оттолкнулся от земли и взмыл в небо, и Эйза рассмеялась, когда он, словно рисуясь, раскинул крылья и сделал широкий круг над берегом. Кровавые стены лабиринта словно щерились в предзакатный час, и ящер не осмелился приблизиться к нему. Вместо этого он мягко опустился на берег реки и тряхнул головой так, что Эйза, хохоча, свалилась в воду. Там крылатый змей улегся на брюхо и склонил к ней длинную шею, внимательно глядя в лицо.
– О чем же ты хотела спросить?
Усевшись на колени, Эйза обхватила морду ящера руками.
– Скажи мне, милый друг, – ласково начала она, – отчего ты взял меня в жены? Ведь я ни словом, ни делом не дала понять, что хочу быть за тобой.
Ящер вздрогнул.
– Разве ты несчастлива со мной, милая Эйза?
– О, я счастлива, – горячо возразила она. – Но один вопрос не дает мне покоя: отчего ты тогда, в лаорской пустыне, решил, что мы можем быть супругами? Неужели ты думал, будто я смогу полюбить похитителя лишь оттого, что его чары спали?
– О, я не думал, что ты сможешь полюбить меня, – сказал ящер. – Когда у меня не стало сил удержать заклятие, я не сомневался, что ты, едва освободившись, улетишь от меня, как птица. Не сомневался в этом и твой отец, иначе бы точно отправился в погоню. Не сомневалась и старуха-смерть: за луну, что она тебе дала, невозможно было достичь огненного обруча. Не нашлось бы ни одного свидетеля нашего раздора, кто не был бы уверен, что ты сбежишь, оставив меня умирать.
Ты одна усомнилась в этом.
