Старик лукавил. Он не знал, каков возраст чудища, лежащего в соседнем зале. Ящериная царица не выглядела юной, но и старой не была. Утомление и увечье подточили ее силы, но он знал, что, освобожденная из заточения, она быстро оправится и еще много веков сможет приносить потомство.
Вскоре появилась Былинка, волочащая за ноги косулю. Внутренности животного стелились по земле, вывалившись из дыры в брюхе, но девица не обращала на них внимания.
– Чего так долго! – вскричал хозяин. Две чаши вина, влитые в голодный желудок, уже начали туманить его разум. – Вот и наше мясо подоспело. Уж не побрезгуй, милый гость.
Старик послушно запустил руки в развороченную утробу, краем глаза наблюдая за хозяином. Они обсудили лес и остров, самодурство неживой природы и непонятливых жен, лунное железо и камень лалеит, сбежавшего ящера и его плененную матушку. Когда уже достаточно опьяневший лесной бог вспомнил о матушке, глаза его маслянисто заблестели.
– Продам, как и обещал! – громыхнул он. – Но сначала покажу, как с ней надо управляться.
Старик вяло попытался откреститься от наглядного урока, но лесной бог был настойчив, и ему пришлось согласиться. Былинку заставили пойти с ними: она должна была подавать супругу вино по первому слову.
Чудовище лежало неподвижно и едва шевельнулось, когда хозяин поднял с пола один из окровавленных булыжников и вставил между мощных челюстей железную распорку. Широко распахнулась черно-красная пасть, и старик увидел несколько багровых лунок там, где раньше были клыки. Маленькие, недавно отросшие зубы проглядывали из десен, покрытых загнивающими ранами.
– Сколько ни бей, все одно растут, – громко сообщил ему полумедведь и что было силы ударил булыжником по народившимся клыкам. – Эти-то самые ядовитые, их нужно в первую очередь бить, – пояснил он. Мутная струйка крови пачкала шерсть на его лапах, но лесного бога это ничуть не смущало. Он выдернул распорку привычным рывком, и челюсти твари клацнули, закрываясь. В глубине пасти скрылись обломки клыков. Под сводами зала звук разнесся необычайно громко, и лесной хозяин отступил от чудовища.
– Видал теперь, как с ней надо управляться? – горделиво произнес он. – Давай сюда свой посох.
– Сначала сними цепи, – возразил старик.
Тень неуверенности мелькнула на зверином лице хозяина. Мелькнула и исчезла, и старик подумал, что ему показалось. Подойдя к шее чудовища, хозяин наклонился и вставил коготь в отверстие на железном обруче. Дернул на себя – и отошел.
Старик спросил было, почему он не разомкнет обруч на хвосте, но вскоре понял. Измученная тварь, казавшаяся безучастной ко всему вокруг, взвилась будто ураган. С небывалой силой дернула хвостом – и цепь, державшая его, рухнула, унося с собой кусок стены. Свирепо и страшно крича, чудище принялось зубами срывать обруч, ломало зубы, но не прекращало попыток. Хозяин хотел было уйти в узкий ход, по которому вел старика в жилой покой, но змеиха внезапно прекратила терзать цепь, обернулась к полумедведю и плюнула.
Лесной бог закрыл лицо ладонями, но ядовитая слюна покрыла и лапы его, и грудь, и живот. Со смесью изумления и трепета глядел старик, как с полумедведя клочьями сходит шкура, тая, как лед в жаркий полдень. Обнажились мышцы и жилы, и стонущее кроваво-красное существо ничем больше не напоминало лесного бога, но змеиха плюнула снова – и мясо начало плыть, истончаясь и истекая ручейками жира. Змеиха плюнула в третий раз – и слюна принялась проедать костяк, пока на земле не осталось лишь темное пятно, до сей поры, старик был уверен, ядовитое.
Он стоял, не в силах пошевелиться, не решаясь сказать ни слова. Он ждал, что сам грот и лес вокруг него сгорят и уйдут под землю, ибо не может бог сгинуть раньше своего царства. Но грот стоял, и в громадном зале было тихо, лишь подвывала у дальней стены Былинка, напуганная больше страшной расправой, чем гибелью супруга.
– Батюшка Отец Небесный, владыка земли, охрани и укрой меня от Твоего гнева, – пробормотал старик, невольно отступая.
Неужели это страшное существо – мать его ящера, нелепого глупого ящера, не умеющего ни прятаться, ни биться как следует? Что, если и его, старика, бессмертие не до затопления острова, а до встречи с чудовищем, плюющимся ядом?
… Но потрясение быстро проходило, и старик склонился до земли, положив посох у ног.
– Не сожги меня, матушка, я тебя не обижу, – ласково просил он. – Идем со мной: я слыхал, на северо-востоке стоит дом каменной богини, там ты сможешь найти приют и залечить твои раны.
Змеиха едва удостоила его взгляда. Теперь, когда она расправилась со своим пленителем, ее куда больше занимала цепь на хвосте. Тогда старик обернулся к Былинке:
– Милая девица, – сказал он, – нынче твоего супруга нет, и ты вольна выбрать себе новый дом и новое имя. И другим скажи, что не стало над ними господина. А если какая из вас родит могучего чародея, он сделается новым царем этих земель и будет жить, пока стоит лес, ибо бог не может умереть, если живо его владение, а кто умер прежде царства – тот самозванец.
Былинка не слушала его, сжавшись у стены и словно пытаясь слиться с нею, да старик и не пытался достучаться. Позже, когда страх оставит ее, она вспомнит его слова, а нынче они пустое сотрясение воздуха.
С громким стуком рухнул железный обруч. Во всем своем пугающем величии поднялась ящериная царица. Казалось, безобразные увечья не отняли ни малой части ее мощи. Старик не лгал, когда предлагал ей помощь, но и правды не говорил. Он хотел привести змеиху в дом каменной богини: если прав лесной бог, ящер непременно явится туда. По крайней мере, ему хотелось так думать. Еще ему хотелось думать, будто лесной бог сгинул оттого, что и вправду оказался самозванцем.
Змеиха топталась, слепо тыкаясь в узкие ходы под горькие завывания Былинки. Ослепленная неожиданной свободой, забывшая дневной свет, она силилась найти выход, но не могла пробраться ни в один из них. Тогда старик вздохнул и ударил посохом о землю.
И грот развалился.
И стал лес.
Как старик ящера нашел
Семь дней и шесть ночей минуло прежде, чем старик добрался до жилища богини на окраине Ласса. Увечная змеиха шла с ним: не в силах подняться в воздух, она плелась по земле. Происходя из породы двуногих ящеров, передние конечности которых обратились в крылья, она не была приспособлена для пеших переходов. Однако даже сейчас каждый ее шаг был равен десяти шагам старика, и они почти не задерживались.
На ночлег оставались вскоре после заката. На первом привале старик на всякий случай ткнул змеиху посохом в грудь, пока она спала, но обличье ее не изменилось. Наутро, когда зловоние из загнивающих ран на деснах стало невыносимым, старик напоил змеиху маковым молоком, смешанным с отваром из зерен. Так матери Ласса и многих других стран избавлялись от нежеланных детей: для человеческого младенца отвар был бы ядом, погружающим в глубокий сон, из которого выходил не каждый. Но змеиха погрузилась не в сон, а в тяжелое долгое оцепенение. Она смотрела на старика, но не видела его, выражение глубокой древней тоски застыло в ее глазах. Старик достал нож.
Он долго мыл лезвие в воде ближайшего ручья и долго заговаривал его, стремясь избавить от всякой заразы. Когда нож был очищен, старик приблизился к змеихе и легонько надавил на нижнюю челюсть. Разумеется, он не сумел бы разомкнуть ей пасть собственными силами, но, отравленная маковым молоком, змеиха повиновалась, и черно-красный провал глотки раскрылся перед ним.
Старик вырезал гниющую плоть и промыл раны, и все время, что он копошился у нее в пасти, змеиха не двинулась и не издала ни звука.
К полудню она, казалось, пришла в себя, но мало что соображала, не отличая землю от неба и левую сторону от правой. В конце концов, в ее голову, должно быть, закралось подозрение, и она улеглась, накрывшись крылом и медленно глубоко дыша. Старик присел рядом и, убедившись, что змеиха не собирается его сожрать, осторожно погладил грубую перепонку крыла.
