Водитель – коренной, воспитанный житель Северной столицы – интеллигентно помолчав, спросил через минуту:

– Простите, но… Куда нам ехать?

– А что, я адрес не назвал?

– Нет, не назвали.

– Хорошо. – У Полынцева появилась возможность соскочить со счётчика таксомотора. – А где у вас тут самые лучшие апартаменты?

– Этого добра теперь навалом. – Шофёр притормозил возле парадного, залитого яркими огнями. – Вот, пожалуйста. Три звёздочки. Устроит?

– Если б это был коньяк, то без вопросов.

– Могу вам показать, где подешевле.

Собираясь выходить, пассажир заметил: следом едет милицейская машина – может быть, та самая, а может, и другая.

– Придётся ночевать у моей бывшей, – пробормотал он, поспешно называя адрес.

Интеллигентный водитель, кажется, понял его. Молча скорость врубил и поехал, поглядывая в боковое зеркало.

«Чёрный воронок» вскоре отстал и пассажир, откинувшись на заднем сидении, расслабился, закрывая глаза.

Через какое-то время легковушку тряхнуло на кочке.

– Виноват. – Воспитанный водитель улыбнулся. – Такие дороги, что тут впору солому стелить.

Протирая утомлённые глаза, пассажир забормотал на заднем сидении:

– Знал бы, где упасть… Да только там соломка не поможет.

Всё-таки тринадцатый этаж…

Водитель быстро оглянулся.

– Тринадцатиэтажный дом? Или что вы сказали?

Мрачно уставившись за окно, пассажир помолчал, разглядывая краны с прожекторами, чёрные туши высотных домов, подпирающих звёзды.

– Я говорю, понастроили тут… – Полынцев ноготь покусал. – Ни пройти, ни проехать.

– Понастроили! – согласился шофёр, глядя в зеркало заднего вида. – Теперь, что ни дом, то дурдом. В том смысле, что никакая архитектура тут не ночевала. Лепят, кто во что горазд. Покупают землю, и давай, давай. Как будто последний день Помпеи.

Водитель сбавил газ на повороте и, не дождавшись реплики от пассажира, снова стал воспитанно помалкивать.

Голая берёзовая рощица, разграбленная ветром, закачалась ярком свете автомобильных фар – и словно отлетела в темноту. Железобетонные тумбы с кровяными фосфорическими знаками замелькали по краю дороги, ограждая овраг.

«Долго что-то тянемся! – Полынцев заёрзал. – Или это просто потому, что я тут не был, чёрт знает, сколько…»

Он ехал по новому адресу бывшей жены – раньше, когда были вместе, жили в центре, а этот, новый, адрес был связан с рождением Анастасии, дочери. Прежнюю однокомнатную квартиру жены и двухкомнатную квартиру её родителей пришлось обменять на общую жилплощадь: с двумя ребятишками жена бы не справилась без помощи бабки и деда, который, впрочем, лет через пять скончался от рака.

Такси покрутилось в районе плохо освещённых новостроек и, наконец-то, пассажир приехал, да только зря.

Дверь никто не открыл. Он расстроился. Опустивши сумку на пол, указательный палец просунул в глухой чёрный ворот свитера – потянул, ослабляя.

«Хотел же позвонить ещё! Растяпа! Только деньги выбросил на ветер! – Он зубами зажал папиросу. – Где вот они шляются? У сестры? Так я не знаю адрес. Да и не хочу я ту сестрицу видеть – муженёк у неё гниловатый. Ну, и что теперь делать? – Выйдя на улицу, он потоптался у подъезда, вспомнил северянина, который когда-то пригласил работать качестве редактора в Норильске. – Года три, наверно, как тут живёт. Можно позвонить. Мужик гостеприимный. Только что я скажу? Врать не хочется, а в жилетку плакаться – тем более. Да и потом – не приедешь с пустыми руками, надо будет брать пузырь с прицепом. А мне теперь нужна до звона трезвая башка. Завтра или послезавтра – кровь из носу – надо найти кое-кого. Хотя виновных надо искать не здесь – в Москве принимают законы. Но если уж я здесь, то для начала надо трубку мира выкурить – под видом самых мирных благовоний. Я это дело так не оставлю! Твари подколодные!»

И Полынцев начал – упорно, тупо, неостановимо – кружиться по городу, искать виновника. «А это всё равно что искать иголку в сене! – так подумал он, когда запыхался, остановившись где-то на Сенной. – И всё-таки буду искать! И найду!»

До умопомрачения он колобродил и по легендарным питерским дворам, где затаилась наша русская история, и по самым новым, пока что неухоженным дворам, где краска ещё не просохла. Десятки и сотни дверей перед ним раскрывались – или бесшумно, или со скрипом, похожим на полночный скрип гвоздей, вырывавшихся из крышки гроба. И десятки, и сотни разноцветных и разнокалиберных глаз – угрюмо, удивлённо и настороженно – смотрели на него, рентгеном прожигали, гвоздём царапали.

– Что вам? Кто вам нужен? – спрашивали иногда в приоткрытую щёлочку или в замочную скважину, или в стеклянное дуло глазка, за которым маячила тень.

И кем он только ни прикидывался в эти минуты, преображаясь лицом и голосом. Кому-то он городил легенду насчёт того, что надо снять квартиру. Кому-то врал, что он является риэлтором, представителем агентства недвижимости. А кому-то – особо интеллигентным жителям – он представлялся как истинный, коренной петербуржец, для которого очень важно проживание в центре, где высота потолков не менее трёх метров, где старинные парадные украшены лепниной, где винтовые лестницы, камины и прочие прелести прошлых веков.

– Моему заказчику нужен дом с окошком на Неву, – говорил он одному интеллигенту, а второму признавался: – Хочу поселиться на Невском проспекте.

Кто-то верил «коренному жителю» северной столицы, а кто-то осторожно, боязливо косился на угрюмого, усталого «риэлтора» – проходимцев нынче много. Неутомимо шагая по улицам, проспектам и площадям, Полынцев туфли свои до тонкой корочки исшаркал – будто наждаком сточил.

Невольно изучая модерновый современный стиль, прилепившийся к архитектуре изящного классицизма, Фёдор Поликарлович уныло отмечал про себя: «Это – стиль барокко. А это – стиль барака!» И потом, когда Полынцев разыскал нужный дом, он подумал, что это весьма символично и далеко не случайно: новый дом построен в стиле «современного барака», подспудно угнетающего жителей, будто придавленных, приплюснутых громадами. Что происходит или уже произошло на излёте двадцатого века? Печально глядя на Москву или на Питер, глядя на Париж, на Лондон, Нью-Йорк или Шанхай, нельзя не подумать о том, что современная архитектура вступила в пору поклонения железобетонным гигантским идолам идиотизма.

Всё это промелькнуло в голове – как свежий ветер возле виска. Теперь его другое занимало. Как лучше поступить? Пойти напропалую? Или позвонить соседям, уточнить? Хотя сначала надо как-то в подъезд проникнуть – на двери то ли кодовый замок, то ли «домовой»; так он называл домофон. Эту проблему решить ему удалось довольно легко – время от времени из двери кто-нибудь выходил.

Стараясь не мандражировать, он покурил на площадке и решительно позвонил. За чёрной массивной дверью какое-то время царила тишина.

«Никого? – мелькнуло в голове. – И слава Богу!» Собравшись уходить, он замер: с той стороны заскрежетали, заскрипели железные челюсти задвижек. Чёрная дверь приоткрылось – на крупнозернистой, короткой цепи.

– Я слушаю… – Голос начальственный, чугунный.

«Отец! – догадался Полынцев. – Папаша. Пахан. Как его звать? Вурдала Демонович? Или что-то навроде того…»

– Простите, – робко начал непрошеный гость, – я насчёт вашего сына…

– А кто вы такой? – перебил повелительный голос. – Учитель? Да? Опять там что-то?

– Опять! – Полынцев подхватил подсказку. – Ваш сынок отличился…

Серебристая цепь отлетела – дверь открылась. Перед ним находился могучий, обрюзгший, толстомордый хозяин. И не просто хозяин квартиры – хозяин жизни, можно сказать.

Вурдала Демонович, вот кто это был. Кровью налитые вурдалачьи глаза – то ли с похмелюги, то ли от бессонницы – стояли в глазницах как замороженные. В разрезе бархатного барского халата, полураскрытого до пупа, виднелась такая густая шерстина, что никаких сомнений даже у Дарвина тут не осталось бы: человек произошёл не от обезьяны – от косматого козла, удачно соблазнившего какую-то хвостатую чертовку.