Литмир - Электронная Библиотека

Annotation

Скажи мне, как ты относишься к Сталину, и я скажу, кто ты.

Владимир Прудков

notes

1

Владимир Прудков

СЕКРЕТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ СТАЛИНА

До 1917 года профессиональный революционер Иосиф Джугашвили пользовался большим количеством псевдонимов, в частности: Бесошвили, Нижерадзе, Чижиков, Иванович, Коба (из достоверных источников).

Прохладным августовским вечером Сталин сидел в кремлёвском кабинете и читал книгу. Споткнувшись на какой-то фразе, задумался. Его рука потянулась к пеналу, из которого торчали разноцветные, остро отточенные карандаши. Выбрал красный и подчеркнул текст. Секретарь доложил, что записанный на приём Ягода, Генрих Григорьевич, явился.

— Пусть войдёт.

— Здравия желаю, — с порога поприветствовал нарком внутренних дел. Он был в новом маршальском мундире, свежевыбритый, пахнущий французским одеколоном, со щегольской щёточкой усов под носом.

— И вам здравствовать, — благожелательно отозвался вождь. — Садитесь, пожалуйста.

Народный комиссар внутренних дел, видя, что у Сталина хорошее настроение, позволил себе пошутить:

— В нашем ведомстве, товарищ Сталин, лицам, которые вне подозрений, принято говорить: «присаживайтесь».

— А, понял намёк. В таком случае, присаживайтесь, товарищ Ягода.

Нарком присел по другую сторону стола. Мельком глянул на массивную стеклянную чернильницу и подумал, что такой штукой, в случае чего, и череп проломить можно. А вообще же на столе и вокруг ничего необычного не было. Да и сам вождь, как всегда, был в своём обычном, застёгнутом доверху полувоенном кителе, который супротив новенького маршальского мундира наркома выглядел так, будто пиджак оборванца супротив сюртука джентльмена. И пока вождь молчал, продолжая перелистывать страницы, Ягода перелистывал свои мысли: «Аскет? На самом деле? Или роль на себя такую взял? А может, настолько вошёл в роль, что аскетом и сделался?»

Хозяин кабинета потянулся за трубкой. Ягода дождался, пока он раскурит, и, показывая своё рвение, спросил:

— Какие будут распоряжения, Иосиф Виссарионович?

— Погодите с распоряжениями. — Сталин неторопливо отложил книгу названием вниз.

— А что за книжку вы читаете? — осмелился спросить нарком.

— Не читаю, а перечитываю. Я ознакомился с этой книгой ещё в Туруханске. На досуге, который предоставил мне реакционный царский режим.

— Наверно, что-нибудь из работ Владимира Ильича?

— Первая ваша попытка угадать — неудачна.

— Наверно, Карла Маркса штудируете?

— Опять мимо. Ладно, не буду вас напрягать. Меня на беллетристику потянуло. На «Братьев Карамазовых» я запал.

— А, сочинение Достоевского. Судя по фамилии, автор по происхождению поляк, — осмелился сделать эвристическое предположение нарком.

— Может по происхождению и поляк, но при том всю жизнь оставался русским великодержавным шовинистом.

— Он у нас и сейчас негласно запрещённый, — напомнил Ягода.

— Знаю, — кивнул Сталин. — Но мне-то, быку, вы позволите заглядывать в его сочинения? — И, увидев изумление на лице своего соратника, не понявшего замечания, укоризненно покачал головой. — Эх, товарищ Ягода… Университетов вы, конечно, не кончали.

— Нет, с юности в революционную борьбу включился.

— Ну, тогда не удивительно, что не знаете замечательного афоризма про быка и Юпитера.

— А, простите, могу я его услышать из ваших уст?

— Пожалуйста. Что позволено быку, то не позволено Юпитеру.

— В первый раз слышу! — живо откликнулся нарком. — И при случае непременно воспользуюсь.

Схитрил. Такой афоризм он слышал. Только вождь употребил его с точностью до наоборот. И кто знает, зачем перевернул. Не сразу поймёшь, как реагировать. Лучше уж умолчать и прикинуться безграмотным.

— А про что книга, товарищ Сталин? — спросил с неподдельным интересом.

Вождь не спешил отвечать, раскуривая трубку, и Ягода неприметно разглядывал кабинет. Аскетизм проглядывал во всей обстановке.

— Всё про то же, — наконец, заговорил Сталин. — Ведь все умные люди, товарищ Ягода, в сущности, озабочены одним вопросом.

— Каким вопросом?.. Вы уже подскажите мне.

— Как рай на земле устроить. Остальное неинтересно и непродолжительно. Вот вы мундир со звёздами надели. Со временем он истлеет. А вы ещё раньше отойдёте в горний мир, — Сталин встал и прошёлся по кабинету, продолжая говорить неторопливо и размеренно. — Разумеется, свой воображаемый рай они называли по-разному. Один деятель, впоследствии сошедший с ума, назвал его городом Солнца, другой — страной Утопией. Наши революционные демократы видели их в виде хрустальных дворцов. А мы с вами называем коммунизмом. Замечу вам, товарищ Ягода, что и методы достижения рая предполагались самые разные. Зачастую наивные, ненаучные, без марксистского подхода… Вы с работами Льва Николаевича Толстого знакомы?

— Не достаточно хорошо. Он по нашему ведомству не проходил, — торопливо ответил нарком.

— Ну, ещё бы! Не дожил, бедняга, да нашего славного времени. В своём последнем романе «Воскресение» он предлагает достичь рая на Земле с помощью всеобщего и обязательного для всех чтения «Нагорной проповеди». Я, когда читал, это место пометил синим карандашом.

— Синим? — переспросил Ягода. — И что сие означает?

— Означает моё несогласие с высказанной мыслью. На полях я начертал «Ха-Ха»… Кстати, вы с «Нагорной проповедью» знакомы?

— Наслышан в общих чертах, — замял нарком и попытался оправдаться: — Я ведь в духовной семинарии не обучался.

Сталин нахмурился, и Ягода, вспомнив, что сам вождь-то в семинарии учился, подумал: «Ой, напрасно я ляпнул!». Желая исправиться, добавил:

— Я ведь с сознательных лет член ВКПБ и по своим убеждениям воинственный атеист.

— Ну-ну, верно. У нас свои методы построения хрустальных дворцов. А вот этот товарищ, — Сталин трубкой указал на книжку, — даже слезинку ребёнка пожалел заложить в их фундамент.

— О, какая вредная мысль!

— Почему же, мысль здравая. Сойдёт за кредо отдельно взятого человека. Пусть каждый отдельно взятый гражданин проявляет жалость к плачущим малышам. Но нам, государственным деятелям, такая позиция не с руки. Если мы ничего не будем делать, как раз из-за нашего ничегонеделания, море слёз прольётся. Человек это звучит гордо, не так ли?

— О, да! На это и Алексей Максимыч указывал, когда мы вместе с ним на Соловки ездили зэков перевоспитывать.

— Верно указывал. Но не полно. Одновременно слаб и жалок человек!

— Как же может быть верным и то, и другое? — не понял нарком.

— Диалектика, товарищ Ягода, — пояснил Сталин. — Дайте людям полную свободу, так они, обуянные ленью, жадностью и завистью, завязнут в пьянстве и разврате, на девять десятых истребят себя, а оставшиеся в живых с кровавыми слезами приползут к нам и будут умолять: веди нас. Так что нам никак нельзя пребывать в бездействии. И наша с вами задача, грубо говоря, хватать всех подряд за воротники и тащить в наш рай. Разумеется, при этом слезами умоются очень и очень многие. — Он примолк, задумался и выпустил столб дыма. Нарком молча внимал. — Увы, товарищ Ягода, сопротивление нашему делу растёт. Правый уклон, левый уклон. Наши оппоненты совершенно потеряли ориентировку в пространстве. Влево идут, вправо приходят.

— Да-да, совершенно справедливо, товарищ Сталин! Кровавыми слезами пусть умоются! Мы этих уклонистов…

— Только давайте без пафоса, — вождь поморщился. — Мы должны ощущать великую скорбь от своих полномочий. Так сказал герой из другой книжки этого поляка.

— Это вы про кого? — проявил неподдельный интерес собеседник.

— Был такой недоучившийся студент, вообразивший себя Наполеоном. Тот самый, который старушку, извлекавшую прибавочную стоимость посредством залогов, топором грохнул.

1
{"b":"593955","o":1}