– И в чем польза? – возражает Винафрид. – В его “уникальных идеях”? Ну так если идея будет стоящей и полезной, “Дредфорт” ее только поддержит. А если нет…
– Да хера с два. Поддержат они, ага, – живо перебивает Рамси, и Винафрид устало прикрывает глаза ладонью. – Сколько раз я просил дать мне разрешение на убийство объекта после отработки? А это напрямую касалось моей сферы деятельности и было нужно “Дредфорту”.
– Если никто не поддержал твою инициативу, значит, на самом деле это не было нужно.
– Так и я веду к тому же, невестушка. То, что делает Джон, не нужно “Дредфорту” и никогда не будет нужно.
– А я на самом деле удивляюсь, как ты столько проработал в “Дредфорте”, Рамси Болтон, и до сих пор не уяснил, как он устроен, – Винафрид выглядит очень утомленной. – Да, “Дредфорту” очевидно не нужно то, чем хочет где-то там для себя заниматься Джон Сноу. “Дредфорту” нужны его мозги. Не его сторонние “идеи”, исследования и потрясающие озарения в том, что не имеет для “Дредфорта” никакого смысла – потому что иначе он бы звался институтом Дара, или Цитаделью, или как угодно еще, – а только то, что приносит пользу для проекта. Потому что сам проект создан, чтобы приносить пользу. И поэтому нет никакой разницы, чем конкретно будут заняты мозги Джона Сноу, если в итоге это будет помогать людям. А если он хочет перебирать, помогать так или эдак, тогда я могу только посоветовать ему отложить бумаги и выметаться вон, – она говорит это так, будто хочет, чтобы Джон наконец вмешался в их разговор, но он только меланхолично начинает вчитываться в новый лист.
– А напомни-ка мне, кто вообще решил, что они – Виман, Русе, все они – понимают, что приносит пользу, а Джон Сноу – нет?
– Я думаю, занимаемые ими – и им – места говорят об этом лучше, чем что-либо еще, – но Винафрид не затрудняет себя ответом и говорит так, словно читает рекламную листовку. – “Дредфорт” и стоящие за ним организации – это сильное имя, четкие цели и профессиональный подход к угрозе. А Джон Сноу – никто. Все доверяют расширившемуся отделу фармацевтической разработки “Дредфорта”. Никто не доверяет Джону Сноу.
– Джон Сноу – это все, – коротко возражает Рамси. – И ты дура, и дед твой дурак, если вы этого до сих пор не поняли.
– Да, звучит здорово, конечно. Романтизация. Индивидуальность. Личностное развитие. Все, кроме меня, дураки. Бла-бла-бла, – хмыкает Винафрид. – Только пока ты отстаиваешь свое право на все это, люди – не объекты, живые люди, – продолжают умирать. А “Дредфорт” дает тебе возможность не распыляться на пустые идеи и сконцентрировать свои силы только на том, что действительно важно. И спасти их.
– А как будто меня беспокоит, сколько людей умрет, невестушка. Не, это припомни на будущее, чтобы манипулировать кем-нибудь другим, – Джоном Сноу, например, хочет добавить Рамси, но видит, что Джон тоже задело это сухое “не объекты, живые люди”, хоть и по другой причине.
– А знаешь, парадокс в том, что неважно, беспокоит тебя это или нет. Это система. Работающая система. И ты можешь бороться с ней – или дать ей помочь другим людям. Пора уже перестать быть ребенком, – жирный сученыш, – Рамси Болтон, – она не сказала этого, но он это услышал.
– Скажи это ему, – бросает Рамси, кивая на Джона. – Парню, который поперся в самое ледяное пекло, чтобы выжать из чардрев немного сока, и потерял своих людей ради одной тупой, и детской, и не поддерживаемой никем идеи, которая тысячу раз могла не сработать. Скажи это ему, когда будешь вкалывать себе его вакцину.
Спина Джона вздрагивает, когда Рамси говорит это, громко и четко, – и когда в номере наконец повисает напряженная тишина. Но в конце концов только тихо качает головой:
– Ладно, думаю, мы все от этого устали. Хватит говорить за меня, Рамси. Тем более, что это не имеет к происходящему никакого отношения. Так что замолчи, пожалуйста. Я читаю.
Рамси глубоко и нервно вдыхает несколько раз, пока Джон действительно возвращается к чтению. Его самоконтроль сильно сбоит, в мозгу как будто образуются помехи, и ему срочно нужно успокоиться.
Джон не слышит его. Джон ослеп и оглох, как только увидел своего ебаного брата-аутиста. И Рамси вдруг понимает по его твердой спине, прищуренным глазам и сжатой челюсти, что на деле он читает уже для проформы. Что он не оценивает риски, раздумывая, подписать, или не подписать, или поторговаться и подписать – он смиряется с потерями. Рамси резко понимает, что Джон подпишет каждую из этих бумажек. Пусть не сейчас, пусть выбив и вырвав себе самые лучшие, на его самоуверенный взгляд, условия – бесполезно, он не может обыграть Вимана Мандерли, а даже если поверху и сможет, тот поймет и сожрет его еще до того, как кончится Зима, – но он подпишет все. И Рамси не знает, почему, но знает, что люди всегда так делают. Стоит выставить перед ними заплаканного мужчину или мальчика, отчаявшуюся женщину или девочку, которых они любят – не понимаю-не понимаю-не понимаю, – они отдадут все, все свои мечты и амбиции, весь свой потенциал, чтобы прижать их к себе. Рамси видел это в кино – и в жизни, – Рамси использовал эти смешные игры, чтобы подразнить кого-то из своих объектов наперво или чтобы поддеть собеседника, но теперь он, хоть и совсем иначе, по-своему, оказался там, где оказывались все они. И он не знает, как прекратить эту игру.
“Но хорошо, что это дошло до меня сейчас”, – оптимистично думает Рамси. Если бы Джон не послал его, точка невозврата все равно была бы пройдена, но он бы еще потратил некоторое время, взывая к его мозгам, и это ни к чему бы не привело. Потому что этот прелестный мозг уже отключен от сети, и нужно сделать что-то другое, нужно, пока Джон дочитывает бумаги, переворачивая еще одну пустой стороной вверх и откладывая в стопку уже прочитанных. Что-то-что-то-что-то.
Рамси приопускает веки и расслабляется. Ему нужно начать с главного. С центра. А главный – Виман Мандерли. И Рамси с удовольствием думает, как взял бы со стола нож, прижал к его жирному горлу – даже если прольется немного крови, это ничего, только впечатлит, – и Виман Мандерли заплясал бы по его приказу, потрясая своими необъятными жировыми валиками. Нет. Во-первых, Виман Мандерли никогда уже не запляшет. Он просто не сможет этого сделать, как и Рамси на самом деле не сможет взять его в заложники – если только не будет сидеть над ним, пока он не схуднет с голодухи либо не сдохнет от нее же. И даже если нож у горла заставит Вимана приказать сделать все, что только Рамси пожелает, однажды его придется убрать. А Рамси не хотелось бы оказаться там, где он убирает этот нож и остается с ним один против вооруженного города.
Значит, нужен огнестрел. Да, можно было бы не рисковать сразу с Виманом – да и не факт, что тот вооружен – и сперва взяться за Хозера. У старой крысы наверняка найдется какой-нибудь доисторический пистолет. Ты уверен, что доисторический пистолет поможет тебе больше, чем нож? Ты мясник, а не стрелок. Против одного, против двоих, против даже нескольких упырей, но против целого города?
Нет.
И даже если бы у Рамси была возможность выйти из этой комнаты прямо сейчас… Кстати.
– Моя дорогая невестушка, а что, если вдруг вот прямо сейчас мне так приперло посрать и прямо-таки немедленно надо отойти в сортир? – внезапно и нарочно безобидно – все понимают его положение, включая него самого – спрашивает он.
– То я бы предпочла, чтобы ты уж как-нибудь сдержался и остался в этой комнате, пока мы все не подпишем. Ну, или срал себе в штаны, тут уж тебе выбирать, – сухо и равнодушно отвечает Винафрид.
– А если я проигнорирую то, что ты сказала… – медленно начинает Рамси.
– Пристрелите его, если он вздумает резко двинуться, – да, вот оно. Она говорит вслух то, что и так было очевидно, но это признание еще немного развязывает руки.
– Подожди. Ты что, просто сказала им пристрелить меня? С ребенком на руках? – густые брови Рамси почти театрально поднимаются.
– Ага, – не отвлекаясь, кивает Винафрид. – Но не думай, я вижу, что вы с мальчиком довольно близки. Ты мог бы быть хорошей нянькой для него, Рамси Болтон. Может быть, дедушка даже рассмотрит этот вариант и предложит тебе остаться в Гавани. Но, чтобы это могло произойти, тебе нужно прямо сейчас постараться не расплескать свои мозги на мою кровать и сидеть молча, пока мы не закончим, о’кей?
