Хранительница Севера, ощутившая, что обе руки крепко привязаны, пугливо приоткрыла глаза и увидела встающего со стула Болтона, который затем подошел к столу, взял с него один из подсвечников с одиноко горящей свечой и, вернувшись с ним к постели, поставил его возле себя на пол. Обеспокоенно мечущаяся взглядом от Рамси к свече и непонимающе взирающая на него Санса до последнего отказывалась поверить в то, что сейчас происходило. Она пробовала заговорить, но не могла издать ни звука и только смотрела на Болтона широко раскрытыми глазами и умоляла своим видом отпустить ее, выбрать для нее другое наказание, и не здесь, не сейчас.
Однако состояние жены нисколько не взволновало бастарда, который с непоколебимой решительностью раскрыл одну ладонь Волчицы и, крепко взяв ее одной рукой за пальцы на уровне первой фаланги и с силой, чтобы девушка не смогла вертеть рукой, сжав их вместе, произнес:
— Ты попыталась убить меня, и я вынужден тебя наказать, — он пристально смотрел на жену своими немигающими, казавшимися практически черными в приглушенном свете покоев глазами. — Ты осмелилась взять в руки нож, но я позабочусь о том, чтобы в следующий раз ты хорошенько подумала перед тем, как поднимать на меня оружие. Пока же ты не сможешь держать в своих руках вообще ничего.
С этими словами Болтон поднял с пола подсвечник и, крепко удерживая одной рукой ладонь Волчицы, начал подносить к ней горящую свечу. Сиюминутно вспомнившая о своем последнем наказании Санса словно вновь почувствовала эту резкую, режущую боль в руке и вдохнула сырость трюма и, впадая в ужас и не спуская наполнившихся страхом глаз с мужа, бессвязно заговорила:
— Прошу, Рамси, не надо, это вышло случайно. Я была испугана… Мне было страшно, прошу, я не хотела…
Ее мольбы о пощаде не были услышаны, и когда Старк уже стала ощущать исходящий от пламени жар, то забилась в панике и, инстинктивно пробуя вырваться из пут, потянула на себя руки… и потерпела сокрушительную неудачу. Веревка на запястьях не позволяла сбежать от огня, а стул, прижатый к полу весом Рамси, не сдвинулся со своего места ни на дюйм. Ослепленная ужасом Хранительница Севера начала пытаться пошевелить удерживаемой Болтоном ладонью, отвести от огня, но и эти попытки были тщетны.
Все так же умоляя бастарда не делать с ней этого, девушка металась из стороны в сторону и была поглощена таким страхом, что перестала ясно мыслить и была ведома лишь животными инстинктами. У нее было такое ощущение, словно ее погрузили под воду: все звуки стали долетать до ее ушей приглушенными, в легких не хватало воздуха, а все тело взмокло от холодного пота. Когда же пламя в первый раз лизнуло раскрытую ладонь Сансы, она закричала не в силах сдержаться и забилась в попытке освободиться еще отчаяннее, а вместе с заскользившим по ладони огнем к ней пришла безумная боль, от которой нигде невозможно было скрыться. Чувствуя, как по щекам текут слезы, девушка продолжала кричать от страха и жгучей, застилающей глаза боли, бессвязно бормотала между вскриками «Не надо» и безостановочно тряслась, словно лист на ветру, от пробирающей ее тело дрожи. Это было намного хуже порезанной руки и не шло ни в какое сравнение с наказанием, настигшим ее на борту корабля.
В один момент пламя прекратило обжигать ладонь Старк, а уже через пару секунд ее подбородок был схвачен Болтоном и грубо вздернут вверх. Открывшая глаза Волчица взглянула в лицо бастарда и была встречена его лихорадочным взглядом ярко-голубых глаз, в которых отражались безумное возбуждение, но не нашлось места для человеческих чувств, и, глядя в них, она услышала, как Рамси произнес голосом, не терпящим возражений:
— Тсс, замолкни или я опалю тебе и губы, чтобы держала свой рот закрытым.
Из груди Волчицы вырвался жалобный всхлип, и, когда бастард отпустил ее подбородок, она опустила голову вниз и стала давиться молчаливыми слезами, градом сыплущимися из глаз. Девушка слышала краем уха, как Болтон поднял с пола подсвечник, и в следующий миг ее сознание вновь окунулось в нестерпимую боль. Она открыла рот в молчаливом крике и, чтобы не сорваться и не заорать в голос, прижалась головой к своей руке и сжала зубами ткань сорочки, приглушая материей свой стон. Санса задыхалась от слез и нехватки воздуха, мычала в рукав от боли и терпела, терпела…
Когда же обе руки девушки были обожжены, и Болтон отставил подсвечник в сторону, Хранительница Севера даже не пошевелилась, просто сидела, уткнувшись лицом себе в руку, и тяжело, шумно дышала, уже давно потеряв счет времени и связь с реальностью. Она отдаленно понимала, что Рамси уже закончил с ней и теперь отвязывал от спинки стула ее руки, однако была настолько эмоционально и физически вымотана и опустошена, что походила скорее на тряпичную куклу, чем на живого человека. И даже когда Санса была полностью освобождена от пут, она так и продолжала сидеть, мучась от боли и боясь пошевелить обожжеными руками.
Воспринимая все будто издалека, дочь Старка безучастно и без всякого сопротивления позволила бастарду, придерживающему ее за руки и держащему ее за одно плечо, уложить себя на постели набок и вытянуть руки вперед, положив их ладонями вверх. Сквозь полуприкрытые веки она кинула пугающе безразличный взор на свои красные, местами уже начавшие пузыриться ладони, а затем и вовсе закрыла глаза, мечтая про себя только об одном — потерять в конце концов сознание и избавиться от жгущей ее ладони боли.
И хотя Старк мало верила в осуществимость своих мечт, однако ей все же было ниспослано небольшое облегчение: принесенная бастардом емкость с холодной водой, в которую тот опустил на некоторое время ее руки. Постепенно вместе с ледяной водой и немеющими руками пришло и неспокойное забытье.
○○○○○○○○○○
Местами красные, местами с волдырями, а где и с оголившимся поблескивающим мясом ладони нещадно болели, и представлялось невозможным даже согнуть обожженные пальцы. Этими руками нельзя было ничего брать, держать, трогать или просто-напросто шевелить ими — такой нестерпимой была боль. И чем больше часов проходило с момента наказания, тем сильнее начинали болеть полученные раны. Так, еще этим утром она хоть немного могла сгибать пальцы, а к вечеру уже не смогла делать и этого и, положив руки ладонями вверх перед собой на покрывало, лежала в постели, стараясь лишний раз не беспокоить свои раны.
Опустошенная, изможденная и потерявшая всякую надежду на светлое будущее, дочь Старка видела впереди себя только боль и страдание и до сих пор не могла смириться с осознанием того, что жизнь, выстраиваемая с предельной осторожностью в течение нескольких месяцев, одномоментно разрушилась, разлетевшись, словно разбитое стекло, на множество хрупких осколков. Присудив себе чрезмерную ценность и неуязвимость, она ошиблась в суждении о планах бастарда, убедила саму себя в своей несуществующей значимости для него, и теперь переживала душевные муки, что были столь сильными, что не хотелось ни пить, ни есть, ни говорить, ни даже думать. Хотелось лишь забыться и очнуться в Винтерфелле у себя в покоях и обнаружить, что все это было дурным сном.
Утром к ней заходил Болтон, осмотрел обожженные руки, нанес на них какую-то липкую мазь и попытался ее покормить, однако Волчица не съела ни кусочка, не желая подпитывать свое тело силами, только выпила немного чая да покорно дала обработать свои руки, чтобы не мучиться жаждой и избавиться от боли в ладонях. Бастард пару раз предложил ей помощь и в других вещах, но она от всего отказалась и выбрала сидеть в постели, устремив свой взгляд к покоившимся на меховом одеяле рукам, будто искала в них ответы на свои вопросы. Санса с трепетом дожидалась того часа, когда Рамси уйдет, перестанет доставлять ей своим присутствием беспокойства и нагонять страх. Однако когда Болтон засобирался уходить из спальни жены, то к еще большему расстройству и печали последней привязал ее за руку к находящемуся у изголовья столбику кровати, сделав веревку ровно той длины, чтобы Волчица могла встать с постели и сходить в пододвинутый поближе к ней ночной горшок, но вот дальше отойти от постели не смогла. И она, оставшаяся одной, пару раз потянула руку на себя, проверяя, насколько крепко была завязана веревка, а затем тихо и разбито всхлипнула и ощутила, как глаза начинают застилать слезы обиды и горечи. Сил на то, чтобы играть с Рамси дальше и соглашаться со всем, уже практически не осталось.
