Испытывая какую-то кошачью ласку, ему инстинктивно хотелось целовать, лизать, тереться о совершенные ножки, но где-то в глубине разума ещё оставался небольшой оплот рациональности, требовавший смирить свою страсть и не давать маме поводов для того, чтобы оттолкнуть его сейчас. Ведь это было уже слишком.

Юноша открыл глаза и его умасленный взгляд скользнул вверх, жадно поглощая открывавшийся снизу вид. Мама блаженно раскинулась на стуле: её грудь вздымалась, тревожимая немного учащённым отрывистым дыханием, кисти рук сомкнулись на ножках стула, отчего руки слегка напряглись, прорисовавшись в неверном освещении прихожей аккуратными и едва различимыми, но всё же заметными линиями мышц и связок. Её плечи поднялись вверх двумя округлыми пирамидками, а между ними вздымалась изящная возвышенность изогнутой шеи, в то время как голова скрылась из вида. Данила был уверен, что доставляет маме неземное наслаждение, во всяком случае, именно об этом ему говорило тело любимой, подрагивающее от ласк.

Юноша опустил взгляд ниже и замер, потрясённый открывшимся его глазам видом. Из-за того, что одна мамина стопа была опущена и зажата между его ног, а другая оставалась поднятой на уровень глаз, бёдра любимой оказались широко разведены в стороны так, что короткое вечернее платье задралось едва ли не выше по-девичьи оголённого холмика между ними. Впервые Даня смог увидеть дивное соцветие желанной вульвы так близко. Внешние половые губы разошлись, открывая доступ к своему потаённому сокровищу - аккуратным лепесточкам малых губок и игриво приоткрытому небольшому отверстию чуть ниже. Его розовое углубление манило своим увлажнённым блеском, словно пещера Али-Бабы, но сокровища были не внутри. Она сама являлась сокровищем.

Данила понимал, что ещё мгновение, и он уже не сможет сдержаться. Как бы ему хотелось забыть обо всём и прильнуть к этому чуду, ощущая на языке сок маминого возбуждения. Как бы хотелось, чтобы её пальцы опустились на его голову и направили сына внутрь, позволяя ему играть с самой желанной на свете красотой. Как хотелось, спустя столько бесплодных мечтаний и смутных рассуждений о том, какого это, наконец, войти в гостеприимное лоно и ощутить его горячие объятия на своем естестве.

Юноша вздрогнул и зажмурился.

Его мечта манила своей невероятной близостью. Искушала доступностью. Совращала той лёгкостью, с которой можно было бы её сейчас реализовать. Но в глубине души он понимал, что попытка овладеть мамой прямо здесь, на стуле в прихожей, не принесёт ему ничего хорошего.

Данила отстранился, бросил ещё один, лишающий легкие воздуха взгляд на предмет своего вожделения, а потом аккуратно опустил мамину ногу вниз и поднялся со своего места.

- Пойдём,- ласково позвал он и наклонился к любимой, вдыхая аромат её кожи.

Мама что-то довольно промурлыкала, но разобрать слов не получилось. Меж тем рука юноши скользнула по желанному телу, невольно замерев на мгновение, когда ладонь ощутила под собой податливую плоть совершенной груди, а потом скользнула дальше под мышку. Даниил обхватил маму под руки и осторожно, но настойчиво помог ей подняться со своего места.

- Идём,- повторил парень и повёл маму в её спальню.

Здесь было тепло и темно. Лишь далёкий рассеянный свет уличных фонарей, позволял различить во мраке нетвёрдые очертания окружающих предметов.

- Надо бы до душа дойти,- пробормотала мама на ухо своему заботливому кавалеру.

Но юноша прекрасно понимал, что в таком состоянии это не имело никакого смысла. Вместо этого он подвёл свою любимую к постели и едва сумел удержать её, когда мама чуть не рухнуть в нежную мякоть перины.

- Погоди,- шепнул Данила и, трепеща от собственной наглости, опустил руки вниз.

Его нервные пальцы нащупали край тонкой ткани платья и неспешно потянули его вверх. Пусть юноша и не видел этого, но перед внутренним взором само собой предстало зрелище, как материя скользит по бархатной коже, освобождая её от опостылевшего гнёта. Как миллиметр за миллиметром из-под облегающей ткани появляются совершенные линии желанного тела. А между тем платье уже добралось до верхней точки своего крепления, и мама инстинктивно подняла руки вверх, позволяя стянуть его через голову.

Даня безвольно опустил взгляд вниз и даже в полумраке увидел восхитительной совершенство вожделенной женщины прямо перед собой. Их тела разделял едва ли десяток сантиметров, и прямо перед глазами в оковах ажурного бюстгальтера томилась манящая грудь. Юноша продолжал удерживать платье одной рукой, поднятым над маминой головой, так что его материя охватывала собой руки любимой, скрывая лицо и плечи, в то время как его вторая рука скользнула вниз и нащупала небольшой замочек между чашечками. Чтобы расстегнуть его, пришлось повозиться, но, в конце концов, строптивец сдался и три миниатюрных крючка выскочили из своих петелек.

Парень замер на секунду, упиваясь предвкушением, а потом расслабил пальцы и плотный кусочек материи полетел вдоль тела, освобождая то богатство, что хранил в себе всё это время.

Крупные полусферы качнулись, опускаясь вниз под собственным весом, и замерли двумя зыбкими остроконечными холмами, приковав к себе воспалённый взгляд любовника.

Мама что-то пробормотала, и в её неловком покачивании появился намёк на настороженность, вынудивший Данилу прервать упоённое созерцание. Юноша провёл ладонью вдоль изящного бока, не отказав себе в удовольствие слегка задеть большим пальцем ненаглядное полушарие, а потом его пальцы скользнули под материю платья и принялись поднимать её выше, освобождая лицо и плечи любимой. Впрочем, горящий страстью парень не торопился с этим.

Когда краешек ткани добрался до середины маминого носа, Даня вновь остановился, любуясь видом. Потом прильнул к любимой и вновь поцеловал её, уже не особо сдерживая свой порыв. Осознавай она происходящее лучше, быть может, женщина его мечты и отпрянула бы прочь, попыталась бы оттолкнуть зарвавшегося наглеца и самостоятельно освободиться от одежды, неожиданно ставшей путами. Но она не сделала этого. В её ответе едва ли можно было разглядеть безудержное желание, ещё несколько мгновений назад прорывавшуюся наружу томными стонами и сопением. Лишь его отголоски.

Данилу это не волновало.

Целуя нежные губы, юноша ещё больше стянул платье вверх, и теперь оно сковывало лишь руки. Да и от этих оков мама могла бы легко освободиться, если бы захотела, но она не делала этого. Парень повернул любимую спиной к кровати и, удерживая её за талию, наклонился вперёд, опуская её в мягкие объятья постели. Она не сопротивлялась, а едва приняв горизонтальное положение, блаженно вытянулась стрункой, отчего завораживающие полусферы груди качнулись вверх. Данила слегка отстранился, любуясь неподражаемым видом и ощущая, как внутри разгорается безудержная страсть, что незримым грузом копилась в его существе все эти месяцы.

Не в силах больше противиться желанию, он прильнул к телу, о котором мечтал всю жизнь. Покрывая поцелуями сначала губы, потом лицо и шею мамы, дрожащими пальцами он сжал податливую мякоть груди и ощутил, как в ладонь упёрся твёрдый, словно вырезанный из дерева бугорок соска. Не раздумывая долго, он зажал зовущую горошинку между большим и указательным пальцем, упиваясь ощущением его упругой строптивости. Стоило сжать сильнее, и из груди мамы вырывался шумный выдох или даже стон и, видя это, Данила принялся за грудь основательно. Впиваясь в неё губами, засасывая, облизывая, прикусывая, теряя контроль над собой. Тем временем свободная рука уже стремилась вниз. Гладя подтянутый живот, она миновала сначала тренированные мышцы пресса, потом добралась до гладкого эпилированного холмика лобка и нырнула между ног. Кончики пальцев ощутили под собой горячие половые губы и истекавшее соком отверстие входа между ними.

И вопреки ожиданиям мама не попыталась извернуться, уклоняясь от этой ласки. Наоборот. Её ноги сами собой разошлись в стороны, демонстрируя превосходную растяжку, а глухой стон вспорол ночную тишину, моля о продолжении. И Данила перестал сдерживать себя. Целуя изгибы и ложбинки, он начал свой размеренный путь вниз, постепенно сползая с вожделенного тела и постели.