Уже перед самым уходом на прогулку она увидела ответ.

«Я рада, что вам удалось поспать. Значит, у меня получилось помочь. Если снова будут проблемы с засыпанием, обращайтесь:-)»

Алине уже пора было выходить из дома, поэтому она написала коротко:

«Вообще я не очень верю во все эти штучки… В экстрасенсов и всё тому подобное. Но что-то в этом, кажется, есть».

Сегодня она села за руль своего аккуратного, приплюснутого и обтекаемого, как змеиная голова, «Lamborghini». Кажется, даже глаза меньше слезились и видела она уже сносно.

*

Отец Алины был крупным дельцом, занимавшимся топливным бизнесом. Можно сказать, она принадлежала к касте «золотой молодёжи»: училась за границей, свободно владела четырьмя языками — английским, итальянским, немецким и шведским. Уже к двадцати четырём годам она занимала в деловой империи отца серьёзный пост и вполне процветала. Своим успехом она была обязана не только положению папы, но и собственным уникальным способностям. Алина могла в короткие сроки вникнуть в любое дело, досконально изучить его и преуспеть в нём.

Отец называл её гением. Он гордился ею и готовил её в преемницы своего дела. А Алина затевала всё новые и новые проекты и играючи добивалась высот. Интересы её были весьма разносторонними: рынок ценных бумаг и фондовая биржа, земельные участки и недвижимость, строительство, торговля, ресторанный бизнес и даже издательское дело. Она заводила деловые связи и зарабатывала деньги столь же вдохновенно, как поэт пишет стихи.

Умея работать, умела Алина и отдыхать, причём исключительно активно. Горные лыжи, сноуборд, дельтапланеризм и альпинизм, дайвинг — не существовало, наверно, такого рискованного вида спорта, в котором она бы не попробовала силы. Всё давалось ей легко. Она наслаждалась жизнью.

Только одну сторону своей жизни она старалась отцу не показывать, потому как знала его категорически неприязненное отношение к этому. Она любила девушек.

Отец не хранил верность матери и заводил любовниц, Алина тоже их заводила. Она была завоевательницей и покорительницей, нахальной и уверенной в себе, в своём хлёстко-язвительном, неотразимом обаянии. Она любила главенствовать, доминировать, подчинять. И порой в этом стремлении к власти доходила до крайности: все её подруги часто страдали от её довольно едкого чувства юмора. Подмечать недостатки, высмеивать, обидно вышучивать, унижать, подкалывать и демонстрировать своё превосходство — всё это Алина проделывала с удовольствием. Ей нравилось самоутверждаться. И это было не пустое бахвальство: она не прожигала папины денежки, а действительно много работала, многого добилась и считала себя в моральном праве свысока относиться к тем, кто, по её мнению, был не так успешен и активен.

Она была красива: высокий рост, точёная фигура, огромные тёмные глаза с пронзительно-гипнотическим взглядом, жёсткий и энергичный рот, выдававший в ней деловую хватку и сладострастие, а также привычку всегда добиваться желаемого. Одна из её подруг при расставании обозвала Алину самовлюблённой сволочью. Алина не спорила с этим определением и даже с усмешкой согласилась. Она никогда ни под кого не подстраивалась и не прогибалась: не устраивает — до свиданья. В постели с ней возлюбленные стонали от наслаждения, но оплачивали удовольствие горькими слезами и обидами. Сама Алина относилась к расставаниям легко и никогда не считала виновной себя.

— Со мной трудно, но оно того стоит, — снисходительно-ласково, но с леденящей искоркой в пристальном взгляде предупреждала она очередную жертву своего «сволочного» обаяния. — И как долго ты со мной продержишься, будет зависеть только от тебя самой, милая.

Она умела красиво и изобретательно ухаживать, не скупилась на подарки и романтические жесты. Пташка попадалась в силки, ну а дальше… Дальше Алина брала всё, что хотела, а пресытившись отношениями, без сожаления разрывала их.

Но шила в мешке не утаишь, и отец всё узнал. Он был настроен непримиримо и порвал всякие отношения с дочерью. Алина к тому времени наработала уже достаточно прочную финансовую независимость и не боялась лишиться его поддержки; главное, считала она, чтобы отец не начал вставлять ей палки в колёса. Иметь такого человека, как её отец, в числе врагов было опасно. Но он не снизошёл до войны, просто вычеркнул дочь из своей жизни. Так как они были связаны в деловой сфере, кое-какие убытки Алина всё же понесла, но урон оказался не настолько серьёзен и непоправим, чтобы отчаяться. Она оправилась от удара достаточно скоро и даже затеяла новое предприятие — языковой центр «Европа». В то время ей было всего двадцать восемь. В этом-то цветущем возрасте она и услышала свой диагноз — как гром среди ясного неба.

Всё началось с небольшой хромоты и дрожания пальцев, слабости и усталости, ухудшения зрения и нарушения согласованности движений мышц, болезненных спазмов. Глазные яблоки иногда слегка подрагивали, стало трудно читать, пострадала речь — язык с трудом ворочался во рту. Это мешало работе, да и об активном спортивном отдыхе пришлось забыть. С эмоциями и настроением тоже творилось чёрт знает что. Словосочетание «рассеянный склероз» было у Алины на слуху, но она, не слишком разбираясь в медицинских терминах, ошибочно принимала его за старческую забывчивость. Вот эта-то самая «забывчивость» обнаружилась у неё — красивой, молодой, успешной, талантливой, энергичной и активной. И пришибла её, как огромный кузнечный молот.

Больше всего она боялась даже не боли и не физической слабости или обездвиженности, а утраты интеллекта. Работать можно и из инвалидной коляски, было бы желание и доступ в интернет; но это возможно только в том случае, если с мозгами всё в порядке. Мозги, мозги! Её главный «рабочий инструмент»… Как их сохранить? Впрочем, через какое-то время настало улучшение, и Алина почувствовала себя полностью здоровой. Она смогла работать и развлекаться в полную силу. Но от врачей и обильного, нервически-настойчивого чтения литературы по теме она знала о коварном течении недуга — с периодическими ремиссиями и рецидивами, обострениями и улучшениями.

С отцом Алина по-прежнему не общалась, точнее, это он отказывался идти с ней на контакт. Тем временем у него с мамой назревал разрыв: последняя любовница так зацепила отца, что он решил развестись с супругой и жениться на ней. Она ждала ребёнка — наследника.

— Алиночка, твой отец просто… сволочь, — плакала мама в телефонную трубку. — Он со своими юристами всё так хитро повернул, что я остаюсь ни с чем… с голым задом! У него всё имущество оформлено как-то так, будто оно ему не принадлежит… на бумаге. Всё фиктивное, всё подставное… Это он специально так сделал, чтобы мне ничего не досталось при разводе. По бумагам выходит, будто он нищий! И теперь он женится на этой своей беременной девке, а я… А я — у разбитого корыта… и на улице! Без денег, без каких-либо средств… Алиночка, у тебя же тоже есть связи! Ведь можно же как-то вывести этого старого бабника на чистую воду, а?.. Доказать, что он всё сфальц… Тьфу! — От горя у мамы заплетался язык, и она споткнулась о заковыристое слово, одолев его не с первого раза. — Сфальсифицировал!

— Можно попробовать, — подумав, сказала Алина.

Самочувствие у неё в это время оставляло желать лучшего, болезнь опять начала проявляться. Работа давалась ей с трудом. Но она всё-таки нашла людей, которые были за плату готовы взяться и «раскрутить» это дело. При их вмешательстве бракоразводный процесс родителей обещал стать скандальным и попортить отцу немало крови.

Отец приехал к ней сам — один, без охраны и юристов. Зашёл в квартиру по-хозяйски, уселся в кресло и закурил сигару — той же марки, которую любила Алина. Долго молчал, хмуря жирно лоснящийся в свете бра лоб. Мясистые черты его лица, освещённые сверху, казались ещё тяжелее и массивнее. Бульдожьи — одно слово. Ничего привлекательного в этом стареющем любителе молодой плоти не было, разве только кошелёк.

— Лучше не лезь в это дело, — нарушил он наконец тягостную, грозную тишину. — Ты знаешь, против кого ты идёшь… Против меня. И ты хорошо знаешь, чем это чревато и что я могу с тобой сделать. Я тебя в порошок могу стереть. Я — матёрый волк, а ты — молодая соплячка-выскочка. Больная к тому же, — добавил он с презрительной усмешкой. — Силёнок у тебя маловато со мной тягаться, детка. Так что мой тебе совет: не суй нос не в своё дело.