Среда 3 июня. Сегодня стирали белье, выдали новые рубашки, старые совсем истрепались. Говорят, в лесу на берегу Донца русские части, их оттуда никак не могут вытеснить, разве что лес поджечь. Пишу вечером, а по шоссе идут десятки и сотни немецких танков из Крыма — на фронт. Водители, то есть танкисты, в голубых формах с черными пилотками и в очках. Находимся в Барвенково, маленьком городишке, где я нашел фаянсовую чернильницу.

Четверг 4 июня 1942. Сегодня заступил в дневную смену по выпечке хлеба. После 12 часов пошел ливень, густой, будто дымная стена, здорово подмочил мешки с хлебом и мукой.

Пятница 5 июня 1942. Опять же выпекали хлеб, а после обеда пришла баришна, по-нашему Домнишоара, будет работать с нами. Пока я пишу, налетели два самолета, сбросили бомбы.

Суббота 6 июня 1942. Ничего нового, все хлеб пек, а как только кончилась смена, пошел к лагерю военнопленных, обменял кусок хлеба на ремешок.

Воскресенье 7 июня 1942. Дождь и бешеный ветер. После обеда вдруг налетели пять английских самолетов. Зенитки стреляли во всю мочь, но ни одного не сбили.

Понедельник 8 июня 1942. Сегодня, как и вчера, холодный дождь и сильный ветер, стужа такая, что стынут руки, всю ночь дрожмя дрожал.

Вторник 9 июня 1942. Опять сегодня пожаловали самолеты, покружили, но бомб не скинули. Зенитная антилерия стреляла по ним, они и улетели. Потом во второй раз прилетели, бомбили, а наша антилерия сбила два самолета, я сам видел место, куда они упали.

Среда 10 июня 1942. Всю ночь с 9 на 10 шла бомбежка, досталось вокзалу, на путях стояли вагоны с бочками бензина, те враз заполыхали. Сказывают, ихний генерал Тимошенко собрал большое войско, налаживался наступать, а его потеснили. С 1 по 10 июня будто захватили в одном лесу много танков, машин, пушек и разного рода оружие и боеприпасы.

11 и 12 июня 1942. Оба дня были покойные, занимались только выпечкой хлеба.

13, 14 и 15 июня 1942. И эти три дня выпекали хлеб, было тихо, самолеты не летали.

Вторник 16 июня 1942. В ночь с 15 на 16 в час пополуночи стал накрапывать дождь, но молнии полыхали во все небо. Случайно угодило в одну избу, та сразу сгорела со всеми людьми. Видел своими глазами, страшно до жути. (Конечно, капрал вкладывал в слова «случайно», «страшно до жути» свой особый смысл. Впрочем, смысл вполне понятный.)

(7 февраля 1977 года, четверг.

Узнал случайно от племянника капрала, который учится в восьмом классе, что Г. П. захворал и госпитализирован в Ф. для обследования. Он пытался бросить курение, и это, кажется, не пошло ему на пользу. Надо будет проведать его.)

Среда 17 июня 1942. Занимались только выпечкой хлеба, на фронте тишина, противник не атаковал.

Четверг 18, Пятница 19 и Суббота 20 июня. Выпечка хлеба проводилась спокойно, налетов не было. Немцы заняты тем, что вывозят захваченную добычу — пушки, пулеметы, ручн. пулеметы, минометы разного калибра, винтовки, телефонный кабель и поношенную обувь.

КАК И В ПРЕЖНИЕ ДНИ ТИШИНА И ВЫПЕЧКА ХЛЕБА. (ЛУЧШАЯ ПОЭМА В ЧЕСТЬ ДНЯ 21 ИЮНЯ 1942 Г.)

Понедельник 22 июня 1942. Сегодня, в понедельник 22 июня, весь день летали к фронту трехмоторные самолеты, там большой лес, деревья с метр в обхвате, а то и больше, и лес тот будто окружен румынской армией, а фронт обогнул лес и двинулся дальше, на восток, через Дон.

Вторник 23 июня 1942. Сегодня привезли около 300 раненых в госпитали города Барвенкова из 20 Драбантского и тоже из 21 пех. и 5 Драбантского полка.

Среда 24 июня 1942. В ночь с 23 на 24 около 10 часов опять налетели самолеты, шарахнули три бомбы недалеко от нас, где мы стоим с хлебозаводом. Я в то время стоял смену, выпекал хлеб и маленько было вздремнул, а тут сразу вскочил, не знал, куда деться, со страху лег и прижался к земле.

Четверг 25, Пятница 26 и Суббота 27 июня 1942.

В общем, спокойно, только ночью кружили самолеты противника.

Воскресенье 28 июня 1942. В этом городке Барвенкове мы выпекали хлеб с 3 по вторник 30 июня, после чего, дескать, поедем вперед к реке Донец.

Понедельник 29 июня 1942. И в эту ночь с 29 на 30 июня около 10 часов вечера прилетел самолет и шарахнул 3 зажигалки, но ничего не поджег.

Вторник 30 июня 1942. Работа прекращена, материальную часть погрузили и в 6 ч после обеда отправление в село Лузум все ближе к фронту на реке Донец.

Среда, 1 июля 1942. Едем на северо-восток, все к фронту. Из Барвенкова тронулись вечером 30 июня в 6 часов вечера. Как прежде на дорогах видели покореженные машины, танки, тракторы, здоровенные пушки, всю ночь шли пехом и далеко видать был фронт, как горели ракеты и из самолетов сыпались бомбы. Шоссе строено не из камня, а из мела, и утром мы, пройдя 30 км, прибыли в деревню. Весь день таились в перелесках. Вечером в 6 часов опять двинулись в путь все в том же направлении на северо-восток, до деревни Лузум осталось 14 км. При подходе к деревне Лузум увидели на краю русские дзоты, и еще прошли немного, и увидели 6 разбитых танков. Спустились к селу и переправились через Донец по новому мосту, что навели немцы, и расположились в саду в 1500 м от деревни, где и начали выпечку хлеба. Всю дорогу проделали ночью, боялись налетов Русской Авиацыи.

Пятница 3 июля 1942. С этого дня маюсь животом и в субботу 4 июля и в воскресенье 5 июля понос. В остальном тихо, только 4-го самолет шарахнул 6 бомб, правда, далеко — 1000 м от нас.

Понедельник 6 июля 1942. День и ночь производили выпечку, стоим около жел.-дорожного моста. Немцы работают круглые сутки, ночью при свете электрических ламп, а когда налетают самолеты, гасят свет и драпают в укрытие. У немцев паровая баба — она загоняет сваи в землю и автоматическим молотом заклепывает их.

Вторник 7 июля. В означенный день заглянул ко мне серж. 21 Пехотного Бухарестского полка, дал ему две буханки. Сказывал он, будто капит. Тоне Марин из Пырлиты убит, хотел захватить два русских дота и по оплошке угодил под перекрестный пулеметный огонь — разнесло в клочья.

Среда 8 июля.

(Мы переходим к концу первой из тех трех тетрадей, с которыми капрал Г. П. по прозванию «Простота» позволил мне недавно ознакомиться. Начиная с первых страниц серии книг «Наши воины» и до сегодняшнего дня, мы немало успели узнать о храбрости румынского солдата. И все же читающий этот дневник не может не задаваться вопросом: откуда у этого капрала Г. П. столько героизма? Слыханное ли дело! Дойти почти до самого Сталинграда и все это время жаловаться на качество пищи и прочие мелочи жизни, день-деньской только выискивать недостатки, отделаться царапиной на ноге, и то наткнувшись по недосмотру на гранату в тот самый момент, когда он «следовал в клозет», отделаться вывихом ноги из-за неудачного прыжка с телеги — и это на войне, унесшей миллионы жизней. А он все бубнит по поводу дурной пищи… Это же черт знает что! Но с другой стороны, задайтесь вопросом, который некогда выразил поэт: «Что нужно было тем войскам?» — и лишь тогда героизм, проявленный капралом румынской армии по прозванию «Простота», начальником печи походного хлебозавода № 4 в 4-й дивизии, предстанет в своем истинном виде. На первый взгляд может показаться, что героизм этот «поставлен с ног на голову», что он больше походит на свою противоположность. Но это только потому, что причина предстает в искаженном свете. Мы ведь прекрасно осведомлены, во имя чего шли на подвиг Пенеш-Куркан и девять его воинов из васлуйской земли, которых «с сержантом десять было»^[6], а также Еремия Григореску и его солдаты на поле Мэрэшэшть, или жертвы расправы в Мойсей, застывшие на века с высоко поднятыми головами на памятнике скульптора Гезы Виды^[7]. Но мы ничего не знаем о том, что нужно было капралу Г. П. по прозванию «Простота» (из деревни Г., уезда Ильфов) на берегах Дона, когда дома у него дел было невпроворот, и уж тем более не знаем, чего ради он должен был там сражаться. Итак, раз сама причина, как диалектика Гегеля, поставлена с ног на голову, то и мы не должны удивляться тому, что и следствие выглядит таким же образом. ПО ТОМУ, ЧТО ОН ДЕЛАЛ, И ПО ТОМУ, ЧЕГО ОН НЕ ДЕЛАЛ, Г. П. БЫЛ ТОЖЕ ГЕРОЕМ.)