Найдя нужный дом, ребята принялись искать квартиру под номером девять, но с удивлением обнаружили, что в нем их всего восемь.

– Ерунда какая-то, честное слово, – с досадой произнес Саша, когда, спустившись со второго этажа, они присели на покосившуюся лавочку посреди двора, надеясь, что хоть кто-то из местных подскажет им, что здесь не так и здесь ли они вообще ищут нужную квартиру. – Столько ехали, искали, чтоб узнать, что такой квартиры в этом доме и в помине нет.

– И вообще мусорная яма настоящая, а не дом! – подлил в огонь масла Ленька, оглядываясь по сторонам и прикуривая очередную сигарету. – Слышь, Саня, может, ну его! Здесь, я думаю, ловить нечего.

– Ну его! – передразнил Саша. – А дальше что? Под забором ночевать?

Вечерело. Как назло, во дворе было пусто. Несколько проходивших мимо людей на вопрос ребят лишь развели руками, так ничего конкретного и не ответив. Было видно, что терпению Саши приходит конец. Наконец, резко подскочив с лавочки, так, что та еще больше накренилась набок, и раздражено сплюнув, он в который раз осмотрелся и решительно зашагал по направлению к подъезду.

– Ты куда? – крикнул ему в спину Ленька.

– Туда, – показал рукой на дверь Гавриленко. – Ну не сидеть же просто так. Если есть восьмая квартира, то должны же они знать, где девятая.

Ленька молча последовал за приятелем.

Звонка возле давно не крашеной, местами залатанной кусками фанеры двери не было, и Саша постучал: тихонечко, затем, решив, что, возможно, его не услышали, погромче. Это возымело действие. За дверью действительно послышалось копошение, кашель и шарканье тапочек по полу. «Кто?» – услышали ребята хриплый прокуренный мужской голос.

– Извините…, – громко сказал Саша, приблизив лицо к двери, но тут же отпрянул назад: дверь, скрипнув, открылась, и на пороге показался худой седоволосый, несколько сгорбленный и явно страдающий чрезмерной зависимостью от алкоголя мужичок в майке, удивленно глядящий на молодых людей.

– Чего надо?

Мужичок протер кулаком глаза.

– Добрый вечер. Извините, – снова, уже обычным голосом повторил Гавриленко. – Понимаете, мы студенты. Приехали на учебу, но оказалось, что мы остались без общежития.

– Ну.

Мужичок, видимо, неслабо отметивший окончание рабочего дня, продолжал смотреть на Саню и Леньку ничего не понимающими глазами. Гавриленко и сам почувствовал, что начал издалека, что объяснять состоявшемуся алкоголику свою грустную историю все равно, что рассказывать папуасу о кибернетике, поэтому решил пойти другим путем.

– Это восьмая квартира?

Мужичок утвердительно, но безвольно махнул головой.

– А Вы не знаете, где в этом доме девятая квартира? Нам нужна девятая.

– Чего?

– Скажите, Вы не знаете, есть в этом доме девятая квартира? У Вас вот номер восемь и последний этаж. А девятая? У нас вот адрес…

Гавриленко запнулся, решив, что снова удаляется от интересующего его вопроса.

Мужичок сначала уставился на Саню, затем подозрительно посмотрел вверх, видимо, решив проверить, на последнем этаже он живет или нет, и достаточно эмоционально покачал головой из стороны в сторону:

– Не-а!

– Ясно, – поджал губы Саня, и уже сделал движение, чтобы идти, но вдруг резко повернулся и раздраженно бросил в лицо мужичку:

– Но ведь кто-то же оставлял адрес в пединституте, что берет квартирантов. Именно в девятую квартиру!

Алкаш испуганно отпрянул назад, по-видимому, не ожидая такого напора и испытав состояние легкого шока, но оказалось, что шок подействовал довольно своеобразно: внезапно его осенило. Его лицо исказилось неким подобием улыбки, словно именно в этот момент он вспомнил, где припрятал заначку. Махая перед своим носом указательным пальцем и опершись на косяк двери, он начал размышлять вслух:

– А! Девятая!.. Понял! Девятая – это ж… Манька! Точно… Манька!

– А где ее квартира? – нетерпеливо, словно боясь, что мужичок потеряет нить своих рассуждений, поинтересовался Леня.

Но тот уже всем своим видом показывал, что за эту самую нить он ухватился цепко:

– А внизу… в полуподвале. Вот сейчас из дома выйдете и сразу направо. Там еще такой навес, металлический, над…

Саня не стал дослушивать пояснения алкоголика, однако и не забыл поблагодарить его. Дернув Леньку за рукав, он стремительно ринулся вниз по лестнице.

Действительно, за углом дома оказался полуподвал с наполовину уходящими ниже уровня земли окнами и покрытым старой ржавой жестью навесом, на который ребята при предыдущих осмотрах дома не обратили внимания, приняв его за служебное помещение. На двери подвала красовалась большая, выведенная мелом «девятка».

– Слышь, Саня, но это же гадюшник какой-то, – расстроенно произнес Ленька, глядя на замызганную, с пятнами облупившейся и потрескавшейся краски дверь.

Саша и сам не скрывал своего разочарования, но, уже находясь у цели, все-таки решил довести начатое до конца:

– Да ладно, Ленчик, сейчас узнаем: ночевать-то где-то все равно же надо.

Гавриленко постучал. Его стук послужил сигналом для огромной своры шавок, тут же рванувших к двери с ее противоположной стороны, лающих, скулящих и завывающих на все лады.

– Иду! Иду! Кто там? – послышался за дверью довольно приятный женский голос.

– Мы студенты, – приблизившись к двери, громко произнес Саша. – Вы оставляли свой адрес в пединституте?

– Студенты? – замешкалась женщина за дверью, но тут же радостно произнесла: – Ах, студенты! Да, оставляла, зайчики мои. Сейчас. Сейчас.

Общение продолжалось через дверь: хозяйка квартиры, видимо, наводила последние приготовления, дабы повыгоднее представить лицом товар, то есть свою так называемую полуподвальную квартиру.

– Деточки, бегите на место, не расстраивайте маму. На место, ласточки, зайчики мои. На место!

– Это она так с собаками разговаривает, понял, – улыбнувшись, прошептал Саня.

– Да понял! Понял!

Настроение Леньки за последний час заметно ухудшилось. Это ж надо, сунуться в такой мусорник! Прямо советский Гарлем какой-то. Вонь, грязь, оббитые и обгаженные углы дома. Не таким он представлял себе начало похода за высшим образованием, за стремлением сеять разумное, доброе, вечное. Да и жизнь в областном центре он рисовал в своем воображении несколько иными красками. По крайней мере, не такими мрачными. А тут прямо какой-то абстракционизм получается. С какими-то грустными ассоциациями. Хотя… Сам виноват. Нужно было заранее думать.

На время вступительных экзаменов место в общежитии Фомину дали без проблем, даже не спрашивали ни о чем – так возомнил, что вопрос не актуален. А тут такой облом! Самое смешное, что завтра первое сентября, торжественное открытие нового учебного года, наверно, линейка какая-то будет, или что там у них бывает. Все придут нарядные, довольные. А они с Саней? Стоят, как отбросы общества, у какой-то, с позволения сказать, квартиры, расположенной в подвале, да к тому же еще и не знают, примут их здесь на ночевку или нет. Хорошенькое дело!

Наконец дверь, видимо, повидавшая на своем веку еще городничих и околоточных, проскрипев что-то на понятном лишь ей языке, открылась. Перекрывая узкий проход в квартиру своим огромным туловищем с несколькими свисающими складками по бокам, проступающими под легким ситцевым платьем, а толстыми ногами в потрепанных тапочках сдерживая полчище собачонок, пытающихся просунуть любопытные мордочки в оставшиеся щели, перед студентами предстала словно сошедшая с полотен Рубенса дородная женщина лет пятидесяти пяти. Ее лоснящаяся на щеках кожа, провисшая несколькими ровными рядами у подбородка, окрашенные в каштановый цвет и накрученные на крупные бигуди волосы делали портрет еще более выразительным. Но даже при невероятной полноте и наличии тройного подбородка во внешности этой женщины вполне угадывались черты некогда красивой и, без сомнения, привлекательной особы. Та еще Грация!

– О! Мальчики! – всплеснула она руками. – Так вы студенты? Какого института?