– Да… Да, но я, допустим, против, – не поддержав жизнерадостности и задора фотографа, скорее, предположил, чем возмутился совершенно выбитый из колеи нахальством Винни-Пуха рыболов. – Вы же, наверно, хотели бы услышать мое мнение на этот счет?
Фотограф только развел руками. Наверно, в этот момент он усердно решал сложнейшую задачу, как бы это поизящнее ответить на сдержанный выпад рыболова, но, видимо, особо не преуспел в поиске достойного ответа и остановился на очень короткой, но, по его мнению, достаточно емкой и все объясняющей фразе:
– Ничего не поделаешь: снято.
Слово «снято» как-то просто, но вместе с тем очень легко и уверенно сорвалось с его языка. Казалось, прозвучи сейчас вдобавок к сказанному «Всем спасибо! Все свободны!», и ситуация напомнила бы ту, когда что-то торжественно подобное вырывается из уст режиссера, означая конец съемки какого-нибудь эпизода, после чего все ее участники, по идее, должны облегченно вздохнуть и расслабиться.
Винни-Пух, по-видимому, решил ретироваться. Он развернулся на месте, неуклюже отшвырнул подвернувшийся под ногу кусочек льда и, приложив руку ко лбу, чтобы укрыться от слепящего февральского солнца, посмотрел в направлении середины реки, где виднелось множество силуэтов склонившихся над лунками рыбаков. Его спокойствие, уверенность, даже необъяснимая веселость странным образом подействовали на Гавриленко: возникшее было раздражение и недоумение почему-то мгновенно сменилось обыкновенным любопытством.
– А Вы, простите, кто? – уже глядя в спину намеревавшемуся уходить Винни-Пуху, поинтересовался рыболов.
Тот обернулся, сделал удивленное лицо и, как и прежде, с сиюминутной готовностью, словно и без вопроса все было понятно, ответил:
– Ясное дело кто. Корреспондент.
В словах и интонации парня Гавриленко уловил даже не то что какую-то неискренность или недосказанность, а просто шутливость, иронию, пародийность, граничащую с бесцеремонностью, и хотел было задать вопрос поконкретней, но незнакомец опередил его:
– Ну, счастливо! Ни Хвоста, ни чешуи! Кажется, так у вас говорят?
Видимо, он, незнакомец с формами Винни-Пуха, и сам прекрасно понимал, что перечень вопросов к нему далеко не полностью исчерпан. Он и задал свой последний вопрос не столько для того, чтобы услышать ответ, а чтобы перехватить инициативу и быстренько ретироваться. Потому, желая избежать, как показалось Александру Васильевичу, продолжения разговора, наклонившись вперед и широко расставив руки, он быстро двинулся в сторону основной группы коллег Гавриленко, на ходу поправляя шапочку и прикрывая шарфом фотоаппарат.
Александр Васильевич в недоумении скривил губы, казалось, безмолвно произнесшие «К черту!», пожал плечами и решил уже махнуть на все рукой, но тут же передумал, положил удочку на лед и, приложив обе руки ко рту наподобие рупора, крикнул вслед удаляющемуся от него парню:
– Так какого хоть издания корреспондент?
Его вопрос заставил парня остановиться. Он развернулся, посмотрел на Гавриленко, поправил залетевший набок фотоаппарат и, набрав полную грудь воздуха, отчетливо, чуть ли не по слогам, громко произнес:
– Газеты «Путь в неизвестность»! Не исключено, что Ваше фото вполне может появиться в следующем номере!
ГЛАВА 2
Рожденье дружбы – краткий яркий свет,
Но как же много в этой жизни нужно
Прожить прекрасных и суровых лет,
Чтобы понять всю силу слова «дружба».
– Ну что, я так понимаю, ты тоже остался без общежития?
Ленька Фомин, новоиспеченный студент физико-математического факультета педагогического института, стоя на крыльце теперь уже ставшей родной ему альма-матер и прикуривая сигарету, невесело улыбнулся высокому широкоплечему светловолосому парню. Собственно, этого блондина он заприметил еще месяц назад, во время вступительных экзаменов. Да и как не заприметить, если тот, единственный из огромной толпы абитуриентов, пришел на вступительные экзамены в парадной военной форме, на которой, словно визитная карточка, выделялись черные погоны с тремя желтыми блестящими сержантскими полосками. Ясное дело для чего, тут и особо догадливым не нужно быть: чтоб преподаватели, принимавшие экзамены, были поснисходительнее.
На фоне светловолосого парня с несколько грубоватыми чертами лица, глубоко посаженными глазами и приплюснутым носом Ленька выглядел просто красавцем. Густые черные до плеч волосы с ровным пробором посредине, такие же черные выразительные брови, тонкий прямой нос, правильные черты лица – все это выгодно отличало его от бывшего сержанта, нынешнего студента и будущего хорошего знакомого. Хотя, собственно, какое это имело значение.
Теперь экзамены позади, они уже студенты, только вот познакомиться поближе возможности пока не представлялось. Но, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Леня остался без общежития – не дали, не малоимущий, видите ли, а о каком-то другом варианте он как-то вообще до этого не задумывался. Считал, что раз стал студентом, то общежитие уже идет в нагрузку. Да не тут-то было. Вот и остался теперь у разбитого корыта.
– Друг по несчастью? – улыбнулся в ответ блондин и протянул Леньке руку:
– Саша.
Леонид с удовольствием ответил на предложение познакомиться (вдвоем веселее) и, пожав протянутую сержантом-студентом руку, представился.
– Ну и…? – глубоко вложив руки в карманы брюк, прищурившись и рассматривая проходивших мимо шумных студентов, движение которых у института к четырем часам уже заметно ослабло, произнес Саша.
Несмотря на отсутствие во фразе, казалось бы, какого-либо подтекста, Ленька его прекрасно понял. «Ну что, дружище! Где будем ночевать? Какие будут предложения?». Однако на данный момент хоть каких-нибудь вариантов не было, и он лишь грустно усмехнулся, пожал плечами и сплюнул сквозь зубы.
– Ясно.
Саша, в отличие от Леонида, был настроен более оптимистично. На его сосредоточенном лице читались определенные размышления. Обращаясь к Фомину, но в то же время глядя в совершенно другую сторону, он спокойным голосом произнес:
– Я слышал, люди, которые на квартиру жить приглашают, у вахтерши… там, в фойе, адреса оставляют. Вроде и журнал какой-то есть. Как думаешь? Надо бы посмотреть.
– Конечно, – обрадовался предложению Ленька и бросил окурок в стоящую у крыльца урну. – Отличная идея! А я об этом, если честно, вообще в первый раз слышу.
Вахтер тетя Клава пережила на своем «боевом» посту не одно поколение абитуриентов и студентов и имела особый талант с первого дня их пребывания в институте становиться для каждого чуть ли не бабушкой родной, искренне радуясь их успехам и сопереживая неудачам. Она сразу же достала из тумбочки видавший виды, а потому прилично потрепанный журнал с адресами. Она принялась хлопотливо выискивать «сыночкам» наиболее подходящие варианты. Как оказалось, вариантов для двух парней почти не оказалось: хозяева сдаваемых «углов» непременно желали поселить у себя «приличных воспитанных девочек», которые, живя у них, могли бы оставаться практически незаметными, этакими невидимками, поздно не приходившими, не готовившимися к занятиям по ночам, экономящими электроэнергию, не приводящими в дом особей противоположного пола. И так далее. И тому подобное.
Из ничтожного перечня оставшихся предложений Гавриленко (фамилию Саши Ленька прочитал в протянутом вахтерше паспорте) со своим новым приятелем выбрали квартиру под номером 9 в доме по улице Тупиковой, куда и направились сразу же, прежде не забыв поблагодарить тетю Клаву за оказанную помощь.
Улица Тупиковая в прямом смысле соответствовала своему названию. Это была окраина города, в основном, частный сектор, в котором где-нигде выделялись двухэтажные постройки с облупившейся штукатуркой и огромным количеством мусора во дворах. Оказалось, что раньше, в годах пятидесятых, здесь был небольшой поселок, позже примкнувший к городу, который населяли работники находившейся здесь железнодорожной станции. Со временем между частными постройками выросло несколько двухэтажных домов, квартиры в которых получили очередники3, собственно, все те же железнодорожники со своими семьями.
