Итак, теперь понятно, почему я чувствую себя не в своей тарелке в кругу моей семьи. Я адвокат по налоговому консалтингу! В их глазах я помогаю богатым становиться еще богаче, и автоматически становлюсь воплощением дурного общества, я как сатана в юбке.
Но так же я и самая маленькая, поэтому они стараются быть терпимыми ко мне. Возможно, если бы я была первенцем, со временем меня бы отвергли. Если не брать в расчет то время, когда в моей жизни был Чарльз, когда моя семья смотрела на меня великодушными глазами.
Сейчас, без него, я естественно вернусь на дно фамильной классификации.
* * *
Как только я припарковалась, сразу же иду через сборище гусынь, которые набрасываются на меня пытаясь укусить за руку.
Как говорит моя мама, свободные гусыни - счастливые гусыни. Я стараюсь не разделять ее мнения, но до сих пор не отваживаюсь с ней поговорить об этом.
Гуси коварны, это знают все. Мои родители вырастили диктаторских и ужасно плохих гусей.
Учитывая, что я уже привыкла к этому, решительно направляюсь к входной двери, позволяя себе уверенным шагом пробежать между собаками и кошками, которые спали на подоконнике. После многих лет постоянной практики я приобрела заметную способность и, следовательно, через несколько секунд я внутри дома. Гусыня-убийца, которая двигалась на меня в начале, хлопала крыльями и кудахтала за дверью. Какое удовлетворение.
— Мама, я приехала! — кричу, чтобы она меня услышала.
— Я в кухне, — отвечает убедительный голос моей мамы.
И на самом деле, вот она там, начинающая готовить блюда с сильным необычным запахом. Если никогда не спрашивать, что она кладет в блюда, можно умереть от испуга.
— Ах, вот и ты, Джени, мы волновались, ты опоздала на час, — сразу же заметила моя мама, которая сегодня была одета в ярко-желтое платье. Возможно, вроде приветствия солнцу, если судить по ослепляющему цвету.
— Я не опоздала. Я предупредила, что приеду в час, и вот я здесь, пунктуальна как швейцарские часы.
Между нами говоря, пытаюсь всегда приехать в последние секунды, когда речь заходит о поездки к моим. Ни минутой раньше, иначе я рискую попасть под поток неудобных вопросов.
— Милая, дай на себя посмотреть. Все еще это серое лицо. Что же ты ешь, черт возьми? Случайно не мясо? — спрашивает моя мама, заметно потрясенная только этой мыслью.
Сейчас, выросши в семье двух вегетарианцев ясно, что я не ем мясо, но сегодня я позволю себе немного рыбы или яйцо. Но никогда не наберусь храбрости сказать это маме, она бы убила меня, если бы узнала что я строгая вегетарианка, а не выборная.
— Нет, мам, — отвечаю с готовностью. — Никакого мяса, один только стресс.
По ее выражению лица понимаю, что выбрала неверный курс.
— Ну, честно говоря, это то, чего ты заслуживаешь из-за работы, которую выбрала. Правда, Дженифер, что тебе стукнуло в голову, когда ты выбирала налоговый консалтинг? И работать на инвестиционный банк, затем... Ты хоть понимаешь? Это вызвало крах нашей финансовой и экономической системы! — повторяет она мне это в миллионный раз. Я уже настолько часто слышала эту историю, что могу опередить слово за словом то, в чем она меня упрекает. С минимальными ошибками.
— Я думала, что ты обрадуешься краху, — указываю ей на это.
Моя мама замирает от удивления с черпаком в воздухе и поворачивается, чтобы взглянуть на меня.
— Конечно же, я счастлива! Наконец-то и все остальные заметили то, что мы с твоим отцом повторяем вот уже сорок лет. — Пока она произносила это, ее глаза блестели, и от этого она казалась более юной.
— Итак, вы должны были знать, что я помогаю разрушить систему. В то или иной мере, — добавляю я почти с улыбкой.
Я хитрая и мама это знает. Смирившись, она возвращается к кастрюле.
— А Чарльз, почему он не приехал с тобой? — спрашивает она, продолжая помешивать. Я действительно надеялась, что на это не заметит, по крайней мере, не так быстро. Я думала, что запоздалые жалобы на работу помогут мне выиграть несколько минут.
— Итак, Джени, где Чарльз? — спрашивает мой брат, который возник из ниоткуда возле моего бока.
— Х-м-м-м-м, — бормочу я. И от этого короткого звука, как только я его произнесла, моя мама взорвалась.
— Боже мой, вы расстались!
— Ну...
Майкл почувствовал мою неуверенность и попробовал мне помочь.
— Брось, мам, не будь настолько драматичной, у Чарльза сейчас дела, правда?
Он прекрасно знает, что мы порвали, он не глупый, но как оказалось это не подходящий день для такой новости. Моя мама, обычна такая тихая, превратилась в фурию только от этой мысли. Лучше повременить.
— Конечно, он на собрании, — говорю убежденно. За плечами у меня годы практики.
— Очень жаль. Хотела собрать тебе сумку с остатками. Ты же хорошо знаешь, как он обожает мою кухню.
Я опускаю, что должна выйти за него замуж только поэтому. Я никогда не найду мужчину, способного оценить кухню моей мамы. Но Чарльз действительно ее любил, и не столько за запах, сколько философски: согласно с его мнением, если ингредиенты этичны и логичны это и есть результат. Исключая вкус.
Потому что на вкус это действительно спорно. И я говорю это со всей дочерней любовью.
— Давайте, готово, — немного позже позвала мама.
И мы следуем за ней, пока она делает круг, чтобы пройти просторную столовую. Просторная, потому что абсолютно лишена покрова, как требуют новые правила фэн-шуя.
Возле стола из натурального дерева сидит мой отец, сосредоточенный на болтовне с Томом, супругом моей сестры, Стейси. Даже у них есть абсолютно биологическая ферма в нескольких километрах отсюда. Двое их детей, Джереми и Аннет, бегают в догонялки вокруг стола.
Моя сестра занимает невесту Майкла, Анну. Она немецкий медик и они познакомились несколько лет назад в лагере беженцев. Они до сих пор любят друг друга до потери пульса. Свадьба — это дело уже решенное, остались рабочие заботы.
В действительности уже год, как они собираются пожениться, но продолжительные войны, с которыми человечество кажется, ничего не может сделать, делает их слишком занятыми. У меня такое ощущение, что они ждут мира во всем мире, и закончится это тем, что они никогда не поженятся, но, а с другой стороны, зачем разрушать мечты других?
Эти люди сблизились идеалами и убеждениями, эти люди вызывают страсть, убежденные своей идеей. И к этому я действительно больше ничего не добавлю.
По правде говоря, я уже выросла настолько чувствительной ко всем жестокостям в мире, что должна уже построить собственную оборону. Итак, я выбрала занятие совершенно противоположное их убеждениям, то, что для них кажется легкомысленным и глупым, но это создает некоторое расстояние между мной и ими. Я почувствовала себя одинокой, когда в каком-то смысле оборвала мосты с ними. У меня всегда была необходимость существовать отдельно, а не как часть одной общины, где все должны разделять одинаковые убеждения и идеи.
Будучи одной из лучших студенток Оксфорда, я соглашалась закрепить тот отрыв, который позже мог мне помочь уехать в Лондон и найти себя.
Не то чтобы это вышло, хотя бы поговорить об этом по-человечески. Карьера – единственная вещь, которая держит меня на плаву, и мне бы не хотелось признавать это.
— Привет, Дженни, — приветствует меня папа. — Сегодня Чарльза не будет? — его тон к счастью сердечный и не взбудоражен, какой был у мамы несколько минут назад.
— Нет, у него дела в университете, — лгу убежденно.
— Итак, он прощен, — говорит он торжественным голосом. Итак, проясним: я никогда не приезжаю к ним на выходные, если должна работать и, следовательно, не могу приветствовать их.
— Что слышно в городе? — спрашивает меня Том.
— Ничего особенного. Все как всегда, — отвечаю, садясь за стол.