— Нет, это был довольно-таки приятный вечер, — пытается он убедить меня, пока я смотрю на него с изумлением.

— Ты действительно слишком добрый человек, чтобы свирепствовать, — говорю ему я. — Но я на самом деле ценю это.

— Хорошо, тогда ты и постарайся не слишком свирепствовать насчёт этого бедного парня.

— Насчёт кого? Йена? — восклицаю напыщенно. — И это он-то бедный?

Элиот почти серьёзен, когда говорит мне:

— Я не подразумевал это с материальной точки зрения, это очевидно. Но он – человек, который вызывает почти что сочувствие.

— Ты это серьёзно? А у меня он не вызывает сочувствия, на данный момент я к нему испытываю разве что сильную злость.

— И неправильно делаешь. Я понимаю, ты раздражена, но я думал, что вы, женщины, цените подобного рода демонстрации чувств.

— Поверь, мне нравится совсем другое, — отвечаю сухо.

— В любом случае, не будь такой вредной, когда он приедет к тебе этим вечером.

— Он никогда не приедет! — восклицаю убеждённо.

Элиот смеётся.

— Отвезёт блондинку домой, а потом приедет к тебе, вот увидишь. Не нужно быть психологом, чтобы понять это.

— Раз уж ты так говоришь… — бормочу я, ни капельки не убеждённая.

Когда мы подъезжаем к моему дому я всё ещё чувствую себя неловко за то, что случилось.

— Я повторяю тебе это в тысячный раз, но не могу сделать ничего другого: мне очень жаль!

— Мне правда было очень приятно с тобой познакомиться, — говорит он мне, провожая меня до двери. — И если тебе когда-нибудь придётся стать по-настоящему одинокой, у тебя всегда есть мой номер!

— Идёт, — говорю я с благодарностью.

Элиот прав. Через четверть часа звонит мой домофон. И я прекрасно знаю, кто там.

— Уже почти полночь, какого чёрта тебе надо, Йен?

— Поговорить с тобой, — говорит он мне решительно.

— Нет, не хочешь ты со мной говорить, — отрезаю я. Следуют несколько секунд тишины.

— Окей, я хочу только поговорить, — уточняет он. — Не хочешь открыть дверь, прежде чем кто-то из твоих соседей взбесится?

Ворчу, но безропотно открываю.

Правда такова, что то, в чём он мне признался раннее, в ресторане, смягчило меня, так что я не нахожу в себе силы выставить его вон, не посмотрев ему в глаза.

— Это явно не время для визитов, — заявляю я, когда он появляется передо мной.

— Знаю, прости, — говорит мне он, хотя на самом деле не выглядит слишком подавленным.

— Положил Барби в постель? — спрашиваю скучающим тоном.

Он звонко смеётся над этим прозвищем.

— Можешь не смеяться, это ты её нашёл, — отмечаю я.

— Ты права, выбор – хуже некуда. Но я никогда снова не вспоминал о ней, раз уж она так увлечена собой. Теперь понимаю, почему я так никогда и не позвонил ей за два года!

Стараюсь провести его в зал, но он игнорирует меня и направляется в мою комнату. Он просто невыносим, когда делает так, будто находится у себя дома.

— И о чём ты хотел поговорить на этот раз? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди. Знаю, что это вызовет враждебность, но это именно то, чего я хочу.

— О наших с тобой отношениях, — отвечает он спокойно.

— Нет у нас никаких отношений, — замечаю я.

— Я не согласен, — отрезает он. — Это – отношения. Если я хочу быть только и только с тобой, значит, что это отношения.

Что за надменный человек.

— Нет, дорогой мой, это значит, что ты привык думать, будто все женщины в мире хотят быть с тобой, если ты этого хочешь. Но я этого не хочу, так что мы с тобой не вместе.

В сомнении, он поглаживает подбородок.

— То есть, проблема вот в чём: я с тобой, но ты – не со мной… и как, по-твоему, мы можем решить эту дилемму?

Я смотрю на него на самом деле раздражённая.

— В последний раз, когда я смотрела в словаре, для того, чтобы быть вместе, нужно обоюдное согласие. Следовательно, мы не вместе.

Странно, но я начинаю видеть и на его лице какую-то усталость: уже на самом деле поздно и мы пришли с не очень-то и лёгкого вечера. Не считая предыдущей недели.

— Мы оба очень устали, почему бы нам не оставить разговор на завтра? — предлагаю я ему, вставая со стула и приближаясь к кровати, где он сидел.

Йен пододвигается, обнимает меня и кладёт голову на мой живот.

— Окей. Могу ли я остаться? — ворчит он, не поднимая головы.

Я касаюсь взъерошенных волос, чтобы смягчить то, что собираюсь сказать.

— Нет, не можешь.

— Прошу тебя… — умоляет меня и приподнимает мою кофточку, чтобы поцеловать.

— Эти методы совершенно неправильные! — замечаю я. Стараясь, без особого успеха, освободиться из его объятий. Но его прикосновение настолько нежное и лёгкое, что у меня просто нет сил.

— Знаю, — смеётся он. — Но они же работают.

Покорно вздыхаю.

— Возможно, — только и добавляю я.

— Неплохо, — вздыхает он и целует меня, поднимаясь всё выше и выше. В какой-то момент он поднимается и снимает с меня кофточку.

— Ненавижу тебя, когда ты так делаешь. – Его глаза сияют, смесь веселья и возбуждения.

— Мы совершаем ошибку, — снова повторяю я, но его это не останавливает.

— Тогда мы совершим её прямо сейчас, а об остальном подумаем позже, — говорит мне он.

Когда несколько секунд спустя его губы находятся на моих, я ничего не могу возразить.

* * *

Я наполовину проснулась, лежу в кровати с телефоном в руке. И, правда, сейчас одиннадцать часов, но всё-таки воскресенье!

— Нет, мама, правда. Я не могу приехать сегодня, — повторяю я в энный раз раздражённым голосом.

— Нет, дело не в твоей готовке. — До чего проницательная женщина.

Рядом со мной – темноволосая голова отрывается от подушки и смеётся.

— Нет, мама, я ещё в постели и очень устала. Думаю, что один раз в своей жизни я вас оставлю до полудня, если ты не против.

На другой стороне трубки мама жалуется, но я не обращаю на это внимания.

— Окей, да, буду в следующее воскресенье. Пока.

Отключаюсь, вздыхая от облегчения. В тот момент, когда я одеваюсь под одеялом, Йен притягивает меня к себе. К сожалению, у этого мужчины есть неудержимая власть надо мной, особенно если он обнажённый и в моей постели.

— На этот раз ты от неё спаслась? — спрашивает он, целуя меня в шею.

Все мои чувства вмиг обострились снова.

— Вроде бы да… — отвечаю, вздыхая.

В тот самый момент, когда его рука начинает гладить меня, звонок телефона снова разрушает спокойствие этого утра.

— А это ещё кто, чёрт возьми? — жалуется Йен, приподнимаясь для того, чтобы достать мобильник из кармана своих брюк. Одеяло укрывает его до спины, оставляя слишком мало для полной картины.

Он смотрит на экран и тут же мрачнеет.

— Моя мама, — жалуется он. Видимо, это касается всех.

— Слушаю? — отвечает он официальным тоном, будто он в офисе.

— Да, на самом деле сейчас не совсем подходящий момент, — заверяет её он.

— Нет, я сейчас не у себя дома, — отвечает он, приподнимая бровь.

— Да, я передам ей привет от тебя, — говорит он. — Нет, ты не можешь поговорить с ней.

Некоторое время он только слушает.

— Мамочка, я прошу тебя…

Спустя несколько минут он смиряется.

— Окей, тогда я приду сегодня вечером поужинать. Обещаю.

Когда он отключается, вид у него не особенно радостный.

— Воссоединение семьи? — спрашиваю его невинным тоном.

— О, да. Если хочешь, ты тоже приглашена, — наверное, он сошёл с ума?

— Без обид, но я бы предпочла спастись. Вчерашнего ужина мне более чем хватило. А твоя семья, пожалуй, ещё хуже моей.

Он смеётся и приближается для того, чтобы сладко меня поцеловать.

— Ты права, нет смысла подвергать этой пытке двоих человек. Хватит и меня одного.

— Более чем, — заверяю его я.

— Что ты скажешь о бранче? — спрашивает он тогда.

— В кои-то веки у тебя появилась замечательная идея.

Неохотно мы одеваемся, да и то лишь потому, что ужасно хотим есть. Йен убеждает меня взять машину и привозит в хорошенький ресторанчик на южном берегу Темзы.