— Йен, правда, мы ни о чём не говорили. Он хотел разузнать немного обо мне, и я была искренней. Немножко обсудили тебя. И в конце он посоветовал мне бросить тебя как можно быстрее.
Я хотела сказать ему это более обыденно, но и это явно было не лучше.
— Почему? — спрашивает он почти хмуро.
— Потому что он игнорирует тот факт, что мы с тобой притворяемся, — замечаю я, словно если бы я обращалась к ребёнку.
— Не играй со словами, — говорит он мне, бросая на меня свирепый взгляд. — Ты прекрасно знаешь, чего я добивался.
По правде говоря, я этого не знаю, мне это ничуть не понятно.
— А ты постарайся понять. Я не происхожу ни из знатной семьи, ни из богатой, и мечта в моей жизни не состоит в том, чтобы выйти замуж и изображать из себя жёнушку, и я недостаточно привлекательна, чтобы быть с кем-то вроде тебя.
У меня нет явных комплексов, я отлично знаю, чего я стою и какая у меня внешность, но сопоставление между нами двумя невообразимо. Полагаю, что в его семье выбираются самые красивые женщины со всей страны, со значительным привитием из поколения в поколение основных «эстетических норм», в то время как в моей поколениями выбирали партнёра за ум, оставляя без внимания весь внешний вид. И я не жалуюсь, я просто констатирую факты. Я слишком довольна своими мозгами и никогда их не променяю на самую красивую внешность.
— Ты себе не нравишься? — спрашивает Йен изумлённо.
— Я себе ещё как нравлюсь! — защищаюсь я. — Но я обычная женщина, обычного роста и обычной комплекции!
— Ты обычная, я это понял. А я, значит, нет? — спрашивает, наступая на меня.
Но я говорю, что мы просто должны играть в эту глупую игру, где он делает вид, будто не знает, что он объективно очень привлекателен?
— Скажем, что ты несколько менее обычный, — ограничиваюсь ответом я.
Йен поднимает бровь, будто бы не уловил суть моих слов.
— А что во мне менее обычного? — спрашивает он, допытываясь у меня с таким вниманием, что я не могу не покраснеть.
— Глаза, — отвечаю я, не подумав, потому что никакая женщина в здравом уме так бы не сказала.
И мне пора прекращать пить, пока не стало слишком поздно. Судя по лицу Йена, он, требует объяснений.
— У тебя самые голубые глаза из всех, что я когда-либо видела, — признаюсь я со сжатыми зубами и потупленным взглядом. Но какого чёрта на меня нашло? Я выпила сыворотку правды?
Выражение его лица смягчается, когда он мне улыбается удивлённо.
— Правда? — спрашивает с изумлением. Очевидно, что он не ожидал подобного ответа. Словно если бы все женщины планеты не соревновались, чтобы повторить ему это.
— Ну, разумеется, но женщину с обычными карими глазами легко впечатлить, — стараюсь защититься я, явно смущённая.
Я навлекла на себя проблему и теперь должна найти способ безболезненно её решить.
— У тебя прекрасные карие глаза, — говорит мне он, кристально вглядываясь в мои глаза. — А с внешней стороны кажутся зелеными, — указывает на меня рукой.
— Забудем о глазах, — предлагаю ему скучающе, снова опуская взгляд. Этот вечер принял дурной оборот. И хорошо ещё, что я не упомянула о его губах!
— То есть, резюмируя, ты чувствуешь себя малопривлекательной для меня, – говорит мне Йен, в порске подтверждения.
Однако! Когда он старается, ему удаётся добраться даже туда…
— Пожалуйста, не могли бы мы сменить тему разговора? — спрашиваю, действительно находясь в затруднении. — Я совсем не чувствую себя менее привлекательной, чем ты, я чувствую, что отличаюсь от тебя, что это…другое, — с трудом тараторю я.
Йен смеётся.
— Окей, мы разные. Хорошо. Ещё вина? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, наполняет мой бокал.
— Ты собираешься меня споить? — спрашиваю его с беспокойством.
— Нет, просто хочу, чтобы ты расслабилась. Ты была немного напряжённой, когда приехала.
Если речь идёт об этом, ну, я всё ещё такая и есть. Только от алкоголя у меня помутнился разум и мой язык неожиданно говорит то, что думаю. Ужасно.
— Ты закончила? — спрашивает меня Йен, указывая на мою пустую тарелку. Очевидно, что когда я нервничаю, то ем и пью, даже не замечая этого.
— Да, спасибо. Всё было замечательно, — заверяю его, протягиваю ему тарелку. — Тебе помочь помыть их? — спрашиваю я, поднимаясь и следуя за ним на кухню. Вижу, как он кладёт посуду в раковину.
— Ах, нет, об этом завтра позаботится кое-кто другой! — говорит мне, словно шокированный моим предложением. «Разумеется, его Светлость не убирает, и как я могла забыть об этом», - думаю скучающе. Даже будучи искренней, я не могу упрекнуть его в этом: его семья привыкла к тому, что ей прислуживают тысячу лет, и Йен не может быть другим в этом роде. Вероятно, он также думает быть маленьким революционером и иметь одну служанку, а не десяток, как в его семье.
— Сладкое я всё же купил, — заявляет он, доставая из холодильника изумительный торт Захер и баллончик со сливками.
— Думаю, в этот раз я тебя прощу. Даже если Йен…сливки в баллончике…— посмеиваюсь я, пока мы снова подходим к столу.
Если бы это было приглашение на нормальный ужин, то мне бы точно предложили принести сладкое. Но я была так увлечена борьбой с паникой, что напрочь забыла об этикете. Хорошо, что он сам обо всём подумал.
— Знаю, знаю, это совсем не в моём стиле, — заявляет он, пожимая плечами.
— Ты должен простить себе это, — говорю ему, выпрыскивая гору сливок на кусочки, которые я только что отрезала.
Я собираюсь сесть, но пока ставлю флакончик замечаю, что у Йена изменилось выражение лица.
— У тебя сливки на носу, — говорит мне он с сияющими глазами, касаясь моего лица.
— Оставь, я сама, — я нервничаю. Малейший контакт с ним так выводит из равновесия, что жду, не дождусь, когда освобожусь от него.
Но Йен меня совсем не слушает и лёгким движением проводит пальцем по носу, опасно приближаясь. В его взгляде читается определённая решимость.
— Йен, — я снова зову его с укором в голосе.
— Я ведь уже говорил тебе, мне нравится, когда ты называешь моё имя, — ну, это было совсем не то, что я надеялась от него услышать.
— Ты закончил? — спрашиваю я его, видя, что он не собирается убирать руку от моего лица. Его ладонь, однако, решительно ложится на мою щёку. Я переживаю обычные тысячи ударов по всему телу.
— Я ещё даже не начал, — говорит мне шёпотом, приближаясь ещё больше.
Тот факт, что спустя секунду его губы оказываются над моими, ни для кого не является сюрпризом. «Мне следовало остановить его раньше», - думаю я со злостью, пока мои губы оставлены под его губами. Мне следовало бы сделать хоть что-то, хотя бы сбежать.
Этот мужчина целуется божественно, и я забываюсь от вина и поцелуя. Я ощущаю себя чувственно как никогда, в то время как его объятия ласкают мою шею. Йен притягивает меня к себе ещё сильнее и целует ещё сильнее, насколько это возможно.
Когда я чувствую, как его рука приближается к моей груди, я чувствую потрясение, резко отстраняясь.
— Не могу поверить… — говорю я, стараясь снова обрести контроль над своими умственными способностями, надеясь, что они не совсем оставили моё тело.
Йен всё ещё смотрит на меня тем взглядом.
— Прекрати это, — говорю ему хмуро, хватая свою тарелку и направляясь к дивану. Будет лучше держать между нами расстояние в несколько метров. Сажусь, позволяя себе развалиться, и откусываю свой кусочек торта. Я могу попробовать восстановить свой уровень сахара, потерянный в суровом испытании поцелуем ранее.
Йен несколько минут наблюдает за тем, как я ем, а потом сам берёт свою тарелку и собирается сесть рядом со мной. Этот ублюдок смеётся, посматривая на меня краешком глаз. Ясно, полагаю, что здесь нужно скорее плакать, чем смеяться.
— Я вижу, что ты на меня смотришь, — говорю ему раздражённо.
— А на тебя запрещено смотреть? — спрашивает наглец. — Ты здесь единственный человек, и я не могу смотреть ни на кого другого, — парирует он.