— Так я чувствую себя лучше, — и, наконец, он решает встать с пола. Но обретенное равновесие длится недолго.

В не особо изысканной манере мне, наконец, удалось дотащить нас обоих до кровати, на которую мы резко повалились.

— Ты действительно мертвецки пьян, — говорю изумленно.

Он пробормотал что-то невразумительно.

— Йен, ты все еще в смокинге, ты не можешь заснуть в нем, — говорю ему.

— Конечно же, могу… — вздыхает он, закрывая глаза.

— Брось, я помогу тебе, — говорю ему, начиная стягивать с него пиджак. Он пытается помочь, как может, но это слишком тяжелое занятие. Я пытаюсь заглушить странное ощущение, возникающее под моими пальцами, когда я расстегиваю и стягиваю рубашку. У него идеальное тело, но я это уже знала: одежда не сидит на тебе с иголочки, если под ней нет такого тела.

— Штаны, — напоминает мне Йен.

Нет, я отказываюсь сделать это.

— Только если ты сам их расстегнешь, — говорю ему, повышая голос. Своими руками я этого не сделаю. От одной этой мысли меня бросает в необъяснимый жар.

— Скромница, – говорит он мне обвинительным тоном, но затем каким-то образом ему удалось их расстегнуть. Опустив с кровати сперва одну ногу, затем вторую мне удалось стянуть их с него.

Я знаю, что не должна была смотреть, но я не могла отвести взгляд: он носит облегающие трусы-боксеры. Боже мой, воздержусь от комментариев.

— Давай, заползай на кровать, — говорю ему, пытаясь задеть его в каком-то смысле. А я решительно беру свою подушку и направляюсь в сторону дивана, когда очень крепкая рука меня хватает. Это было всего лишь мгновение. Я падаю на голую грудь Йена, издавая звук чистейшего удивления.

— Что ты делаешь?! — спрашиваю обеспокоенная своей реакцией на его близость.

— Т-ш-ш-ш… — обрывает он дальнейшие слова и приближает меня к себе.

— Йен, ты должно быть меня с кем-то перепутал, — говорю ему, пытаясь выкрутиться, но, не смотря на его состояние близкое к коматозному, у него железная хватка.

— Йен, — кричу еще раз теперь уже действительно взволновано.

— Ты можешь не двигаться? — говорит он мне на ухо. У меня мурашки, это действительно меня смущает.

И вот, полностью находясь в его объятиях, я отдаю себе отчет, что у меня нет сил уйти ни физически, ни психологически, итак я расслабляюсь и закрываю глаза.

— Умница, так лучше, — должно быть он почувствовал, что я сдалась.

Через несколько секунд его дыхание стало легким и ровным. Должно быть, он заснул. Несмотря на алкоголь, кожа этого мужчины пахнет превосходно, пробуждая все мои чувства. Я чувствую каждую клеточку моего тела невероятно живой.

На самом деле это не хорошо.

Итак, я пытаюсь подумать о чем-то другом, но это безумно сложно.

— За это, дорогой, ты мне еще заплатишь, — шепотом говорю это мумии, которая блаженно спит, обняв меня.

И, в конце концов, после, как мне показалось бесконечного количества минут, у меня получается расслабиться достаточно для того, чтобы заснуть.

* * *

«Эти выходные – полнейшая дрянь», — проскакивает у меня мысль, пока кто-то решительно стучит в дверь. Я просыпаюсь от шума.

— Йен! — слышится, как его зовут с другой стороны двери.

Я услышала его впервые вчера вечером, но голос мамы Йена уже не возможно спутать с другим. Он же напротив, кажется, его даже не слышит, и сладко спит прижатый ко мне. Сказать что эта сцена комична – ничего не сказать.

  — Йен, — пытаюсь разбудить его и в тоже время высвободиться самой. — Йен, тут твоя мама! — говорю ему, но ответа не получаю.

За дверью тон голоса продолжает повышаться.

— Уже идем! — отвечаю практически отчаявшись. Затем, с ударом локтя, у меня получатся сбежать из объятий. Из тела находящегося рядом со мной слышится жалобный стон. — Прости, но по-другому ты не просыпался.

Наконец Йен открыл глаза. У него самое зеленое лицо из всех, которые мне доводилось видеть. И этот цвет ему не совсем идет, думаю с щепоткой злости, ибо я вернулась к самым абсурдным последним 24-м часам моей жизни.

Он пытается подняться и сесть через несколько секунд, вот она волна тошноты. Просто отлично.

Все еще полностью голый, за исключением боксеров, он порывается и в спешке бежит в ванну. Отлично! Значит, с мамашей придется разговаривать мне.

Когда я открываю дверь, то пытаюсь придать лицу естественное выражение и, по возможности, спокойное. Лучше не раздражать леди Джон.

Ее зеленые глаза широко распахнуты и взволнованны, волосы странно растрёпаны.

— Доброе утро, Дженнифер, — говорит она мне, запыхавшись.

— Утро доброе, — отвечаю я ей, позволяя войти.

— Как Йен? — спрашивает она, оглядывая комнату в поисках своего бесценного сыночка.

Ответом был странный шум, донесшийся из ванной. Леди Джонс заметно побледнела.

— Не слишком хорошо? — отважилась она.

— Да, я бы так и сказала, — признаю. Что еще я могу сказать в похожей ситуации?

— Нам войти и помочь тебе? — спрашиваю у Йена, повышая голос, чтобы он меня услышал.

— Нет! – сразу же последовал ответ. Даже если бы он ответил утвердительно, клянусь, я бы отправила туда его мать.

— По крайней мере, у него есть силы ответь, – ответила я, чтобы хоть как-то спасти настроение его мамы.

— И что же нам сейчас делать? — спрашивает она с беспокойством.

— Подождем, пока он выйдет? — отвечаю, рискую показаться саркастичной.

— Нет, я имела в виду, что мы будем делать с моим свекром. Вчера вечером он снова поругался с Йеном. И сейчас мы отстаем от графика. Все ждут только его.

Время от времени из ванны продолжали доноситься не совсем ободряющие звуки.

— Я бы исключила возможное участие Йена, — я надеялась, что это было очевидно, но с этими людьми никогда не знаешь, что твориться у них в голове. Лучше избегать двусмысленности.

— О, Боже! — потрясенно говорит Леди Джонс. В глубине души я надеялась, что она была действительно обеспокоена состоянием своего сына, а не охотой. — Значит должна пойти хотя бы ты! — говорит она мне. В ее глазах был проблеск надежды.

— Я? На охоту? — спрашиваю я вздрагивая. — Я горячая противница охоты!

Мама Йена практически расплакалась.

— Его дедушка сделает из этого трагедию, — умоляет она меня.

Если и существует что-то, что этой семье удается забрать у меня, это участие в том, что я всегда считала невозможными для себя.

— Ваш дедушка не может обидеться на то, что Йену плохо! — говорю ей, пытаясь спасти себя.

— Конечно же, может! Он может все! — говорит она удивленная тем, что такая простая вещь может быть мне непонятна.

Очевидно, что герцогу Ревингтону просто необходимо, чтобы кто-то открыл ему глаза, и что-то мне подсказывает, что этим кем-то должна стать я.

— Хорошо, синьора Сент Джон, — говорю ей смирившись. — Сделаем как вы хотите. Я пойду.

И почему чуть что, - сразу я?

Через время кто-то похожий на Йена, только серо-зеленый, появляется в дверях ванной. Ему настолько плохо, что его даже не смущает, что он практически голый перед своей мамой. Качаясь, он потащился к кровати и упал на нее.

— Йен, какого черта с тобой произошло? — взволнованно спрашивает его мама.

— Не спрашивай о том, чего не хочешь знать, — бормочет он, пряча голову в простыни. — Я умираю, — добавляет страдающе.

— Конечно, может хоть так будет проще от тебя избавиться, — я подхожу к кровати и отодвигаю простынь, чтобы убедиться в ситуации. На бледном лице его глаза кажутся невероятно голубыми.

Его мама посмотрела на нас в замешательстве.

— Дженнифер, тебе необходимо подготовиться. Если через несколько минут мы не появимся внизу, наступит конец света.

Я поднимаюсь и направляюсь к шкафу, выбираю пару джинс и коричневый пиджак.

— У меня нет с собой сапог, — говорю маме Йена.

— Я тебе их одолжу, — сразу же предлагает она. — Скажи мне свой размер, и я пойду их возьму.