Маша. Зачем чемодан? Ты уезжаешь?
Жолудь. Маша, я все объясню… Только ты не волнуйся… Тут надо и срочно, но и без паники… Соберемся, внимательно проверим, все ли то взяли… Я предлагаю брать с собой только теплые вещи. Я сейчас все объясню: ты пойдешь налегке. У меня на спине рюкзак и в руках два чемодана… Маша, прошу, без нервов и спешки. Тихо посидим на дорогу, спустимся вниз и покинем город.
Маша. Но зачем?
Жолудь. Как, а ты разве не чувствуешь? Может случиться в любую минуту: сегодня, завтра, через неделю, Бог знает, как скоро и с какой силой… Надо уходить. Уходить, Маша…
Маша. Подожди, не понимаю, как?
Жолудь. Я не столько толчков боюсь, сколько, боюсь, пойдут волны и смоют, боюсь… Город стоит на воде, Маша, даже представить такое…
Маша. Солнце, подожди, Солнце! Ты все перепутал: по твоему прогнозу землетрясение — там, в Новом Вавилоне? Там, Солнце, там! А тут — оглянись хорошенько — дома! Ты вспомни, ты сам говорил: наш район — не сейсмический.
Жолудь. Маша, пока ты была в больнице, все изменилось. Движение недр, Маша!
Маша. Неделю!..
Жолудь. За неделю солнце дважды выходило из берегов. Дважды я обнаруживал огненные потеки на крыше Исаакия. Я был близко и горящие капли падали на меня, обжигая плечи и грудь. (Срывает с себя рубашку.) Вот ожоги… Про солнце все говорят: оно не живое. Живое! Маша, болит, живое. Это даже удивительно, до чего болит.
Маша. Я не вижу… Где?
Жолудь. Тут… И тут… И там, за спиной, под лопаткой… Маша, а ты? Тяжести не ощущаешь?
Маша. Нет.
Жолудь (завороженно разглядывает красный диск в окне). Невероятную помню тяжесть… Каменный конь под всадником у Невы не выдерживал, опускался на четыре копыта.
Маша. Конь? Что ты придумываешь? Солнце… Солнце…
Жолудь. …И с луной творилось неладное: возникая над городом, тоже делалась красной… багровой…
Маша (растерянно). Ты же меня не слышишь совсем…
Жолудь. …Столько намеков, Маша… загадочных знаков, знамений:
цветы увядали несорванными;
голуби, не стесняясь, клевали друг друга, как коршуны;
встретил знакомого — от него сбежала собака; ты представляешь?
в Марокко не кончаются ливневые дожди и страшный потоп в Рио-де-Жанейро;
только вчера мы с Давидом из кочегарки в трубу наблюдали черные звезды; совершенно черные!..
Маша. Зачем ты пугаешь меня?
Жолудь. Маша, как угли! Мне тоже было страшно. Но ты посмотри, приглядись: им — людям — страшно? Им же не страшно. Они ничего не боятся. Но если представить, если только представить…
Маша. Милый, мой милый… (Плачет, обнимает его, целует.) Горе ты мое, любимый мой… (И жмется к нему — то ли защиты ища у него, то ли собой прикрывая.) Да что же это такое? Да что же?..
Жолудь. Маша… хочу попросить: вдруг, погибнем… Прости меня, Маша?
Маша. Мы будем жить…
Жолудь. Прости меня, прости…
Маша. Держи меня так и не отпускай. Обними, я твоя, мы вместе с тобой, все пройдет, ничего не бойся…
Жолудь. Я тоже тебя очень люблю…
Маша. Мы спасемся, мы будем жить… Хорошо, долго…
Жолудь. Хотя бы тебя спасти, Маша, хотя бы тебя…
Маша. Ты спасешь, ты спасешь!.. Как кружится голова… Кажется, будто нас кружат… Как в детской игре… Позабыла, в какой… Я забыла…
Жолудь (тихо). Пора уходить.
Маша. Подожди… Хочу запомнить минуту: нет больницы, нет боли… есть наш дом, есть ты, наша жизнь… Место, где можно быть собой… Не спеши, мой любимый, покой… Покоя хочу, устала… Хочу — мы устали — покоя… Вот так, хорошо… Боже мой, как же хорошо…
За окнами поезд грохочет, а они стоят, прижавшись друг к другу, и молчат. А может быть, не стоят — а плывут, и это только нам кажется, будто стоят…
Впервые за много лет я оказалась без тебя. Была одна, и у меня было время. Думала, мечтала… Кажется, я поняла, наконец, как жить. Да, Солнце: уйду из школы, буду сидеть дома, шить игрушки, продавать.
Жолудь. Ты?..
Маша. Я же рисовала, ты помнишь? Уже придумала, как сделаю аиста. Долгоногую марионетку с младенцем в клюве. Представляешь? Заработаем денег, купим швейную машину. Что тебя беспокоит? Игрушки всегда нужны, на них спрос. Игрушки, говорят, самое выгодное. Прошу тебя, только не отвергай сразу. Подумай, обживись, привыкни к мысли. Как я привыкла. Привыкла, и уже ничто не кажется мне невероятным. Правда, Солнце, так хочется жить…
Жолудь. Да…
Маша. Милый мой, милый…
Жолудь. Ты любишь свою работу, зачем эта жертва?
Маша. Господи, Солнце, как же давно мы не были вместе! Рядом, близко… Чего-то все ищем, а вот оно, Солнце, вот… Чего же еще хотеть? И куда нам бежать? Для чего спасаться? Чего терять? Ведь ничего, кроме этого, нет — ничего…
Жолудь (тихо). Машенька, уходить… Надо уходить…
Маша. Плохо, у нас телевизора нет. Там, в больнице, по вечерам собирались… Ах, ты бы видел: показывают столько счастливых людей. Как будто с другой планеты…
Жолудь. Маша, ты не хочешь уходить?
Маша. Солнце, куда? Куда?.. Оглянись, все уже счастливы, только мы остались с тобой… Не думать. Главное — не думать. Не знать о том, что грозит или как будто грозит…
Жолудь. Маша, но завтра, может быть…
Маша. Сегодня дай жить! Хотя бы день, хотя бы миг, но сегодня, сегодня!..
Далеко-далеко возникает перестук колес. Жолудь, вдруг, отстраняется, идет к окну, выглядывает на улицу.
Куда ты, Солнце?
Жолудь (залезает на подоконник). Солнце куда-то девалось, не понимаю, только что было…
Маша. Солнце, осторожно, не ступай там!
Жолудь (высовывается в окно, задирает голову кверху). Луна вместо солнца…
Поезд проносится рядом, близко, кажется, почти касаясь жилища.
Маша. Упадешь! (Кидается к нему, хватает его за ноги.)
То ли от неожиданности, но Жолудь, вдруг, теряет равновесие, машет руками, как большая неуклюжая птица, пытается зацепиться за что-то, цепляется за край занавески — обрушивается, исчезает.
Маша. Солнце! Солнце! Солнце!..
Поезд грохочет, сотрясая Вселенную, пока не стихает вдали…
1986.
