. . . А радиоволна летела где-то в далёком космоме , преодолевая расстояние , которое было его сущностью . В необозримых далях вокруг неё не было ничего , кроме беспредельного , невероятно огромного количества километров , абсолютно неотличимых один от другого . Странное возмущение пространства , осознавало ли оно , что ему было доверено стать носителе настоящего чувства ? Навряд ли . А впрочем , может быть и осознавало , и так же , возможно , осознавал это внезапно появившийся перед радиоволной шар , укрытый от вечного холода бесконечной ночи голубым покрывалом воздуха , и который она уже не могла ни проигнорировать , ни обогнуть , даже если бы у неё было такое желание . Мгновенное прошитие атмосферы - и в следующую секунду радиоволна погибла , насмерть разбившись о параболическую антенну старого , уставшего , седого радиотелескопа , который вот уже столько дней напряжённо , до боли всматривался , вслушивался в пространство , пытаясь уловить именно этот сигнал , который был так нужен кому-то здесь , на Земле . И звук её смерти был услышан . И грянула электронная буря в вычислителях , стремящихся как можно скорее донести этот слабый , умирающий сигнал до конечной точки его пути , которая сейчас была уже совсем рядом .
" - Нобору-кун ?
- Микако ?
- Я здесь . ''
2
" Но нет ничего в этом мире , что было бы слишком далеко от нас . "
В . Михайлов , " Тогда придите , и рассудим " .
Мир казался идеальным и почти пугающим в своей великой непрерывности . Тёмная синь неба уходила прямо в космическую бесконечность , а тёплый , быстрый , упругий летний ветер представлялся штормом , который беспрепяттвенно врывался в душу , теребил её , а временами отрывал от земли и нёс куда-то вдаль , по всему миру , раскрывая его чудеса во всём их сверкающем великолепии . И он , лёжа в коляске , непрерывно , всем своим существом впитывал в себя этот грандиозный , непонятно за какие заслуги дарованный ему мир , впитывал пока ещё не на уровне мысли или даже осознанной эмоции , а на уровне абсолютно чистого , ничем не замутнённого ощущения . В тот момент этим ощущением и был он сам . И она , находясь сейчас где-то , в общем , совсем неподалёку , чувствовала то же самое , ведь испокон века это чувство мира было дано таким людям , как они . И было ему два года , и ей - столько же .
Небо было тоненьким , по-весеннему слабым . Неуверенно шагая по пока малознакомой ему дороге , он с удивлением смотрел на как-будто само плывущее ему навстречу здание школы , стараясь предугадать , что же ждёт его за этими стенами . И , могу предположить , её ощущения отличались ненамного . И было ему семь лет , и ей - ровно столько .
Сгрудившиеся над головой резкие , тёмные тучи сыпали мелким , злым , холодным дождём , который , в союзе с ветром , набрасывался с разных сторон , хлестал наотмашь , пытаясь проникнуть в самую твою суть , выхолодить тебе душу и убить все живые , тёплые чувства , которые хранились в ней . На востоке , над океаном уже смутно ощущался ворочавшийся там тяжёлый , зимний рассвет . Но до чего отрадно было таким утром сидеть в тёплом классе , чувствуя приятное напряжение в сознании и изгоняемые им остатки сна , и , ощущая вокруг себя столь же напряжённое внимание товарищей , слушать сенсея , который , вдохновенно и грозно блестя очками , бойко стучал мелом по доске и временами , стирая только что им написанное , плавал вольным стилем в меловом тумане . Иногда он отвлекался от сенсея и от того , что он писал на доске , и смотрел на неё , сидевшую слева , около окна , на две парты ближе к доске , чем он , на её тонкую шею , просвечивавшуюся под волосами , на её лежащую на парте узкую , лёгкую руку , скрытую ближе к плечу под белоснежным рукавом школьной формы . И было ему двенадцать лет , и ей - точно так же .
Дорога летела под колесо велосипеда , который продвигался вперёд , казалось , без малейших его усилий . От жары плавился асфальт , и Солнце , отражаясь от взвешенной в воздухе пыли , наполняло его мягким оранжевым сиянием . Она сидела боком на багажнике и держалась одной рукой за его плечо , а другой придерживала юбку, чтобы та не попала в весёлый перехлёст солнечных спиц . И ему казалось , что так будет вечно . И было ему четырнадцать лет , и ей - как и ему .
Он сидел у себя дома , забившись в самый дальний угол квартиры и , стараясь ничего не ощущать , подавить в себе любую приходившую к нему эмоцию , неподвижно смотрел на прямоугольный мобильный экран . Она была в далёком космосе , в высоте великого неизведанного пространства . Её телефон , сорванный со своего места , летел где-то в кабине . Вокруг ней царил кромешный ад гибнущих кораблей , страшный особенно тем , что всё происходило в абсолютной тишине - звук даже самого мощного взрыва в космосе не распространялся . Лишь иногда спокойные команды электронной системы нарушались страшными , отрешёнными криками тех , кто жил в этом мире своё последнее мгновенье . И было ему пятнадцать лет , и ей - тоже .
Платформа Международного космодрома , от края до края занятая вытянутой махиной корабля - истинные его размеры становились понятны только сейчас , на земле - была заполнена тысячами и тысячами людей . Едва стих рёв двигателей мягкой посадки , ещё раскалённые двигатели дышали пеклом на мноие десятки метров вокруг - а собравшиеся люди буквально смели проволочное ограждение и , не слушая протестующие возгласы охраны - в дальнем секторе какие-то горячие головы даже открыли стрельбу в воздух - бросились бежать вперёд по горячей поверхности . Спустя несколько минут на ней подошвы обуви начинали дымиться , и собравшиеся вокруг корабля совершали странные прыжки , словно бы исполняли нелепый , никому сейчас не нужный танец . Навстречу им уже распахивались в борту казавшиеся с такой высоты крошечными люки , с мягким стуком впечатывались в землю аварийные трапы , и появившиеся на их вершинах люди кричали высокими , усталыми голосами . В следующую секунду всё смешалось . Самые отчаянные фотокорреспонденты , рискуя жизнью , полезли на пуско-посадочные стапеля , чтобы заснять всю картину сверху . Кто-то , не сдерживая эмоций , опускался на колени и , рыдая , пытался целовать жгучую поверхность космодрома . Другие , наоборот , стояли молча и неподвижно , раскинув руки и закрыв глаза , полностью отдавая себя свободному ветру , от которого они отвыкли за девять лет искусственной атмосферы корабля . Какой-то человек из группы технического обслуживания орудий крупного калибра от счастья повредился в уме и , бегая вокруг , выхватывал у зазевавшихся журналистов микрофоны и бросал их вверх , особенно радуясь , когда они попадали в днище корабля и , издав глухой звон , падали вниз . Некоторые кричали , задыхаясь от свежего воздуха . Оркестр исполнял какой-то марш , который никто не слушал . На специально построенной трибуне застыли высокие гости , среди которых выделялась худощавая фигура Генерального Секретаря ООН . Рядом с ним стоял руководитель United Spacy , а на ряд ниже - председатели Совбеза организации и ЮНЕСКО . Эта трибуна казалась единственным островком , на котором сохранялось внешнее спокойствие . Всё вокруг шумело . Едва знакомые люди , увидев друг друга , с радостными возгласами снимали фуражки , хлопали друг друга по спинам , жали руки и отдавали честь . А она виссела у него на шее , и кажется , не было в мире силы , способной её оторвать . И у каждого , кто видел их в эту минуту , как-то по особому вздрагивало и без того громко стучавшее в груди сердце . Впрочем , точно так же оно дрожало сейчас у всех , под идеальным небом , под жарким июльским Солнцем . Земля встречала своих людей , о смерти которых с уверенностью говорилось в течении последних нескольких лет .
А потом он нёс её на руках к выходу с космодрома и огромная толпа даже не расступалась , а словно растворялась на их пути . Кто-то , то ли из офицерского состава "Риссити" , то ли из персонала космодрома в эйфории подключил корабельную связь к громкой и по всему лётному полю раздавались удивлённые возгласы инженеров , ползавших по недрам многократно выработавшей свой ресурс силовой установки . Около распахнутых настежь ворот космодрома зачем-то нёс вахту караул . Космодром - обычно строго режимный объект - сейчас был полон народу . Проволочная сетка ограждения во многих местах была повержена , все шлагбаумы - подняты и светофоры удивлённо смотрели зелёными глазами , как будто спрашивая , что происходит . Около одной из уцелевших секций , вцепившись пальцами в её стальные ромбики , стоял маленький взъерошенный человек в очках , одетый в чёрные пиджак и брюки , белую майку и обутый почему-то в спортивные кеды - Синкай Макото - и , щурясь от горячего , пыльного ветра , смотрел на созданную им жизнь , на небо , на корабль , на Нобору и Микако . Начальник караула тоже посмотрел на них . После секундного колебания он отдал какую-то быструю команду - и караульные одним коротким , слитным движением подняли руки к козырькам .
