На наших глазах
Надежда Мандельштам: "На наших глазах погиб Ломинадзе. Этот человек в последние свои дни проявил настоящее доброжелательство к О.М." Ломинадзе - первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б). Какие важные, однако, были покровители у Мандельштама! Не забудем, что крышевал его лично товарищ Бухарин.
Примечание 1977 года: "Ломинадзе не погиб, а просто был убран из Грузии". Вот тебе и на наших глазах - так пишутся мемуары.
Дурной привкус
Не так страшен Сталин, как его малюют.
Однажды Чуковский предложил Лидии Гинзбург выбрать себе псевдоним.
- У вас никуда не годная фамилия - вас слишком много.
- Я может и взяла бы себе псевдоним, если б я не была еврейкой, - гордо ответила Л.Я. - В еврейских псевдонимах всегда дурной привкус.
Дурной вкус хуже дурной наследственности. И вообще, катастрофа, когда дурной псевдоним передаётся нам вместе с генами.
И в продолжение темы.
Эмма Герштейн беседовала о Мандельштаме со своим другом.
"И куда он лезет? - сокрушался друг. - Фамилия его им не импонирует. Под величайшим секретом он посвятил меня в тайну одного известного советского писателя, которому предложили в "Новом мире" переменить свою еврейскую фамилию на русский псевдоним".
Иванова не предлагали? Всеволода или Вячеслава? Нет?
Федра
Вряд ли Мандельштам читал "Федру", считал Жирмунский. Тот экземпляр, что он ему дал, у Мандельштама пропал, и скоро его нашли на Александровском рынке.
Сусанины
Герштейн вспоминает разговор с О.М.: "Завели и бросили" - вот дословное резюме его речи о пресловутой советской действительности".
Он ощущал себя трамвайной вишенкой скорбной поры. А Москва, разумеется, курва; так выражались польские интервенты, покидая гостеприимную столицу русского государства в 1612 году. Заманили, суки, и бросили...
Казак
Мандельштам высоко ценил творчество Павла Васильева и даже завидовал ему. Себя недооценивал "Я - Кюхельбекер, комическая фигура", - утверждал он. Добавим: и трагическая - как Кюхля.
И, тем не менее, О.М. написал на Васильева эпиграмму: "Мяукнул конь и кот заржал - казак еврею подражал". Оказалось наоборот: ода НР 1 ("Мы живём, под собою не чуя страны...") прямое (и откровенно скажем) никудышное подражание Васильеву: "Ныне, о муза, воспой Джугашвили, сукина сына. Упорство осла и хитрость лисы совместил он умело..."
Впрочем, как верно говаривал О.М., одни стихи других не отменяют.
Было время, когда Мандельштам в числе лучших поэтов называл Васильева, Ахматову, Пастернака, ну и себя, разумеется. Потом Васильева шлёпнули - за стихи, признанные антисемитскими...
А вы не знали? И не только его. У нас поэта расстрелять как два пальца обосцать (пушкинская орфография)...
Так вот, когда Васильева пустили в расход, его место занял Владимир Маяковский - по рейтингу Анны Ахматовой. Потом Маяковского сменила Цветаева... И пошло, и поехало...
Десятник
Мандельштам называл Сталина "десятником, который заставлял в Египте работать евреев". Ужасное обвинение, пострашнее культа личности. Сталину, впрочем, можно посочувствовать - тяжёлая участь.
А ведь справился...
Сравнение России с Египтом оставим без комментариев, хотя Исход был и такой же Великий, до конца не завершённый, почему так долго и не отменяли поправку Джексона-Веника.
По мне один десятник лучше толпы шестидесятников.
Серенада
Ода НР 1 кремлёвскому горцу написана в ноябре 1933 года. Комсомольцы в то время делились на меньшевиков и большевиков. Первые, разумеется, были думающие. Они презирала Сталина. Ода НР 1 была написана как песенка для них. Они, надеялся Мандельштам, будут хором распевать её на улицах.
По уверению Бориса Пастернака (со слов Герштейн) все думающие комсомольцы были соответствующей национальности. Ключевое слово, однако, в этом убеждении - комсомольцы, явление наднациональное.
Индульгенция
"Наши речи за десять шагов не слышны" - ах, как он ошибался!
А вот интересно, кто подразумевался под тонкошеими вождями? Ни одного исследования на этот счёт не проведено, а зря.
Герштейн назвала Оду НР 1 "индульгенцией на будущее".
Будущее, разумеется, ещё не наступило.
Сволочь
Герштейн вспоминает: "Его раздражали писатели, постоянно мелькавшие во дворе. Он становился у окна своей комнаты, руки в карманах и кричал вслед кому-нибудь из них: "Вот идёт подлец NN!"
А вокруг густопсовая сволочь...
Фингал
Писатель Амир Саргиджан занял у Мандельштама деньги (75 рублей) и долгое время не возвращал.
Однажды он, идя из магазина, нёс корзинку со снедью и бутылками вина. О.М. увидел его и поднял шум: "Смотрите, вот негодяй, который пьёт и жрёт, а долг не возвращает!"
Завязалась ссора, в ней посильное участие приняли дражайшие половины писателей. Жена Саргиджана подзуживала мужа: "Врежь ему, врежь!", и Амир врезал. Досталось и Н.Я., и она долгое время показывала окружающим фингал под глазом и рассказывала о случившемся всем желающим позабавиться.
И вот в доме, принадлежавшем некогда Герцену, состоялся суд под председательством Алексея Толстого. Суд потому и зовётся товарищеским, что ничего не решает: никто и никогда не поверит, что Мандельштам товарищ Сталину, хотя товарищем его называло всё население СССР. Суд искал примирения, но не нашёл его, и потому товарищ Мандельштам воспылал ненавистью к товарищу Толстому.
Наваждение
Андроников любил изображать Алексея Толстого.
- Да так похоже, - говорил Мандельштам, - что всё время хочется дать ему в морду.
Хотелось даже тогда, когда Андроникова не было рядом.
Пощёчина
Мандельштам исхитрился и нанёс-таки оскорбление действием. Странно, что Толстой не дал ему сдачи. А через месяц О.М. арестовали.
Герштейн вспоминает: "Десять дней мы мучились догадками: за что взяли Мандельштама? За пощёчину Алексею Толстому? Или за стихи?"
Надежда Мандельштам выражается конкретней: "Мы возлагали все надежды на то, что арест вызван местью за пощёчину "русскому писателю" Алексею Толстому".
Увы, надежды не оправдались - за это в СССР не арестовывали.
Симптом
Обыск 1934 года. Чекисты предельно вежливы, особенно - главный. Надежда Мандельштам вспоминает: "Где вы держите своих классиков марксизма?" - спросил он у меня. О.М. расслышал вопрос и шепнул мне: "Он в первый раз забирает человека, у которого нет Маркса".
Симптом.
Вот те на!
Ордер на арест Мандельштама подписал закадычный друг Маяковского Агранов. Допросы вёл болгарский коммунист Шиваров, которого Надежда Яковлевна ласково называет Христофорыч (по отчеству).
"Держался он как человек высшей расы... - пишет Надежда Яковлевна. - Первое поколение молодых чекистов, уничтоженное в 37 году, отличалось моднейшими и вполне утончёнными вкусами и слабостью к литературе, тоже, разумеется, самой модной...
О.М. убеждал меня, что во всём поведении следователя чувствовалась какая-то двусмысленность и что, несмотря на железный тон и угрозы, всё время проскальзывала его ненависть к Сталину".
Это ещё что!
"Ягоде, как оказалось, так понравилась Ода НР 1, что он изволил запомнить её наизусть".
Резолюция
"Изолировать, но сохранить" написал Сталин на документе, которого никто не видел, но все знали, что такая резолюция была:
