– Ну, че ты колупаешься, - донесся возглас Лобзикова, - Нашел? Я уже вымок до трусов, быстрее не можешь?

Ковбоя немного успокоил окрик напарника, но настороженности и крадучести он не уменьшил. Дождь пошел сильнее.

– Ковбой, ты где? – опять крикнул Лобзиков. Маянов решил не отвечать, он чуял, что рядом кто-то есть.

– Сюда иди!

Ковбой остановился, опасность совсем близко, а этот придурок – родственник орет, привлекая внимание, мешая сосредоточиться.

– Сюда, тут волки! – в голосе кричащего слышалась паническая истерика.

Ковбой резко отпрыгнул назад и побежал, но не на помощь зовущему, а к кабине. Он видел боковым зрением выскочившего из-за колес мохнатого зверя с огромными желтыми глазами. Дико заорал Лобзиков. Маянов понял, что брательнику настал конец, а самому ему не уйти от преследователя.

Он вильнул в сторону, развернулся и разрядил обойму в зверя. Больше половины пуль, несомненно, угодили в цель, однако хищник не издал ни звука, отступив, точнее, откатившись в темноту. Ковбою некогда было разбираться, что это за существо на него охотилось, и что с ним стало, он быстро запрыгнул в кабину и закрылся.

Автомат так и лежал на сиденье, придурок Лобзиков не взял его и поплатился жизнью за головотяпство своё. Это даже к лучшему – родственные узы никогда не волновали Маянова, особенно теперь, в критической ситуации. Лобзиков помог ему вырваться на волю, более в его услугах нужды нет.

Из-за совей житейской и профессиональной ограниченности кузен быстро превратился в обузу. Ну, да земля ему пухом. Самое главное, что остался автомат с двумя магазинами, с пистолетом при одной обойме не очень-то уверенно себя чувствуешь ночью в лесу, когда кругом бродят неведомые твари-убийцы.

Искать трос и тем более обвязывать им поваленное дерево было слишком опасно, оставался последний выход – попытаться набрать разгон (насколько это возможно в замкнутом пространстве) и сходу проехать по самому узкому месту ствола. Двигатель заревел, Маянов переключился на задний ход.

Однако тут земля задрожала, из нее хлынул желтый свет. Семитонный «КамАЗ» подлетел в воздух, как пробка от шампанского, земля под ним разошлась, машина грохнулась в траншею, стенки ее тут же принялись двигаться навстречу друг другу, как стенки пресса. Железо застонало, начало гнуться и сминаться под воздействием внешней силы.

Оглушенный и ушибленный Ковбой едва не оказался зажатым между сиденьем и рулём. Огромным усилием ему удалось освободиться и выбить прикладом лобовое стекло. Объем кабины уже уменьшился наполовину, царапаясь о битое стекло и искореженное железо, Маянов вырвался из смертельной западни. Через несколько секунд от машины осталась спрессованная груда металла.

Изорванный в клочья и весь окровавленный, Ковбой едва откатился в сторону, когда вспышка желтого света выбросила останки машины на поверхность. С огромным трудом Маянов встал на ноги и понял, что приобрёл кучу телесных повреждений, зато лишился оружия. Между деревьями вдалеке мелькнули уже знакомые желтые огни. Забыв о ранах и ушибах, Ковбой стремительно бросился бежать сквозь лес напролом.

[1]– на армейском жаргоне название учебной части, где готовят военных специалистов и сержантов.

Ворошиловка, 4:10.

Почти два часа потребовалось Гончаленкову и его помощнику, чтобы освободить загнанных на возвышенности жителей. Большинство взбесившихся домашних животных исчезло, скорее всего, они ушли в лес, однако, десяток бешеных псов, котов и коров пришлось уничтожать из табельного оружия.

– Шеф, как будем отчитываться за израсходованные боеприпасы? – задумчиво теребил левое ухо Калинкин.

– Живы будем, отчитаемся, - серьезно ответил участковый, - Теперь определимся с дальнейшей тактикой: ветеринар пусть оказывает помощь населению, мы с тобой идем на «зачистку» – проверим оставшиеся дворы.

Калинкину понравилось красивое название охоты на бешеное зверье, оно придавало ему важность и солидность.

– А с трупами что делать?

– Сложим в одно место, потом разберемся, - решил Гончаленков, - Кстати, сколько их?

Калинкин опасливо оглядывался и старался держаться за спиной начальника:

– Трое: супруги Буновы, в них пчелиных жал больше, чем в дикобразах иголок, распухли, как утопленники, и вдова недавно почившего майора. Её ваш друг – бык Гриня насмерть забодал – рогом в печень. Сказать кому, не поверят!

– Чему?

– Тому, что произошло тут.

– В жизни много необъяснимого, - «старлей» был невозмутим, - После «Секретных материалов» и «Сверхъестественного» вряд ли народ чем-то можно удивить. Боюсь, когда начальство прочтет наш рапорт, сразу же направит нас на консультацию к психиатру.

Разговор полицейских прервал сторож Петро, что появился из темноты с двустволкой наперевес.

– Граждане начальники, - не очень трезво обратился он к представителям власти, - Не желаете ли лицезреть эпизод фильма ужасов в стиле Стивена Кинга или Хичкока?

Калинкин тут же придал своему голосу излишнюю суровость:

– Чего ты бормочешь, старый?

– Погоди, - вмешался Гончаленков, - У нас был тяжелый день, точнее, ночь, нам не до загадок, говори, в чем дело.

Петро понятливо кивнул.

– Пожалуйте в клуб, господа сыщики, в эту, так сказать, ячейку досуга и культуры.

До клуба дошли быстро, хотя и озирались по сторонам, ожидая подвоха со стороны какой-нибудь очередной взбесившейся живности. Дверь была распахнута, внутри мерцал тусклый свет запыленной лампы. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – бедствие застало гуляющую компанию в самый разгул попойки.

Бутылки, закуска, очистки, пустая тара, магнитофон, гитара, одежда – все было разбросано в поспешном бегстве. Ушил не все: за перевернутым столом лежало тело подростка головой вниз.

Гончаленков осторожно приблизился к нему и перевернул труп. Вся передняя часть туловища оказалась искусана, ободрана, а лицо начисто обглодано. Визуально определить пострадавшего не было возможности, в том, что он был мертв, сомнения не вызывало.

– Вот блин… - сморщился Калинкин и поспешил отвернуться от увиденного.

– Погляди-ка в соседней каморке, - приказал «старлей».

Калинкин в лучших традициях боевика взял автомат в положение «для стрельбы из положения стоя с упором приклада в плечо», приблизился к двери, распахнул ее, толкнув стулом. Щелкнул выключатель и донесся возбужденный крик:

– Шеф, тут еще один труп!

Гончаленков и Петро ринулись на зов. На кровати, поверх одеяла лежала Лошадникова, на ней был спортивный костюм и телогрейка, следов крови пока не наблюдалось. Петро принюхался, как опытный доберман.

– Водярой пахнет, кажись, нажралась перед кончиной, старая пропойца.

– На себя посмотри, - посоветовал Калинкин, - Синяк…

– Был бы ты без погон, я бы тебе сказал, кто тут синяк, – в стороже проснулся боевой дух.

– Да я тебя, - зашипел Калинкин, грозно шевеля ушами.

Тут Лошадникова неожиданно зашевелилась, перевернулась на бок и открыла глаза. Заведующая клубом обвела стоящих над ней мутным взором и разразилась бранью:

– Ну, че уставились, извращенцы? Пьяную спящую бабу не видели что ли!? Дожили – менты и те озабоченные пошли.

Лошадникова вновь впала в забытье и уже никакие меры пробуждения не могли хотя бы ненадолго вернуть в состояние прерванного диалога.

– Что тут случилось? – не выдержал напряженного молчания Калинкин, - Почему ее не тронули, и кто это сделал?

Гончаленков вышел из коморки и стремительно пнул ногой один из пакетов с закуской, что валялись на полу. Из него с возмущенным писком выскочили две огромные крысы, злобно блеснули желтыми глазами и скрылись.

– Вот тебе и ответ на вопрос, - сказал участковый и швырнул пустую водочную бутылку в дальний угол, угодив в еще одну крысу.

Петро на почтительном расстоянии разглядел поверженного грызуна и авторитетно заявил: