Несмотря на сломанную шею, петух продолжал носиться кругами, пока новый удар граблей не успокоил его окончательно. Дед устало сел на ворох соломы. Боль в колене уступила место боли душевной.

После смерти жены Петров остался совсем один. Младший сын утонул в реке еще четверть века назад, а старший умер от опухоли мозга. Дочь с двумя внуками сразу после крушения Советского Союза уехала в США, нашла мужа по переписке, с той поры никаких вестей от них. Внук от старшего сына пропал без вести во время геологической экспедиции. Так вышло, что петух был единственной отрадой старика, перешагнувшего девяностолетний рубеж.

– Что ж ты наделал, паршивец, - сокрушенно прошептал дед.

Старые люди излишне сентиментальны, плачут часто без повода, при случае и вовсе рыдают. Но Матвей не утирал слез – не было их. Жизнь иссушила все слезы: раннее детство прошли при раскулачивании и коллективизации, юность при голоде и репрессиях. Потом были пять лет войны и три ранения, сверхсрочная служба, работа на карьере, потеря детей, нищая пенсия, развал державы и старость, полная лишений, таких же, как в молодости. От чего начал к тому же, и пришёл, только тогда были силы, а теперь одна лишь немощь…

– Надо утром к Еремеечу зайти, - вздохнул Матвей, - Может, чего супротив бешенства даст, а то как бы мои несушки не взбунтовались, - он глянул на куриц, которые ошалело топтались всей кучей все в том же углу, куда из загнал петух, - Или прямо сейчас сходить?

Матвей поднялся, но пронзительная боль в колене, растревоженная в ходе недавнего боя, усадила его на место.

– Нет, подожду до утра…

Застарелый недуг спас деду жизнь. Находясь в курятнике, он не мог видеть, как в ближайшем лесу вспыхнул желтый столб света, в ту же секунду все живое в деревне от насекомых до крупнорогатого скота обрушилось на людей. Только курицы Матвея, избитые накануне петухом, ослепленные электричеством и находящиеся в фазе биологической неактивности, тревожно закудахтали и задвигались в сторону деда.

– И вы туда же, сучки-поварешки? – крикнул дед и, забыв про больное колено, первым контратаковал.

Матвей несколькими увесистыми ударами обратил в бегство еще недавно мирных и послушных несушек. Пока дед сражался в курятнике, десятки жителей Ворошиловки были покусаны и оцарапаны кошками, собаками, гусями, курами, индюками. Перепуганные жители, еще ничего не поняв спросонья, отбивались подручными средствами, матерились, визжали, баррикадировались в помещениях, искали спасения на возвышенностях.

Одна здоровенная псина, являвшаяся гибридом кавказской овчарки и московской сторожевой, сорвалась с цепи и разодрала горло своей пожилой хозяйке. Скоро из хлевов, загонов, стойл вырвались козы, овцы, коровы, лошади – все они без промедления так же атаковали человека.

От копыт и рогов появились десятки ран разного калибра и несколько переломов. Племенной бык Гриня пробил своим рогом правый бок вдове инспектора ГАИ и швырнул ее прямо на забор. К брани и крикам о помощи присоединились вопли ужаса.

Громче всех завопил Катасонов, когда его дом наполнился серой кишащей массой огромных крыс и мышей. Живая пищащая река с желтыми светящимися глазами за минуту с небольшим разгрызла и разодрала ковры, мебель, одежду, кухонную обстановку и запасы еды.

Вместе с сыном, невесткой и женой покусанный ветеринар через выбитое стулом окно выбрался наружу и нашел спасение на крыше сарая. Он кричал не столько от ужаса или боли, а от отчаяния, присущего обанкротившемуся в миг миллиардеру – все, что нажито было за долгие годы, уничтожили орды воняющих плесенью диких грызунов.

Недалеко на крыше бани также от причиненных убытков вопила Орехова. Четыре отожравшиеся свиньи, ей же вскармливаемые для будущей продажи, разбили и разлили месячные запасы самогонки.

Коняеву и ее сожителя, у которых скотины и домашней живности не было, подняли на ноги не крики соседей, а нашествие клопов, тараканов, пауков и еще каких-то отвратительных насекомых. Мелкие кишащие твари в момент заполонили скудный почти пустой домишко. Пьяные хозяева, зверски матерясь и сбрасывая с себя кусачих паразитов, укрылись на сарае соседей.

Нашествие насекомых могло показаться со стороны смешным, но пенсионер – энтузиаст и его жена по фамилии Буновы уже год держали пчел. Меда правда и самим не хватало чаю попить, но престарелая чета не теряла оптимизма и верила, что в недалеком будущем дела пойдут на лад и можно будет открыть медовый бизнес.

Меда от пчел было мало, а вот беспокойства и проблем достаточно – не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не укусили медоносные бестии. У Бунова были соответствующие бумаги и лицензия, поэтому через Гончаленкова действовать было бесполезно. С подачи Катасонова (его трижды кусали), объявившего пчел дикими шмелями-мутантами, жители Ворошиловки решили отравить ненавистные ульи.

Однако Бунов бдительно нес охрану своей пасеки, являвшейся предметом его гордости. Теперь супруги-пчеловоды наверняка пожалели, что пресекли эти посягания. Из четырех ульев, стоящих в огороде, взвились четыре гудящие тучи, сбившись в одну плотную массу, которая тут же устремилась в дом своих владельцев.

От напора сотен пчел стекло разлетелось на мелкие осколки. Сотни острых жал разом вонзились в тела спящих пенсионеров. Спасения не было: одеяла, одежда, мебель не защищали от укусов, пчелы проникали всюду и жалили, жалили, жалили свои жертвы, на крики которых никто не явился.

Шум и непонятные движения в ночи разбудили спящих в машине участкового и его помощника. Крики были услышаны не сразу из-за добротного храпа Калинкина. Гончаленков открыл глаза, прислушиваясь к непонятным отзвукам извне, но рулады младшего сержанта не дозволяли прояснить картину происходящего. Грохнул выстрел, еще один, донесся вой и визг. Это сторож Петро пристрелил двух псов, что загнали его на забор.

– Подъем! – гаркнул участковый.

Из-за тучи вынырнула почти полная Луна, от ее света и крика начальника Калинкин испуганно проснулся, не понимая, где он находится и что происходит.

– Проблемы, шеф?

– В деревне пальба, хватай ствол и за мной бегом! – посыпались команды от участкового.

– Это они? – запутался в ремне автомата Калинкин.

– Возможно, - выбрался наружу старлей и тут же зло закричал, - Да чего же ты возишься?

– Запутался в этих дурацких лямках!

– Подсунули же, блин, помощника. Ладно, я к магазину, ты за мной, подойдешь со двора!

– А «бронник» напяливать? – осведомился Калинкин.

В ответ его обложили отборным милицейским матом. Гончаленков помчался к магазину, оттуда, по его мнению, доносились выстрелы. Сбоку раздался треск ломаемой рябины. Участковый, повинуясь инстинкту, бросился на землю, отбив живот, но, все же сняв оружие с предохранителя, а вот затвор передернуть не успел.

Бык Гриня, светя своими глазами-прожекторами, бросился на него с явным намерением втоптать в землю или поддеть на рога. «Старлей» увернулся, кое-как поднялся на ноги и бросился в проход между домами. Обманутый бык свирепо заревел и устремился в погоню.

На его зов поспешили несколько псов, их глаза тоже горели адской желтизной. Оставшись без оружия, участковый избрал единственно верную тактику – бежать как можно быстрее, чтобы иметь время взобраться на первую же спасительную возвышенность.

План бы, несомненно, удался, ведь Гончаленков проявил неплохие спринтерские качества, однако, у забора – конечной цели бегства неожиданно из-под земли возник сплетенный из множества узлов корень. Мчащийся участковый угодил в него ногой и грохнулся на землю, отбив грудную клетку.

Дыхание пресеклось, нога прочно оплетена была не понятно откуда появившимися корнями. Здоровенный бычара и три бешеные псины лишат его жизни через пару секунд. «Старлей» слишком сильно ударился и задохнулся после пробежки, чтобы закричать, сил осталось только на то, чтобы заслониться рукой.

– Шеф, прижмись к земле! – услышал он за спиной голос Калинкина.