Дома его уже ждали. Из дверей выглянула чёрная голова и, скрывшись, подняла галдёж. Константин прошёл через весь двор и сел на дастархан. Впервые не уставшим рассматривал он внутренний двор. Всё было таким же, и ничего не изменилось, разве что не пристегнули цепь. Одинокий камень показался старым и уставшим от долгого лежания. Чего он только не повидал на своём многовечии…

Нет, всё-таки кое-что произошло. Старшая жена не вышла. Еду вынесли вторая и третья жёны. Затем девочка, изгибаясь, принесла полный таз с горячей водой – умыться.

– Сколько тебе лет? – впервые почувствовав себя свободным, спросил Константин.

– Двенадцать, чужестранец, – прощебетала девочка. В отсутствие Ниязи она позволила себе задержаться и бесстыдно разглядывать чужака.

– Так ты дочка Ниязи? – с какой-то надеждой спросил Константин.

Из мазанки её окликнули, заметив не простительную своевольность.

– Нет. Четвёртая жена, – звонко прокричала девочка, убегая.

В мазанке послышались бубнящие голоса упрёков и звонкий голос девочки, огрызающийся старшим жёнам.

С полотенцем в руках вышла вторая жена. Она тоже позволила себе вольность, остановившись ближе обычного. Константин заметил это и улыбнулся, прямо глядя на женщину. Женщина стояла, потупив глаза долу, ожидая, когда мужчина умоется. Забирая таз, тихо сказала:

– Она ещё ребёнок.

– Для чего ребёнок? – усмехнулся Константин.

Есть не хотелось. Константин поковырялся в еде, выпил чаю и откинулся на расшитые подушки. Бурно жестикулируя и что-то крича, тут же выбежала старшая жена. Она не отходила далеко от мазанки. Следом выскочили остальные жёны посмотреть, что произошло. Константин, подняв голову, смотрел за неожиданным выбросом эмоций женщины. Ему передалось возбуждённое состояние старшей жены, и он дико рассмеялся. К нему подошла вторая жена и тихо пояснила:

– Тебе не надо ложиться на подушки Ниязи.

Константин, едва сдерживая истерический смех, подвинулся. Старшая жена, что-то громко недовольно выговаривая, скрылась.

– Ты такая красивая, – бросил Константин вслед удаляющейся второй жене. Только по дрогнувшей походке он понял, – она услышала, и улыбнулся. – Мне бы подстричься, – вспомнил про вшей Константин, но женщина не ответила. Снова всё зачесалось.

Спустя некоторое время она вышла с табуреткой и чёрной пол-литровой кружкой. Женщина остановилась, глядя в землю, словно о чём-то задумавшись, но стоило Константину приподняться на локтях, наблюдая за происходящим, склонила голову набок, приглашая работника следовать за собою. Константин едва сдержал новый приступ смеха. После предыдущего неожиданного взрыва эмоций он ещё находился на грани приподнятого настроения. Он вскочил с дастархана и самой любезностью последовал за женщиной. У Константина созрело сильное желание разговорить молчунью.

Между мазанкой и дувалом оказался узкий, ухоженный проход. В землю набит речной булыжник. Вдоль натянуты верёвки, похоже, для сушки выстиранного белья. Дувал и стену мазанки здесь вымазали до идеальной гладкости, как для жилья.

– Ещё одна тайна Ниязи, – присвистнул Константин.

Женщина поставила по центру табуретку и указала на неё. Под табуретку ногой задвинула кружку, чёрную от сажи.

– Зачем это? – садясь, поинтересовался Константин, с интересом наблюдая за действиями женщины.

Женщина молча достала механическую машинку для стрижки. Глянув на ещё одно эхо прошлого, Константин иронично заметил:

– Ну, да, откуда взяться парикмахерская. Что в кружке?

– Гас, – тихо ответила женщина.

– Что это такое? – удивился Константин, поднял кружку и понюхал. – Солярка, что ли?

– По-вашему, керосин.

– Это ещё зачем?

Разговор прервала пришедшая девочка с тазом и сложенной махровой простынёй. Она собралась посмотреть, но женщина грубовато отослала её:

– Принеси воду. Сними рубашку и садись, – обратилась она уже к Константину.

– Двадцатый век! – воскликнул Константин, подчиняясь.

Девочка быстро вернулась с большой кастрюлей горячей воды. Она попыталась остаться, но женщина что-то сказала по-узбекски и та, надув губы, убежала. Напоследок выглянула из-за угла и скривила рожу. Константин рассмеялся.

Женщина стригла профессионально. Волосы прядями падали на брусчатку. Особенно больно было, когда она стригла затылок. На затылке уже образовались раны. Машинка то и дело разрывала очередную ранку, начинала сочиться кровь, и женщина обтирала её тряпочкой, смоченной в керосине. Закончив стричь, она налила в таз воды, намочила тряпочку в керосине и принялась протирать всю голову.

– Тихо, тихо, – крепко схватил её за руку Константин. – Щиплет. Ты мне хочешь голову сжечь?

– Наклонись, – мягко попросила она.

Запахло шампунем.

– Надо же! В этом мире есть ещё и шампунь, – иронично пропел Константин, склонившись над тазом. – Какое соседство – замок из каменного века, машинка допотопная, керосин, ракета, шампунь, вши… – Константин пристально посмотрел на женщину и тише добавил: – И красивая женщина на краю света. – Женщина смотрела, не мигая, и можно было только догадаться, – она покраснела.

Константин помыл голову и обмылся по пояс. Женщина помогала, обливая мужчину из фарфорового кувшина. Она ловко обернула махровую простыню вокруг его тела, а он не спеша обтирался, так и стоя замотанным.

Константин почувствовал на талии прикосновение тёплой руки и обернулся, теряясь от представшего его взору. Перед ним стояла обнажённая по пояс вторая жена Ниязи. Ему открылась тайна красивой молодой женщины. В ней были знакомыми только глаза. Лицо оставалось прикрытым. Белое, не знающее солнца тело, лоснилось возбуждением. Упругую, красивую грудь с розовыми сосками портили только белизна и сетка синих вен. Она вздымалась желанием и покачивалась литыми, не тронутыми формами.

– Ты с ума сошла, – зашептал Константин, срывая с себя простыню, и накидывая ей на плечи. – А если кто-то придёт?

«Наконец увидел её штанишки», – вдруг отметил про себя Константин.

– Не придёт, – дрожащим голосом прошептала женщина. Её рука нервно сжимала талию мужчины, глаза горели тревогой, замешанной на страхе. Он хотел что-то сказать, чтобы остановить, отговорить её, и со всей искренностью взял под локоть, для убедительности своих слов. Женщина по-своему истолковала этот жест и обессилено упала в его объятия.

– Я не могу, вот так… – растерялся Константин, оглядывая голые камни. – Не на камнях же…

– Глупый ты…– страстно шептала женщина. Заговорив, губы её словно ожили и стали хватать, целовать мужское тело прямо вместе с накидкой. Константин едва мог удерживать распаляющуюся женщину. Неожиданно она развернулась, прижимаясь спиной и закинув голову на плечо Константина. Константин, оборачиваясь, едва успевал и следить, чтобы никто не пришёл, и удерживать в объятиях обезумевшую от страсти женщину. Крепко держа его за пояс одной рукой, другой она потянула за шнурок и фуляровые* штанишки свалились, обнажая хозяйку перед всевышним. Безумство женщины начало передаваться и Константину. Он перестал поглядывать на вход. Обнажённое, разгорячённое женское тело он уже ощущал и через брюки. Крупная грудь страстно налилась в его руках, упираясь прохладными, твёрдыми сосками в ладони. Где-то в далёком сознании он отметил, как чьи-то живые пальцы пробегали по его обнажённому телу. Одурманенный страстью, он едва не свалился, стреноженный упавшими брюками, но женщина успела опереться о стену, принимая мужчину красивыми формами молодой фигуры. Его руки почти сомкнулись на извившейся, тонкой талии. Её разгорячённые, крутые бёдра напряглись, и когда Константин с силой притянул их к себе, обдаваемый жаром страсти, женщина истомно застонала, запрокидывая голову и хватая воображаемый образ губами. Где-то в боковом зрении мелькнул выглянувший из-за угла и быстро скрывшийся черный платок, но уже ничто не могло вмешаться… «Может, показалось?» – только и мелькнуло в сознании. Но только мелькнуло!

Константин сидел на табурете с опущенной головой. Женщина быстро оделась, как будто ничего и не произошло, собрала всё и также быстро ушла. Сколько он так просидел, Константин не смог бы сказать. Неожиданное прикосновение тёплой руки отвлекло его от тяжких раздумий. Он желал, чтобы она вернулась и потянулся к руке прильнув к ней щекой. Тут же подскочил. Перед ним стояла девочка.