Основное место на стенах с трофеями Стью по-прежнему занимали ее фотографии.

– Пора с этим кончать, Стью.

– А как же, – пробормотал он, приподымая прядь ее волос. – Давно надо было кончать с этим расколом.

Она оттолкнула его руку.

– Какая-то ты другая стала, Холли. – Он потер губы пальцами. – Нет, ты совершенно определенно изменилась. Я вот теперь думаю, как мне лучше будет подать тебя на обложке праздничного выпуска «Велбот энд Лейс». Я сначала было подумал, что лучше всего подойдет зеленый бархат, но почему-то мне теперь так не кажется, может быть, темно-синий с блестками или бордовый?

– А я что, сказала, что возвращаюсь к тебе работать?

Взгляды их встретились.

– Значит, опять в игры играть будем, правильно понял?

– Нет, Стью, игр больше не будет, надоел мне твой блеф. Если я не уйду отсюда со всеми фотографиями и негативами из серии съемок для рекламы «Славного утра», то я созову пресс-конференцию.

– В самом деле? И что, мне надо бояться этого?

Холли кивнула:

– Да, Стью, тебе именно следует этого бояться. Я намерена рассказать всем, какой ты на самом деле ненадежный козел. А особый упор я сделаю на то, что твоя маниакальная помешанность на мне окончательно угробила все твои деловые качества. Я всем расскажу, как ты фотографировал меня без моего разрешения и как после этого шантажировал меня, и если ты думаешь, что после хоть одна модель захочет у тебя фотографироваться, что найдется после этого агентство, которое хоть кого-то пошлет к тебе, что хоть одна фирма захочет иметь дело с тебе подобным, если ты и в самом деле так думаешь, значит ты еще глупее, чем я думала. Весь остаток своей карьеры ты будешь фотографировать мышеловки и шины для грузовиков.

Оживление исчезло с лица Стью. Рот его обмяк, глаза расширились, тело застыло.

– Ты серьезно говоришь?

Она шагнула к нему и постучала пальцем по груди:

– А ты что, хочешь в этом удостовериться?

Он покачал головой и выдавил улыбку:

– Ты этого не сделаешь.

– А почему, собственно, не сделаю? Мне терять нечего, Стью, кроме твоей тени. – Она протянула руку, – давай их сюда.

Он помялся:

– Эй, а может, мы сможем все это как-нибудь утрясти?

Она продолжала, не обращая ни малейшего внимания на его последнюю отчаянную попытку защититься.

– Мой адвокат вскоре перешлет твоему кое-какие бумаги, там будет сказано, что ты клянешься, что передал мне все фотографии и все негативы и что в дальнейшем отказываешься выпускать что бы то ни было, так или иначе связанное со мной или с моим именем. Я знаю, что ты все поставил на то, что я вернусь, поэтому и предлагаю, чтобы ты подписал эти бумаги как можно скорее. Таким образом, у тебя остается шанс спасти свою карьеру. Ты и так уже очень много времени потратил впустую, заворачивая те модели, которых я тебе посылала.

Не успела она договорить, как он пошел к сейфу, который стоял позади его стола и достал из него большой конверт. Снова взглянув на нее широко раскрытыми глазами, он сказал:

– Так это ты их ко мне посылала на эти, якобы, просмотры?

Она кивнула и тоже подошла к сейфу.

– Все сорок две девушки, Стью. – Она указала на конверт, который он держал в руках. – Там всё?

– Всё, – ответил он.

Она протянула руку за конвертом, но ей все равно пришлось вырывать его из рук Стью.

– Невероятно, – прошептала она сама себе, идя к двери.

– Холли!

– Что такое?

– Только без обид, ладно?

– Какие уж тут обиды, я к тебе ничего не испытываю, кроме жалости.

Еще в такси по дороге обратно в Лемонэйд она изучила содержимое конверта. Негатив, о котором шла речь, совершенно определенно был более откровенный, чем предыдущий. Она была сфотографирована от бедер и выше, стоя лицом к камере со сложенными на груди руками. Поднеся негатив к свету, она исследовала его наметанным взглядом. Для придорожной закусочной, конечно, неплохо, но ей бы отнюдь не хотелось, чтобы такое ассоциировалось с Лемонэйд.

Она вздохнула с облегчением, запихивая все обратно в конверт и прижимая его к груди. Как только она вернется в Лемонэйд, она первым делом изорвет все на мелкие кусочки, а потом эти кусочки сожжет. Выходя из лифта, она уже напевала мотивчик из рекламы мыла «Славное утро».

Мистер Уилуогби и Дейв с закатанными рукавами сидели в приемной и о чем-то оживленно разговаривали. Когда она их поприветствовала, они лишь кивнули для проформы. Она подошла к ним, улыбаясь во весь рот.

– Мистер Уилуогби, второго плаката со «славной девочкой» не будет.

Мистер Уилуогби пожал ей руку.

– Не буду делать вид, – продолжила она, – будто не знаю, насколько это вас волновало, но больше бояться нечего, – она потрясла конвертом. – Я позаботилась об этой проблеме раз и навсегда.

Дейв крепко поцеловал ее в щеку.

– Вот это другое дело!

Более сдержанный Уилуогби посмотрел на конверт, потом снова на нее, прочистив горло, он коротко кивнул:

– Хорошо, – допустил он, после чего, казалось, напрочь забыл о существовании предмета разговора. – Только у нас есть гораздо более важные дела, и озабочены мы ими гораздо сильнее, Холли. Вот мы сейчас здесь разговариваем, а в это время ураган Сэлиза обрушился на остров Сент-Джулиан, так что похоже, что следующие несколько дней нам всем придется несладко, вот тогда мы и выясним, кто есть кто в Лемонэйд.

Дверь зала заседаний «Эрсервис интернешнлз» внезапно распахнулась и с силой ударилась о стену. Эвен вскочил на ноги и через головы сотрудников посмотрел, что происходит у дальнего конца стола. То, что он увидел, лишило его дара речи.

Перед ним стояла Холли. Завитки волос выбивались из сбившегося на сторону хвостика, глаза были красные, будто она не спала несколько ночей. На ней была простая белая футболка и широкие джинсовые шорты, из-за этого она была похожа на загнанного сотрудника летнего лагеря. Но другое было гораздо хуже.

Обострившиеся черты ее лица и пронзительный взгляд говорили о том, что она находится в состоянии глубочайшего стресса. Зажав под мышкой папку, Холли кинула на пол холщовую сумку, повесила на пояс солнцезащитные очки и в наглую прошла прямо к его столу. По дороге она зацепила ногой алюминиевую стойку, и та упала на пол вместе с картой, которая на ней висела. Не обращая ни малейшего внимания на двух сотрудников, бросившихся устранять беспорядок, она подошла, уставилась прямо на Эвена и обратилась только к нему:

– Вы говорили, что если вы мне потребуетесь, то я всегда могу к вам обратиться. Так вот, вы мне нужны прямо сейчас.

Она тревожно оглядела его. В крахмальной белой рубашке, в красном шелковом галстуке и отутюженных черных брюках он был похож на того, кем на самом деле являлся – на высокопоставленного служащего процветающей фирмы.

Кроме того, пиджак, повешенный на спинку стула, и закатанные по локоть рукава рубашки делали его похожим на спустившегося на землю и всем доступного избавителя от любых проблем, каким она и знала его.

Промелькнуло несколько секунд, и кристаллизовалась тяжелая тишина. Поскольку Эвен не отвечал, она шепотом добавила:

– Пожалуйста, Эвен, ты мне на самом деле нужен.

– Мистер Джеймсон, извините, но она отказалась подождать, если нужно, то я вызову охрану.

Вслед за Холли вошла Талли, вооруженная пригоршней острых карандашей, и встала позади, не спуская с Холли глаз, как, впрочем, и все мужчины и женщины, сидевшие за столом совещаний. Эвен махнул рукою в направлении двери:

– Выйдите, все выйдите отсюда!

После секундных колебаний задвигались стулья, люди начали вставать, собирать бумаги и поспешно рассовывать их по папкам. Раздались приглушенные голоса:

– Кто это такая?.. А я думал, что у нее волосы порыжее… Вот уж не знал, что он с кем-то встречается… А у моего сына есть плакат… – шепот, как клубящаяся мгла, заполнял комнату, но горящий взгляд Эвена, нацеленный на Холли, прорезал ее. Когда последний из сотрудников наконец покинул комнату, и дверь за ним захлопнулась, Эвен прикрыл глаза и выдохнул: