Я исполняю её просьбу, не прекращая предыдущего действия. Сейчас она получит зрелище, которое окончательно дезорганизует меня в её глазах – меня голого, стоящего на коленях. С этого момента или она станет относиться ко мне как к рабу, или сконфузится, может растеряется, и игре конец.
- Больше не хочу ничего делать, - говорит она.
Я продолжаю облизывать флакон её духов.
- Встань, возьми духи и побрызгай ими меня.
- Да, Моя Госпожа
- Твоя Госпожа, да.
Я изготовляюсь с флаконом.
- Под волосы на шею, - говорит она, и при этом остаётся стоять, как стояла.
В этот момент или что-то следуемое возвращает меня в сознание, или что-то отступившее из предыдущего позволяет этому произойти, но я приятно радуюсь, и говорю себе, что настал мой черёд «лишить» её разума.
Огибаю Наташу, отложив флакон с духами в сторону, и подступаю к ней сзади. Одними пальцами захватываю локоны её волос, свисающие по бокам её лица, и притягиваю их ей на спину. Затем подхватываю большими пальцами с исподу всю копну волос, а ладонями накрываю всю затылочную часть, и собираю волосы в один хвост, который зажимаю в одной руке. Я стараюсь действовать нежно, забочусь, чтобы ей было приятно, но в то же время вкладываю в свои движения некоторую силу, чтобы нежность заставляла трепетать её внутренности, а сила щекотала её женское начало. Удерживая хвост в руке, дотягиваюсь до флакона и спрыскиваю одну его дозу ей на шейку.
Я никогда не жду, чтобы выветрился спирт, а сразу принюхиваюсь, а потом повторно, а через некоторое время, отдышавшись, втягиваю аромат в третий раз, и по тому, чем представляется мне тот или иной запах духов на каждой из стадий его вдыхания, стараюсь судить, каким он будет вообще. Впрочем, на каждой девушке один и тот же аромат будет «звучать» по-разному, не говоря уже об одежде, которая сегодня на девушке одна, завтра другая, что тоже определённым образом влияет на «звучание» аромата.
Но сейчас я не могу наклониться и понюхать, что это за «водичка», я не получил на это разрешение, и я делаю это украдкой. Очень сладкий, безумно дурманящий запах заполняет собой всё моё мироощущение, как несколько минут назад это сделал голос Наташи, вытеснив из меня все внутренности, и поселившись в нём единственным числом. Я понимаю по началу запаха, что быть ему «бомбой»-воспоминанием мне в будущем, когда через некоторое время на него аккуратно уложатся все наши пакостные, но приятные действа.
- Теперь прижмись ко мне, - говорит Наташа.
- Как захочется Моей Госпоже, - отвечаю я и выполняю её приказ.
- Возьми меня за подбородок, задери его и побрызгай на шею спереди: слева и справа.
- Да, Госпожа Наташа.
Её приказ совпадает с моим настроением. Мне очень захотелось сейчас же сделать с ней что-то такое, и как минимум прижаться к ней сзади.
Я обхватываю её за живот правой рукой, в которой духи, и прижимаюсь к ней сзади, делая рукой едва ощутимый жест, прижимая Наташу навстречу к себе. Её круглая и упругая попка приходится мне на бёдра, и оказывается прижата к ним, и это принимает форму какого-то просто дикого эротического акта. Пока я выпускаю Наташины волосы, беру ею за подбородок, задираю его и покрываю ей шейку по дозе духов на каждую из её сторон, как она и приказала, я возбуждаюсь настолько, что она не может не почувствовать это своей попкой. Отпустить её сейчас представляется для меня пыткой, которую я не готов вынести, и я позволяю себе подумать, что с меня хватит, что на сегодня хватит, нам хватит, уже можно просто что-то сделать!..
- Отступи, - следует её спокойная команда.
- Да, Госпожа, - отвечаю я, и голос мой отмечается хрипотцой.
- Рассматривай меня, - говорит она, - но прежде налей мне чего-нибудь крепкого.
- Да, Моя Госпожа.
Я бросаюсь к бутылке бренди и чистому снифтеру, и заполняю его до края широкой части. Затем подхожу с бокалом к Наташе и протягиваю его ей двумя руками, отступаю.
Стоя с опущенным лицом, украдкой бросаю взгляд на носки сапожек Наташи, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом чуть выше, но чтобы она это заметила, равно как и то, что я пытаюсь быть не обнаруживаемым. Дожидаюсь, когда Наташа делает первый глоток, и тогда уже принимаюсь к исполнению второй части её приказа – начинаю откровенно её разглядывать.
Сначала устремляюсь взглядом в область шеи. В глаза решаю не смотреть, но зато подольше задерживаюсь на лице и волосах боковым зрением. Ещё раз отмечаю про себя очень тонкую шейку Наташи – это так по-женски. Я делаю для себя тут же окончательный вывод, видимо достроенный очередным, ставшим последним в этой цепи наблюдением из жизни: чем тоньше шея у девушки, тем больше она нуждается в заботе, а значит, тем больше она будет благодарна за неё. Хочешь хорошую девушку иметь рядом с собой, выбирай ту, у которой худенькая и аккуратная шейка.
Наташа оказывается худее, чем казалась в одежде. На ней можно рассматривать косточки, руки худенькие по всей длине, лифчик очень красиво собирает маленькую грудь. Бижутерия дешёвенькая, но привлекательная: набор, состоящий из сверкающих овальчиков серёжек и кулончика на цепочке. Если серёжки подчёркивают красивые, прижатые ушки, то кулончик на цепочке задерживает на себе взгляд, не давая ему проникать до видимых рёбер верхней части груди. Мне захотелось тут же, зайдя сзади, снять с Наташи лифчик, и, оставшись там же, протянуть руки у неё под руками, и пальцами легко погладить места, где лифчик уже некоторое время доставляет ей дискомфорт!
У неё оказалась серёжка в пупке. Никогда б не сказал, что нахожу эту вещь сексуальной, но в случае с Наташей обнаруженная диковинка оказалась ещё и символической: вот, как можно было обнаружить эту вещь, лишь раздев Наташу, так ореол эротичности заявлял о себе вокруг неё только после того, как над ней начинался совершаться акт её раздевания. Руки, как к магниту тянулись к её талии, чтобы ухватиться за неё. Она, ничего не делая, просто своей фигурой заставляла хотеть себя. Сколько же минут мне отведено на рассматривание? Я уставился на юбочку, обтягивающую попку, такую бесстыдно коротенькую! Из-под неё выглядывали умопомрачительные ножки, обтянутые тёмным нейлоном – вот уже где нескончаемо сексуальная вещица.
Мне хочется обойти Наташу сзади и попялиться на неё с той стороны, но это может оказаться неуважительным действием по отношению к её высокому статусу Госпожи, и я не двигаюсь с места. Пока мне не дано указание на похоть, приходится вести себя «прилично», а в ином случае и подобострастно. Только что вернувшееся сознание начинает снова становиться фрагментарным. То ли вид Наташи, делающей глотки бренди и с интересом наблюдающей за мной, начал лишать меня каких-то умственных инструментов, отвечающих за последовательность и логичность, то ли у меня уже развилась интуиция на неё, и я уже впал в предчувствие следующего её помысла.
- Насмотрелся? – спрашивает она.
- Нет, Госпожа.
- Нет, Госпожа?
- Нет, Моя Госпожа.
- Пусть так, тебе же хуже. А дай-ка мне плеть.
Я бросаюсь к снейку и обеими руками подаю его ей.
Наташа берёт его за рукоятку, а остаточная часть плети, раскрутившись, плюхается на пол (мы встречались с Наташей в середине недели, и я передал ей похожий снэйк для ознакомления). Я провожаю взглядом раскручивание и падение мягкой части ударного дивайса, пока он не замерает окончательно, щёлкнув концом по тёмному полированному паркету. Я засматриваюсь на этот кончик, у меня возникает ощущение дежавю. Мне кажется, что я уже это где-то и когда-то видел. Вот сейчас, думаю я, он покажется мне очень красивым и совершенным, и он тут же принимает для меня такие характеристики и свойства, а сейчас, продолжаю «вспоминать» я, я подумаю, что он покажется мне живым, и уже в следующее мгновение всё так и оказывается.
- Госпоже, наверно, следует быть с ним очень осторожной, чтобы не пораниться, - произношу я, не отрывая взгляда от конца плети.
- Она будет осторожна, - с серьёзным видом кивает Наташа, - но кое-кому надо быть ещё осторожней, чтобы не быть им пораненным. Ты так не думаешь?
