- Я бы хотела принять душ.

- Пошли, всё покажу, извини, что сразу этого не сделал – остолбенел от тебя, - с улыбкой заключил я.

- Всё нормально, - ответила она, беря свой пакет, - а ты уже принимал душ?

- Конечно, - мы подошли к душевой. - Здесь гели, шампуни, мыла. Выбирай, что по нраву. Это твоё полотенце. Ты написала, чтобы я не покупал тебе никаких халатов и прочее, и я ничего такого не купил.

- Я взяла кое-что с собой.

Она будто немного стеснялась. Я попытался её взбодрить.

- Джинсовая юбочка будет?

- Да.

- Короткая?

- Очень.

- Супер.

Я вернулся в столовую и подлил нам в бокалы бренди. Сделал глоток и стал ждать, когда выключится вода в душевой комнате.

Через десять минут дверь душевой открылась, и оттуда вышла Марта. Она была одета в короткую джинсовую юбку, по показывающимся иногда мельком из-под юбки резиночкам я понял, что в чулках; в лёгких, чёрных босоножках с чёрными, отбрасывающими блики камушками, в чёрном же лифчике с замысловатым узором. В руке у неё была плеть.

Я улыбнулся и поднялся из-за стола.

- Ты выглядишь потрясающе. Правда. Просто потрясающе! – я был сражён видом, которого никогда не видел, а в воображении, оказывается, не дорисовывал сполна. - Только плеть держишь как-то не очень, да взбодрят тебя мои слова, - я отвёл глаза, но тут же не смог не рассматривать её снова, - но всё равно - жути наводишь.

- Спасибо.

И она перехватила плеть правильно, просунув руку в петлю и ухватившись за её рукоятку.

Я наблюдал, как она подходила к столу, покачивая попкой, немного смущающаяся, и цоканье её каблуков в тишине квартиры раздавались, как удары сердца демона, который везде и всегда следовал за Мартой под поверхностью, по которой она, бедная, ступала.

Мы выпили ещё по пятьдесят граммов бренди.

- Готов? – спросила она.

- Жду, - отвечаю.

- Пойдём туда? – она указала в сторону моего кабинета.

Я сделал приглашающий жест, но она сказала:

- Ты иди впереди.

- Как скажешь, Госпожа.

- Давай, давай… И, о, да. Госпожа – так приятно, - показав в улыбке свои красивые зубки, заключила она.

Я направился в кабинет первым и, зная, что она сейчас меня рассматривает, попытался передвигаться как можно грациозней, бросив при этом один раз взгляд на неё через плечо.

- Иди, иди, не оглядывайся.

- А когда я ещё насмотрюсь на работу такого красивого психолога в таком необычном наряде? – проговорил я, намекая на какую-то там психотерапию, о которой «пела» мне Марта в переписке.

Она должна была при этом улыбнуться. Она классно улыбается, когда ей приходится от одних эмоций летать к другим и обратно, и при этом быть осаждаемой, вызывающими смущение обстоятельствами.

Мы вошли и остановились друг против друга.

- Всё, решила, всё-таки я тебя свяжу. Мне так будет спокойней, а тебе так надо.

- Вяжи, - говорю и протягиваю к ней руки.

Марта наклоняется к связке каната, отделяет от неё один из заготовленных отрезков, подходит ко мне, просит снять рубаху и с решительным видом приступает к процедуре связывания мне рук. Я забеспокоился. Я, конечно, «пробил» её на предмет криминального прошлого и настоящего, но мало ли она умудрилась что-то утаить. И за этими мыслями мне представилось, как она меня сейчас свяжет, а затем сюда ворвётся целая толпа мужиков-извращенцев. Но в Марте можно было прочесть только одну мысль – то, чем она была занята в данный момент. Она нелепо выписывала кренделя своими красивыми пальчиками, кое-как справляясь со шнуром, и неуверенно придавала ему в местах соединения некое подобие узлов, красиво склоняясь головкой над своим занятием. Я же, возвышаясь над ней своим ростом, спокойно, не обнаруживаемый, рассматривал её волосы, мелькавшие ручки, плечики, аккуратную маленькую грудь, прячущуюся за красивым лифчиком.

- Ляг на диван животом, - просто сказала она.

Я лёг.

- Теперь я свяжу тебе ноги.

И она делает и это. А потом пропускает у меня одну верёвку между вытянутых вперёд рук и привязывает концами к ножкам дивана, и то же самое проделывает со связанными ногами. Не знаю, за какое время я смогу выбраться из такой связки, и смогу ли.

- Не смотри пока на меня, - просит она и не улыбается.

- Хорошо.

Я спокоен, будто сейчас ничего не намечается происходить.

Марта останавливается сбоку от меня. Я могу видеть её ножки.

Она кладёт мне на спину «хвосты» кошки-девятихвостки и ведёт ими по спине. Следующий жест повторят предыдущий. В третий раз её рука замирает на половине пути.

- Можно я налью себе ещё чуть-чуть бренди? – спрашивает она.

Меня настораживает перспектива, что намечающееся предприятие может оказаться в ручках, контролируемых изрядно одурманенным алкоголем мозгом, но большая моя половина уверена в доминанте разумного начала Марты, и я даже не поднимаю взгляд, чтобы визуально убедиться по внешнему её виду в своих предположениях, а лишь отвечаю:

- Конечно. Справишься сама?

- Не переживай. Я мигом.

Каблучки цокают в столовую, затем обратно. Она останавливается опять рядом со мной, я устремляю на неё откровенный взгляд, чтобы навсегда запечатлеть для себя картину, какая Марта стоит красивая, с приготовленной плетью в одной руке и бокалом в другой, удерживая эти предметы по бокам от себя.

Теперь она проводит «хвостами» плети мне вдоль спины, от шеи до пятой точки. Возвращается обратно, повторят движение.

- Нет, тебя надо пороть по попе.

- Почему не по спине?

- Я сначала думала так, но теперь вижу, что ты более глубокое существо. Мне кажется, что ты ненавидишь людей из-за внушённого ими тебе страха перед тем, что они сильны. И поэтому ты далёк от истины, чужд естественности и забит, а причина – фантом. Ты можешь ещё много бед натворить, если не станешь думать, что люди не заслуживают твоего пресса за то, какими они ни есть.

У меня с самого утра появилось и в течение дня периодически возвращалось повышенное сердцебиение - так я реагировал на предстоящую «порку», как мы с Мартой до этого момента называли нашу сессию. Только что, когда я чуть было не пережил, наконец, первый удар, который был отложен, потому что Марта решила ещё что-то выдумать, я испытал лёгкое раздражение. Все мои мысли целый день вертелись вокруг этого первого удара, вокруг первого болевого ощущения, которое я испытаю, и только что я практически сделал последний выдох, а тут такое. Я был настроен на «порку», боль, может кровь, но только не на психологические игры; я хотел уже познать ещё какую-нибудь свою границу, пережить что-то новое, причём такое, которое окружено в нашей культуре каким-то ореолом странности, таинственности и скрытой популярности, и я ни в коем случае не хотел исследовать свою реакцию на внешние препятствия для познания этого, тем более, что я постарался все их просчитать и устранить. И поэтому, Марта, извини, но сейчас я ничего не хочу слышать ни о себе, и ни о ком или о чём-либо ещё. Я хочу узнать, что сейчас будет, прямо сейчас, и хочу это пережить в полной, подлинной мере, а там, будь что будет. Поэтому я счёл нужным поторопить Марту в обоих этих направлениях ответом на её фразу следующей своей:

- Ты уверена, что мне это сейчас надо?

Вложив все эти мысли в произнесённую фразу, я постарался не выделять слово «это» интонацией, но именно помысел этого и позволил добиться создания нужного, не примечаемого сознаниям звукового эффекта, который не мог не послужить для Марты источником смятения, что, в свою очередь, породить бешенство от ошибки просчёта моего интеллектуальное состояния, а это уже было оскорблением для её интеллекта. Таков был мой расчёт.

Я услышал свист. Это было последнее адекватное переживание из «нормальной» жизни в тот день, дальше всё воспринималось под углом, о котором я даже не подозревал. А ведь я думал, что я всё могу контролировать и… Нет! Человек ошибается, думая, что он более-менее знаком с размерами своей личности, находясь в заточении знания себя, своих сил, но он ошибается ещё больше, думая, как размеры эти могут быть познаваемы им ещё и ещё, и что удивительному, в конце концов, может оказаться, не останется в нём места.