– Да не было там ничего. Он его даже не открывал. Или я чего-то не пойму. – Зайцев недоуменно подергал плечами, подбородком. – Портфель ты обыскал?

– Обыскал.

– Ничего, кроме документов на машину, не было?

– Не было.

– В чем тогда дело? – Он кивнул в сторону забитой трассы. – Мы бы уже знаешь сколько проехали, если бы не твои истерики!

Валера виновато кивнул, снял машину с тормоза, осторожно начал сдавать влево. Через пару минут он уже нагло выруливал поперек потока. Уступали, куда деваться? Час пик – кому охота потом торчать из-за него в плотном кольце, дожидаясь полицейских.

Остаток пути они не разговаривали. Валера делал вид, что сосредоточился на дороге. Зайцев усиленно изображал, что дремлет. Оба были напряжены – сравнивали, вспоминали все детали встречи. Когда Валера остановил у ворот арендованного Зайцевым дома, оба выпалили одновременно:

– Не могло там ничего быть.

– Не могло, значит, и не было. – Зайцев протянул ему руку, крепко пожал. – Портфель ты обыскал? Обыскал. Внутри ничего не было.

– Не было, голову даю на отсечение.

– Аппаратура твоя ничего не зафиксировала?

– Так точно, Глеб Анатольевич.

– Никаких лишних телодвижений он при мне не делал, в портфель не залезал, не суетился.

– Так точно.

– Значит, все чисто.

Зайцев полез из машины и сразу недовольно зафыркал: за воротник попал дождь. Валера проводил босса до ворот. Еще раз пожал ему руку, виновато заглянул в глаза.

– Да ладно тебе! – Тот понял его мгновенно. – Нормально все.

– Не дает покоя мысль, зачем он его все-таки взял на встречу, портфель этот чертов?

– Попижонить, Валера, только и всего! – Зайцев выругался вполголоса. – Сколько помню этого скота, не мог он без штучек. Нормально пацаны одевались тогда, в дни моей молодости. Как мужики – свитер, рубашка, штаны. А этот непременно то платочек какой-нибудь повяжет на кадык, то зонт тросточкой купит. Даже стекла на машине первым из наших сделал черными.

– Затонировал, что ли? – не сразу понял Валера.

– Ага. – Зайцев опустил голову, повозил ботинком по мокрому асфальту, как будто искал что-то, хотя в вечерней слякотной тьме ничего видно не было. – И девчонок возил, дурех, покататься будто бы. А сам такое с ними вытворял, сволочь! И ведь доказать ничего невозможно – никто не видел, кого он вез, кого потом высаживал.

– А его пытались привлечь? – заинтересовался Валера.

– Власти, имеешь в виду?

– Да.

– Нет, Валера, власти его не трогали. Никто ведь не заявлял. Я о другом.

Зайцев подавил тяжелый вздох и, чтобы не растравлять себя, принялся раздавать указания на завтра. Потом кивком простился, шагнул за ворота. Минуту стоял под дождем, мысленно репетируя предстоящий семейный ужин с вопросами, ответами, несмешными дежурными шутками. Представил осторожную улыбку жены, не знающую, как реагировать на его бородатый юмор.

Все как всегда – уныло, предсказуемо, постно.

Зайцев нацепил усталую улыбку, с которой ежедневно входил в дом, и двинулся по дорожке. На крыльце застыла жена, которую он ни единого дня не любил так, как должен был любить. Как она того заслуживала.

За ужином они трое – отец, Светлана и Алина – никогда не разговаривали. Так было заведено. Есть следовало молча, чтобы неосторожным словом не разрушить иллюзорную гармонию, не перебить никому аппетит. Вот после еды – пожалуйста, милости просим в кабинет хозяина. Тогда уже и жаловаться можно, и просить, и претензии предъявлять. Правда, претензий к нему, к Ростиславу Ивановичу Яковлеву, не было ни у кого и никогда. Он в этом доме был царем и богом. Он здесь повелевал, казнил и миловал.

Но сегодня с самого начала все пошло не так. Он сам нарушил тишину, когда глянул на опухшее лицо жены и вдруг спросил:

– Света, что-то не так?

– Что?

Она вздрогнула, уронила вилку на край тарелки. Звон показался оглушительным. Светлана смутилась, подхватила вилку, зажала в руке так, как будто собиралась нанести ею удар. Алина даже догадывалась, кому этот удар предназначался. Насупилась, затихла. Ростиславу эта возня с приборами показалась наигранной и фальшивой. Он вдруг разозлился и вопреки правилу, самим установленному, повторил:

– Я спросил, что с тобой сегодня.

– А что со мной?

Она выпустила вилку, и та беззвучно упала на салфетку. Пухлая ладонь Светланы с дорогим маникюром, который удивительно не шел ее коротким пальцам, исчезла со стола, затерялась где-то на колене, в складках безупречной скатерти.

– Почему ты ревела? – напрямую спросил он.

– Я? Ревела? Нет, тебе показалось. – Она отвечала отрывисто, как будто рапорт сдавала.

Уставилась в полупустую тарелку, на которой отвратительно съежился кальмар на пару.

Она терпеть не могла такую еду. Она бы с удовольствием съела сейчас тарелку картофельного пюре с салатом. Или горку тушеного мяса с помидорами. Или пасту под сливочным соусом. Но нельзя, Ростислав помешан на правильном питании. Пожить хочет подольше, сохранить здоровье и красоту. И получается ведь у мерзавца.

А у нее – нет. Не выходит быть молодой и красивой. Молодость и красоту сожрали синтетические гормоны, которые она поглощала пачками, пытаясь забеременеть. Но – не вышло. Ничего не вышло: ребенка нет, фигуры нет, красоты нет. И вдобавок приходится жрать всякую гадость, от которой тошно.

– Света, повторяю вопрос: почему ты плакала? С нетерпением жду ответ. Правдивый ответ!

Ростислав дожевал остатки со своей тарелки, аккуратно вытер рот льняной салфеткой, швырнул ее на стол. Оперся основаниями ладоней о край стола. Глянул на нее требовательно, холодно.

Как же она ненавидела этот его взгляд. И все в этот момент в нем ненавидела. И все, что ему принадлежало: дом, достаток, положение. Даже его дочь, которую воспитала.

А почему, собственно, должно быть иначе? Она в нее всю душу вложила, а что в ответ? Хамство, недоверие, вранье. А дальше чего ждать? Вот состарится Светлана. Окончательно состарится, когда Ростислав перестанет заглядывать к ней в спальню и прятать от нее своих многочисленных любовниц. И что тогда? Как поступит его дочь? Тоже станет ее игнорировать? Или примет сторону мачехи и осудит неверного отца? Ой, вряд ли.

– Правдивого ответа хочешь? Хорошо. – Света выудила руки с колен, поправила пряди, с вызовом глянула на Алину. – У нас проблемы с дочерью, Ростик.

– Проблемы? С дочерью? – Он растерялся.

Если честно, он думал, что Светка встретила в городе Стеллу и расстроилась из-за этого. Он и сам расстроился, когда узнал от Заботина, что Стелла вернулась из Америки.

По слухам, вернулась насовсем. И не одна, а с малышом, которого гордо выгуливала в колясочке по улицам. Опять же, по словам Заботина, удачливого аспиранта, который получил сразу и грант в Америке, и Стеллу, при ней не было. И еще Заботин сказал, что она стала даже красивее.

– Материнство ей к лицу, – забил последний гвоздь Игорек сегодня за ланчем. – Всерьез опасаюсь, дружище, что ты ее увидишь и просто не сможешь сдержаться. У меня вопрос: а как же секретарша Саша? Она же тебе уступила…

Насчет Саши могла Светка что-нибудь пикантное узнать и разреветься от этого. Но чтобы она ревела из-за Алинки! Этого не было никогда прежде. Ни разу. Не потому, что Светка ее не любила, нет. Просто с Алинкой проблем не было никогда. Таких проблем, чтобы из-за них стоило плакать.

– И что за проблемы?

Ростислав глянул на дочь. По обыкновению залюбовался. Алина была чудо как хороша. Сложена прекрасно. Красивое лицо, ухоженные волосы, нежная кожа. Прекрасно воспитана. Здесь Светкина заслуга, разговора даже нет. Ему-то все время некогда.

– Что-то не так с экзаменами? – Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, какой по счету экзамен сдала дочь. – Вроде все в порядке было.

– Да при чем экзамены, Ростислав? – непозволительно возвысила голос Светлана. И ткнула пальцем в притихшую насупившуюся Алину. – Твоя дочь встречается с мальчиком!