Стелла! Она!

Она сидела на самом краю диванчика, спиной к выходу. Он сразу увидел ее, когда ворвался в зал. Узкая спина, изящная талия, тесно обтянутая темным платьем. Она всегда любила вещи в обтяжку. Волосы пострижены и едва достают до плеч. Непривычно, раньше она никогда не стриглась так коротко. И цвет, цвет волос не такой, как раньше. Скорее русая, чем шатенка.

Но это была она. Она, его любимая женщина, которой он грезил, по которой страшно скучал. Что он должен, что он может ей сейчас сказать? На что имеет право? Что надеется услышать в ответ? И его ли она здесь ждет?

– У меня сейчас просто сердце лопнет, – проговорил он скороговоркой, с разбегу усаживаясь на диванчик напротив нее. – Ты? Это ты!

– Я. – Голова склонилась к правому плечу – ее любимое движение. Губы тронула улыбка, которую он помнил, которая ему снилась сотню раз. – Это я. Привет.

Губы, глаза, шея, руки – все любимое, родное. Так хотелось все это трогать, целовать. Он тяжело дышал, разглядывая ее. Пальцы, стиснутые в кулаки, подрагивали.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Ростислав.

Он не знал, как может теперь к ней обращаться. Раньше все было так просто. Так естественно было называть ее любимой, единственной, родной. Сейчас стеснялся. Он не имел права ни на что.

– Жду.

Стелла коротко кивнула. Волосы шевельнулись, заползли на щеки. Он чуть не застонал от желания протянуть руку и заправить пряди ей за ушки. Как раньше. Как еще два года назад.

– Кого?

Он спросил, потому что должен был спросить. Он должен быть готов к визиту какого-то типа. Которого, не зная, уже ненавидел.

– Тебя, – вдруг сказала Стелла и улыбнулась – забыто, нежно, любяще. – Жду тебя, Яковлев. Третий вечер подряд здесь жду. Даже загадала: если придешь, значит, ничего не кончилось, ты все еще любишь меня. Если не придешь – тогда все. Все кончено.

– Я пришел! – перебил он. Встал, шагнул к ней и, тесня ее от края, уселся к ней на диванчик. – Я пришел, любимая, пришел. И я так соскучился!

Что было потом? Что было потом, что было потом…

Потом было давно забытое сумасшествие. Они сорвались с места, даже не успев сделать заказ. Сели в его машину и, как по команде, набросились друг на друга. Прямо там, в машине на стоянке, он любил ее. Любил так, как не любил, кажется, никогда до этого. Он боялся моргать, смотрел на нее, не отрываясь, воскрешал в памяти каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее тела. Он помнил ее запах, каждый вздох ее, каждый стон. Он задыхался сам, торопился, умолял его простить, хватал ее губами, крепко сжимал. Пару раз причинил ей боль – чтобы почувствовать, это точно она, что она живая. Боялся, что она вдруг исчезнет снова на пару лет.

Когда все закончилось, он долго не мог натянуть одежду – тело сковала странная слабость. Руки не слушались, в пальцах покалывало, в голове шумело.

– Эй, милый! – Стелла тихо рассмеялась ему в ухо, цапнула зубами за мочку. – Ты жив?

– Даже не знаю. Прости, я, наверное, был не сдержан.

– Ерунда. – Она беспечно махнула рукой, подтянула колготки, одернула платье. Села ровно. И тут же принялась помогать ему застегивать рубашку. – Ой, пуговица оторвалась. Надо бы пришить, а то Светлана тебе скандал устроит.

– К черту Светлану. К черту всех! – Он потянулся к ней снова, поцеловал в шею. – Я никуда тебя больше не отпущу.

– Хорошо. – Стелла вдруг сделалась серьезной. Выставив ладошку, удержала его от очередного поцелуя, заставила отстраниться. – Это как раз то, что мне сейчас нужно.

– Что именно? – Он поддернул штаны, застегнул ремень.

– Твоя поддержка. Твоя помощь.

На последних словах ее голос неожиданно дрогнул. Он забеспокоился.

– Стелла, малышка, что-то случилось? Я набросился на тебя, как павиан, прости. Даже не спросил, как ты все это время. У тебя ребенок? Я слышал, что ты вернулась с ребенком. А его отец, он отпустил тебя навсегда? Вы расстались?

– Как много вопросов. – Стелла, откинулась на спинку сиденья, уставилась в ветровое стекло. – Как много вопросов. А я отвечу, знаешь! На все твои вопросы отвечу! По порядку. Что-то случилось, спрашиваешь? Да, случилось. Случилось, что у меня ребенок, которого я забрала у мужа. Мы развелись. А мой муж, оказывается, давно принял американское гражданство. И ребенок, мой ребенок, теперь гражданин другой, не моей страны. И я, получается, его похитила. Не просто увезла к себе на родину, а украла, похитила. Не удивлюсь, если меня уже разыскивает Интерпол.

– Боже, ужас какой!

Ростислав растерялся, замолчал. Заставил себя сосредоточиться, хотя выходило не очень. Нервное напряжение после скандала с домашними, неожиданная встреча со Стеллой, бешеный секс на заднем сиденье – все это ему уже не по годам. Хоть ему слегка за сорок, времени на восстановление после такого стресса теперь требуется больше. А тут сразу столько информации. Не очень приятной информации.

Его любимая, чистая Стелла, получается, вернулась домой преступницей? Украла у мужа собственного ребенка, так выходит. И просит помощи – у него. А он-то чем здесь поможет? Пойдет войной на ее бывшего мужа, гражданина другой страны? Бред. Спрячет от всех ее ребенка? Это, конечно, можно, но он пока не представлял как. Надо думать. Не теперь, когда только-только отдышался, когда едва успел натянуть штаны.

– Я хорошо знаю тебя, Славик. – Она всегда его так называла. – Ты растерян и не представляешь, чем именно можешь мне помочь, так?

– Не знаю, здесь надо думать. Хорошо думать. Все взвесить.

– Ты растерян. Это понятно. – Ее ладошка легла ему на грудь. – Но все просто, дорогой. Все намного проще, чем ты думаешь.

– И насколько проще?

Мысли, честно, путались. Сейчас глоток крепкого кофе был бы кстати. Но возвращаться в ресторан растрепанными как-то не очень. Можно купить кофе на заправке. И пару пончиков. Он ведь так толком и не поужинал. Горячее съел, а любимые закуски остались нетронутыми. И привычный десерт ему не дали попробовать любимая дочь и надоевшая жена. Проблемы, проблемы. Сплошные проблемы!

– Насколько проще? – повторил он, потому что Стелла вдруг затихла, съежилась. – Эй, малыш, ты чего? Говори.

– Надо будет в суде признать, что ты отец моего ребенка. И тогда у Алекса не будет шансов его вернуть.

Она отвернулась от него к окну, за которым метались ветки старых лип. Отвернулась, давая ему время подумать и не торопиться с ответом. Так было всегда. Они всегда тщательно подбирали слова, чтобы не ранить друг друга и не спровоцировать вспышку недовольства.

Ростислав успел об этом забыть за те два с половиной года, что они не виделись. Не воспользовался паузой, воскликнул возмущенно:

– Что признать, отцовство? Стелла, о чем ты говоришь? Это же просто смешно. Это нереально.

– Почему? – чужим голосом отозвалась она.

– Да потому, черт возьми, что будет экспертиза. И не одна. И обнаружится факт моего обмана. Под суд пойдем вместе.

И сразу промелькнуло, что скандальные процессы ему сейчас ой как не нужны. Они с Заботиным готовят захват земель, которые Зайцев никак не желает отдавать. Ничего, отдаст! Непременно отдаст, иначе втянется в такую неприятную историю, что не отмоется никогда. Компромат уже готов и ждет своего часа.

Да, будет борьба, но дело того стоит. Он к этому долго шел, долго готовился.

И что теперь? Отступить? Перед Зайцевым, перед этим быком, у которого он в далекой юности увел девчонку? Он ведь вспомнил. Все вспомнил. И как Зайцев его потом унижал перед своими дружками. Как бил. Как в грязь на колени ставил. Он все вспомнил и ни за что не отступит. То, что предлагала сейчас Стелла, не лезло ни в какие ворота. Просто шло вразрез с его планами.

Два скандала ему точно не потянуть. И оба такого уровня!

– Хочешь сказать, что из-за каких-то там делишек с главой ты мне не поможешь? – воскликнула Стелла, когда он ей все это изложил.

– Не могу я пойти на подлог в самый разгар войны с ним, пойми, малышка. – Ростислав попытался ее обнять, но она резко вырвалась. – Нашу с тобой ложь он использует как козырь. Он опрокинет меня на обе лопатки, если узнает, что я затеял судебную возню с дядей из-за океана. Причем возню заведомо проигрышную.