Она знала этот вес и эту прохладу. Рыс, еще будучи Сорс, доводилось держать такое оружие в руках. Эска не хвалила создание Тавиара, она не сводила с клинка взгляда, и этого было достаточно, для того чтобы он понял, - девушка чувствует в его творении жизнь.
- Чего же здесь недостает? - В недоумении спросила она. - Какой детали?
- Различия.
- Как это?
- Посмотри, - Тавиар сомкнул ее пальцы на рукояти покрепче, и не убрал своей руки. Они держали дагу вместе, - правой и левой ладонями. - Здесь все подчинено одному, - направлению, цвету, материалу, свойству... Клинок покажется тебе идеальным, но настоящая красота вольется в него тогда, когда появится деталь противоположная ему.
- Контраст?
- Различие. Не полярность черного и белого, а препятствие. Крохотное нарушение правил, изъян. Невероятность того, что одно принадлежит другому, и они составляют целое. Противоречивый союз вопреки разумному.
Эска разомкнула пальцы, и, чувствуя неловкость, открыто взглянула на Тавиара.
- А если... если различие в людях?
- В людях? - Переспросил оружейник. - Какие, к примеру?
- Статус. Религия. Нация. Возраст.
- Все сразу?
- Да. Возможен ли тогда противоречивый союз, вопреки разумному?
Тавиар помедлил.
- Смотря, какой союз ты имеешь в виду.
- Мужчины и женщины. Союз любви.
В затянувшемся молчании они долго смотрели друг на друга. Тавиар, наконец, начал говорить, - негромко, но так отчетливо, что каждое слово впечатывалось в сердце Эски всеми интонациями голоса.
- Представь себе двух людей... одного происхождения, одной веры, одного возраста, одного положения. Разве придет тебе в голову недоуменный вопрос: а почему же они не любят друг друга? Просто потому, что не любят. Любовь не рождается из равенства, похожести или выгоды. Они могут сопутствовать и способствовать ей, но не породить.
- Так что же ее рождает?
- Сердце. - Обронил Тавиар даже слишком небрежно. Но продолжил уже так, что не оставалось сомнений, с какой значимостью он говорит. - Помысли на мгновение, что я влюблен. Что я люблю некую женщину... ее голос ничем не отличается от иных голосов, но я с замиранием слушаю его. Ее черты безыскусны, но я любуюсь ими. Я вижу насквозь ее душу, едва посмотрю в глаза. Я счастлив, когда она рядом, и разве какие-то различия, если бы они были, способны лишить меня этого счастья?
- Нет... - чуть ли не со слезами прошептала Эска и одним шагом преодолела расстояние между ними, примкнув поцелуем к его губам.
Тавиар уронил дагу, и обнял девушку. Эска безошибочно поняла, что он говорил о ней. Он ее любит! И как было преподнесено это признание! Не размыкая объятий, он поцеловал ее в шею, и нежно прижал к себе.
- Я надеюсь, - опасливо усмехнулся он, - что это не из-за моей схожести с...
- Нет. Тысячу раз нет, ты даже можешь больше не беспокоиться об этом!
- Правда, могу?
- Да. - Эска решилась на большую ложь. - Рыс больше его не любит. Ее грызет чувство вины, но не любви! Теперь даже немыслимо спутать наши чувства. Никак!
- Откуда же такой переворот? - Спросил Тавиар, и объятия его застыли.
Эска, упоенная собственным счастьем, решила уверить его в этом окончательно, чтоб не оставалось сомнений.
- Она любит другого, - Илиана. Или даже не любит, не знаю, а просто спит с ним, почти каждую ночь, и перед самим балом... если б ты знал, в какой развратный наряд он после этого ее вырядил!
Оружейник отшатнулся от нее. Даже оттолкнул. Эска, готовая уже посмеяться над его необоснованными страхами за сравнение с Аверсом, оборвала улыбку, с испугом глядя в его лицо. Оно было белым, и мертвым. Он смотрел на девушку так, будто она только что, обнимая его, всадила под лопатку, в спину, все ту же дагу. И теперь он отступал к двери, пораженный ее предательством.
- Тавиар, ты что?
Эска так ничего не понимала.
- Уходи, Эс. - Сдавленно произнес он.
- Что случилось?
- Уходи, прошу тебя.
- Тавиар...
- Ты знаешь, где выход...
Эска снова попыталась приблизиться к нему и обнять, но он схватил ее за плечи и вывел в коридор. Потом довел до поста охраны и в полном молчании, без объяснений, выставил на улицу. Дверь закрылась, и Эска в растерянности стала смотреть на ручку и замочную скважину главного входа. Только что она была осчастливлена взаимностью, кинута в огонь ответного чувства, и вдруг... холодность и даже грубость!
Безнадежно простояв около двери еще несколько минут, в надежде, что оружейник одумается, вернется и все объяснит, Эска пошла домой.
Отчего ее жизнь так рухнула? Что пробежало между ними? Ведь она уверила его, что она не думает о нем, как Рыс об Аверсе, ее любовь, это ее любовь, и ничья больше!
Ночью, в своей комнате, Эска сидела на подоконнике и смотрела на ночной город. Внизу был двор, деревья, за ними открывалась небольшая панорама проспекта и далекие красивые огни центра. Старинные архитектурные постройки по ночам освещались специальными прожекторами для того, чтобы ими можно было любоваться всегда, в любое время суток.
- Ты чего не спишь, Эс? - Заглянула мама. Хотя у Эски в комнате не горело даже светильника.
- Не могу уснуть, - горько ответила девушка.
- Расскажешь мне?
Мама никогда не полезет в душу с расспросами, если этого не хотят. И если бы дочь ответила "нет", то она бы ушла, не настаивая на откровенности. За это Эска была благодарна маме стократ.
- Нет, мам. Да я сейчас уже лягу.
- Ложись, милая, обязательно.
Но Эска не легла. Она слышала потом, как родители с утра завтракали и уходили на работу, как один раз звонил телефон. Потом пошел настоящий осенний дождь, и Эска заметила, какая все-таки была разница между вчерашней еще летней погодой и теперешней серостью...
Оторвав себя от подоконника, она пошла умылась, и посмотрела себе в глубоко запавшие глаза.
- Какая же я дура... Как же я могла не увидеть этого раньше?
Эске казалось, что с той самой секунды, как она все поняла, она постарела на несколько лет. Мир почернел. Пора было ставить на всем точку. Навсегда. Окончательно.
У оружейной лавки она появилась так рано, что та была закрыта. Последний раз она здесь, - все скажет! На стук открыл Сомрак. Видимо, он ничего не знал, потому что на его лице не было никакого выражения, кроме привычного недовольства.
- Снова хочешь отправиться? - Спросил он, пропуская ее внутрь.
- Я хочу поговорить с вашим сыном.
Тавиар уже сам вышел. Он даже таким, - с ледяным безразличием в лице, с каменным, неживым взглядом, был Эске дорог. Она вся сжалась, со страданием глядя на него.
- Зачем пришла?
Хозяин лавки, с удивлением посмотревший на сына, так и застыл на месте. А потом с не меньшим удивлением воззрился на девушку.
- За этим? - Тавиар перегнулся через стойку, и вытащил ее забытый шарф. - Забирай.
Эска взяла шарф, скрутила свои слезы, одновременно скручивая мокрый зонт.
- Мне нужно с тобой поговорить.
- О чем?
- Мне нужно с тобой поговорить.
У Тавиара было дрогнули брови, даже ожесточив его лицо, но он больше не стал выставлять ее за дверь. Обратился к Сомраку:
- Отец, - как когда-то с нажимом произнес он, - ты можешь нас оставить?
Сомрак ушел.
- Говори.
- Я поняла, Тавиар, - начала Эска с болью, - что ты ее любишь...
Оружейник схмурился, и хотел сказать что-то, но она опередила:
- Не перебивай меня. Ты любишь эту Крысу, девушку из прошлого... не знаю, как такое возможно, это странная и извращенная любовь к призраку... но все говорит лишь об этом. Ты всегда спрашивал о ней, пытался выяснить, что она думает. И вчера... - она всхлипнула. - Ты поэтому так со мной... ведь я разрушила твое прекрасное представление о ней. Твоя возлюбленная оказалась шлюхой!
Эска закрыла лицо рукой, сдерживая волнение и собираясь с силами. Сам Тавиар на несколько секунд сомкнул веки, чтобы удержать свои чувства от проявления, настолько не показывая ни одного, что походил больше на мертвеца, чем на живого человека.
