- Это правда? - Спросила она с надеждой.

Тавиар подошел к напольным часам и остановил маятник. Потом подтолкнул диск к задней стенке и раздался щелчок потайного замка. Темный от времени стилет оказался извлеченным из маленькой горизонтальной ниши под циферблатом. Желтая треснутая кость рукояти, косой слом у кончика клинка и тонкая черная гравировка у его основания. "Сэельременн. Вальдо. Аверс Итт".

- Сначала пишется город, потом имя учителя, потом имя мастера. - Пояснил Тавиар. Как видишь, никакая война не смогла пресечь жизнь знаний знаменитой мастерской Вальдо, источник, из которого черпали все мои предки, не только не утратил своей силы, но и помог усовершенствовать каждый из секретов сплава, баланса клинка и рукояти, сочетании легкости и веса, секрета пропорций каждого вида холодного оружия...

- Почему ты не говорил об этом раньше? Мне показалось в нашем давнем разговоре, что ты и имени такого не слышал...

- Почему? Потому что я называл его "герой"? Это всего лишь привычка, которая осталась у меня после прочтения книги Рории.

Для Эски разговор был давним, но не для него.

- Я не понимаю ничего... - девушка устало села обратно в кресло и теперь уже взяла поданный Сомраком чай.

- Ты сегодня уже гораздо лучше, чем вчера, переносишь возвращение.

- Всего лишь не так страшно, как прежде. Наверное, потому, что теперь я прожила там меньше времени.

- Сколько?

- Не больше недели.

Тавиар убрал стилет обратно в тайник и возвратил маятнику ход.

- Никак не могу привыкнуть к этому, - через десять минут человек общается с тобой так, словно вы не виделись месяцы. Так недолго дождаться такого момента, когда тебя и не вспомнят. Правда, отец? Как тебе кажется?

Мрачный, с посеревшим лицом хозяин лавки, кивнул. И ушел.

"Это была не я, и было это не со мной. Это была не я, и было это не со мной".

- Я хочу домой. Я хочу побыть одна. - Эска, пересиливая растерянные чувства, посмотрела на Тавиара.

- Конечно. Только никаких остановок, я вызову машину и довезу тебя до дома.

- Не надо.

- Я не найду себе места, если постоянно буду думать, что ты упала в обморок по пути домой. Не возражай.

Она возражать перестала. И Тавиар сопровождал ее в машине, довел до самых дверей, и, прощаясь, снова поцеловал ей руку.

- Я буду ждать тебя в любой день и в любой час. Всегда.

Еще был даже не вечер, как она вернулась и легла на кровать в своей комнате. Мысли о том, что нужно выуживать и фиксировать необходимую для диплома информацию, заглушал щемящий и скулящий голосок сердца. Она не могла переключиться на себя, она думала только о том, что час назад в ее жизнь вернулся он... Он! Он!

- Хватит!

Включив в своей комнате музыку на всю громкость, а в зале телевизор, Эска ушла на кухню и стала готовить себе салат. Но даже сквозь грохот звуковых волн вновь в памяти проступали слова Соммнианса, слова Витты, слова Тавиара. И она совершено не могла вспомнить, - о чем когда-то давно она говорила с Бертом, в то утро, когда они ходили в кино. Ни одного слова.

- Мы ходили в кино сегодня!

А сердце стучало как ненормальное. Тавиар, - потомок оружейника, умершего еще до эпохи огнестрельного оружия, до появления нынешнего государства Хоб-Акуат! Одного из самых древних государств!

Эска повыключала технику, пообедала салатом и вернулась в тишину своей комнаты.

- Так недолго и свихнуться. Нужно работать. - Она подумала мельком "как делает это Рыс". - Нужно сесть и написать хоть что-нибудь. Я историк. Историк. И все это, - факты истории.

А какие факты? Был город Лигго? Был постоялый двор "Щит Ратника"? Был Миракулум, который, как утверждали жители тех лет, мог летать по воздуху и перемещаться из города в город с помощью мысли? Какие факты? Подумав еще немного, Эска решила выцарапать из пережитого единственно полезную крупицу: как местные относились к захватчикам. Как им приходилось смирять свою гордость, работать на них... терпеть их присутствие ... Да, как бы ни была тяжела война, но судя по настроениям некоторых простых людей, мирной жизни и любви им хотелось больше, чем мести. Погибших не вернуть. А есть живые люди рядом.

- Да, ведь еще я говорила про политику цатов! Про то, как они стремились уничтожить на корню мастерство и науку местных... конечно.

Эска торопливо начиркала этот момент на листочке. Потом можно будет сформулировать более четко и правильно и уже забивать в компьютер. Она вздохнула и почувствовала в горле сжатый комок. Слова разбежались, а ручка запрыгала в пальцах, выводя уже неразборчивый почерк.

- Что еще? Надо скорее вспомнить, - поторапливала она себя, чувствуя, что силе воли ее приходит конец. - Что еще?

На исписанный наполовину лист капнула слеза. Плечи вздрогнули, горло еще больше сжало и сразу Эску начало сотрясать от рыданий. Она сгорбилась над столом, обхватив себя руками, потом согнулась еще больше.

Остановиться девушка не могла и не хотела. Она плакала взахлеб, перебравшись на кровать и свернувшись калачиком у стены. Испуганно и устало затихла лишь тогда, когда услышала, что вернулась с работы мама.

Мама и не ждала ее присутствия дома так рано, обычно Эска была или в библиотеке, или в университете. Даже не во всякие выходные она могла увидеть дочь. Эска пожалела, что не закрыла в свою комнату дверь.

- Эска, что случилось?

Переобувшись в тапочки, оставив на тумбочке сумку, она сразу вошла к ней.

- Ты заболела?

- Я немного устала и легла поспать.

Но разве можно было скрыть от матери сиплый голос. Она присела на краешек постели и заглянула в лицо Эски.

- Господи, доченька!

Только жалости ей сейчас не хватало. И совершенно не хотелось свидетелей, никаких свидетелей.

- Что случилось, ты почему плачешь? Кто тебя посмел обидеть, милая моя?

- Никто. - Та всхлипнула. - У меня не получается диплом! Я ничего не могу! У меня ничего нет, я не знаю, как мне выступать на предстоящей комиссии...

- Вот оно что... - с явным облегчением протянула мама и, кажется, поверила. - Такой пустяк, Эска! Ты работаешь без отдыха, вот у тебя и накопилось. Отдохни немного, соберись с мыслями. Скоро у меня отгулы и я помогу тебе с текстом. Вместе поищем книги...

Она приподняла ее за плечи, посадив рядом с собой, и обняла, ласково поглаживая по спине.

- Не переживай.

Эска опять стала всхлипывать, и вновь не удержалась от слез. Из-за этой нежности, из-за подставленного теплого плеча.

- Да что ж такое? Успокойся, солнышко...

Но ее все больше трясло.

- А ты мне не врешь, детка? - Мать уже серьезно обеспокоенная, отстранила дочь от себя и пыталась посмотреть ей в лицо, но Эска закрылась руками, покусывая губы в усилии не завыть и не закричать. - Так не плачут ни из-за каких дипломов... это из-за какого-нибудь молодого человека?

- Нет! - Эска гневно вскинула голову и яростно, глухо, от всего сердца продолжила: - Никогда в жизни я не унижусь до того, чтобы плакать из-за мужчины! Есть гордость и достоинство!

- Если ты влюбишься, то ничего тебе не будет подвластно.

- Чушь. Слюни. Надуманные страсти. Я презираю то чувство, которое превращает человека в глупца и делает его рабом чьей-то прихоти! Как ты могла подумать, что я плачу поэтому?!

- Но почему тогда?

Она снова усадила ее рядом с собой. Эска еще несколько секунд вздрагивала и растирала по горячим щекам не менее горячие слезы:

- Я не знаю, мам. Это, наверное, не я плачу... это плачет другой человек, из другой жизни... кто-то, кто очень много лет назад спрятал их, и так никогда и не выплакал...

- Что ты такое говоришь?

- Это я уже сочиняю. - Она заставила себя улыбнуться и сделать глубокий-глубокий вдох.

- Давай, я приготовлю тебе твой любимый горячий шоколад с гренками? А?

- Давай.

- Пойдем, посидишь со мной на кухне.

- Нет, я лучше еще полежу немного.