Annotation
Всякая дичь. Картинка для обложки, как водится, нагло украдена с Пинтереста.
Галаган Эмилия
Галаган Эмилия
Посюстороннее
От автора
Копится в закромах нажитое непосильным трудом -- со мною случившееся, с другими (но прочувствованное так, будто -- со мной), подслушанное в электричках (часть истории украдена стуком колес и досочинена автором), рассказанное подругами в пьяной исповеди. В чужой истории чувствуешь себя как в арендованной квартире: вроде и право жить тут имеешь, и вещи твои вокруг разложены, а все же не дом родной. Но что делать -- обживаешься...
Долго я жила в этих историях, прежде чем гостей решила позвать.
Ничего особенного тут нет. Какая оригинальность, что вы! Все привидения -- с конвейера, все странности -- из-под копирки... вы уже читали что-то похожее на форуме? соседка вам почти такую же историю рассказывала? а можно помедленнее, я ж записываю, записываю...
Преисполненные высокой нравственности и ниспровергающие традиционную мораль, непонятные даже автору и простые, как задачки по физике за десятый класс (шутка!) -- вот они, перед вами, зарисовки, рассказики, байки, черт знает что из сборника "Посюстороннее".
Условия: идете вечером с электрички домой -- ты и две твои тени, длинные, несуразные. И каждая из трех думает, что она -- изначальная. Вопрос: кто войдет в дом?
Овощам тоже бывает больно
В первый раз придя в офис, я сказала:
-- Полуподвол, вечный сумрак... У вас тут привидения не водятся?
А он засмеялся:
-- Только если духи овощей! На первом этаже раньше была столовая, а здесь -- овощехранилище...
Прошел год. Я привыкла к духам, а они -- ко мне.
И еще я влюбилась. Он не видел этой любви, никто не видел. Духи тоже не видели, они вообще были глуповаты, овощи они и есть овощи. Даже когда духи.
В тот вечер капуста, как обычно, сильно переживала, что верхние листья подгнивают и скоро гниль начнет пробирать и сердцевину. Морковка думала о чем-то неприличном -- у нее была больная фантазия. Лук горевал, что его жизнь не состоялась: он никого не успел заставить плакать.
А я смотрела на его руки, в краске, в царапинах, с обломанными ногтями, и мне хотелось гладить их и целовать.
-- Где вы так оцарапались?
-- Работал на даче. Ничего страшного...
-- Шрамы останутся.
-- Это хорошо... Говорят, шрамы украшают? Или укрощают? Как думаете?
Я думаю, что ты самый красивый и самый кроткий.
И я говорю:
-- У вас красные глаза. Вы устали?
У духа лука делается припадок.
-- Много работал на компьютере.
Я смотрю в его глаза, мысленно кладу на них пакетики со спитым чаем, мне самой этот способ помогает снять усталость с глаз.
-- Я сделал для дочки детский домик во дворе. Хотите посмотреть фото?
-- Не надо, не показывайте.
-- Почему?
-- Я не хочу.
Дух морковки мечтает воткнуться в чью-нибудь глазницу. Это морковка-убийца, озверевшая от небытия.
-- Пойдемте попьем чайку, -- предлагаю я.
-- Вы замерзли?
-- Да подмерзаю как-то.
Обними меня. Обними меня. Обними меня.
Я сажусь как можно дальше от него. Мы говорим, я грею руки о чашку и потом ухожу.
Я сдеру тебя с сердца, обдеру, как гнилые листья с кочана капусты.
Но я буду целовать твои руки в мыслях своих весь вечер.
И дух моей убитой любви станет еще одним из духов в этой тесной комнатке.
Но я люблю тебя. Люблю тебя. Все еще люблю.
И обдирая каждое "люблю", я не знаю, когда они закончатся. И останется ли от меня хоть что-то...
Мой герой
Деревня. Вечер. В комнате друг напротив друга стоят два кресла. В одном - бабушка (она в халате, наброшенном поверх ночной сорочки, на носу у нее очки) читает народный календарь. В другом мама - листает газету "Сильски висти". Мы с сестрами беснуемся в спальне: заворачиваемся в покрывала - типа мы древние греки - и пытаемся говорить речи, то и дело срываясь на безудержный гогот.
- Та-ань, подывы, шо пышуть, - говорит бабушка и зачитывает вслух какой-то диковинный метод избавления от бородавок при помощи сырой картофелины и длиннющего заклинания.
- Киньтэ, мамо, воно дурнэ! - презрительно бросает мама. - Дивчата, а ну тыхо!
Мы еще какое-то время дурачимся, но потом все-таки расползаемся по кроватям, и я - после долгих уговоров ("Да я уж вам сто разив рассказувала!") все-таки начинаю свою историю...
Я всегда тренировалась на сестрах. Ну а для чего еще человеку дано целых три младшие сестры? Правильно, испытывать на их силу своего творческого дара.
Этот, в высшей степени напрасный и случайный, дар то и дело преобразовывал реальность во что-то странное. Например, в чорнэ волохатэ. Чорнэ волохатэ было моим любимейшим творением. Про него я рассказывала сестрам на ночь. И только по их настоятельным просьбам!
Эта живая жуть имела облик огромного черного косматого шара с крошечными алыми глазками. (Образ, родившийся во время мытья полов, когда из-под кроватей шваброй я выкатывала на свет огромные клубки темной, мягкой и как будто живой пыли). Чорнэ волохатэ владело искусством гипноза -- когда оно ночью (ну а когда еще промышлять подобному монстру?) вкатывалось в спальню, то тут же наводило на всех спящих странное оцепенение -- они не могли пошевелить ни рукой, ни ногой. И тогда чорнэ волохатэ принималось за свой адский пир. Оно открывало огромную, красную пасть, полную зубов, напоминающих зубья пилы (это я выдумала, когда мы с сестрами пилили дрова) и принималось грызть ноги несчастной жертвы! Вжик-вжик-вжик! Челюсти отпиливали человеку сперва ноги до колен... Брызги крови летели во все стороны, а жертва не могла даже закричать от боли (на нее же действовал гипноз чорного волохатого)... И так продолжалось до самого утра... Когда на залитой кровью постели находили только лежащую на подушке голову с выражением нечеловеческой муки на лице (Я никогда не брезговала штампами)... Когда я добиралась до выражения "нечеловеческая мука", самая младшая из сестер, как правило, не выдерживала:
-- Ми-ми-лочка, можно я лягу с тобою?! -- заикаясь, спрашивала она, и я, разумеется, великодушно разрешала.
Ночью я несла заслуженную кару -- самая младшая сестра, довольно крупная девочка, лягалась во сне, так что мне приходилось ютиться на самом краешке кровати.
Но как-то раз ночью в нашей спальне оказался кот Сирык (обычно его не пускали в дом, это был уличный котяра с бандитскими повадками). Прятавшийся где-то под кроватью Сирык, когда все уснули, выбрался наружу и, увидев торчащую из-под одеяла ногу младшей сестры, отреагировал по-своему, по-кошачьи -- впился в эту ногу зубами. Какой стоял ор, мне не забыть никогда! Кот был вышвырнут на улицу, младшую сестру еле-еле успокоили, а я поклялась больше никогда никого не пугать.
Превратившись во взрослую тетку, я сдержала слово: стала писать унылую прозу для унылых людей и никогда никого не пугала (ну только если чрезмерной правдивостью).
Но иногда, получая критические отзывы типа "Обстановка лишена объема", "Идея какая-то безыдейная", "Вода в описании дождя недостаточно мокрая", я страстно хочу вызвать из темного чулана моего детства чорнэ волохатэ, чтобы оно неслышно прикатилось в комнату критика посреди ночи... и вжух-вжух-вжух!
