– На Внутреннем море – почти крича ответил Илья. Сергей уже начал стрелять.
От пулемёта протянулась обозначенная трассерам очередь, пробила припавшего к земле
снежка и он мгновенно исчез, окутавшись рваными клочьями тумана. До поезда ему
оставалось меньше ста метров.
Спустя несколько минут, проехав мимо точки последнего приземления нежданного гостя, поезд ощутимо замедлил ход с крейсерского до экономического.
– Ну, как? – к ним подошёл весьма довольный собой Николай.
– Патронов десять, не больше – дал оценку точной стрельбе Михалыч.
– Больше ему не надо – уселся рядом Колян, закрутил новую самокрутку.
– Это нечто вроде шаровой молнии, только наоборот – Михалыч стал объяснять Илье суть
происшедшего – стремится к теплу, если бы добрался до паровоза, заморозил б в момент.
– Так от него же дым шёл – удивился Илья –
– Не дым это был, а зона конденсации – вмешался Николай – бывали случаи, замораживал
паровоз вместе с поездной бригадой. Мгновенно причём. Как в жидкий азот окунули, во как!
– Странно – задумчиво сказал Илья.
– Что странного? – Николай уже вовсю дымил цигаркой – поймать их никто не может, а вреда
от них много. Что, думаешь, мы здесь с пулемётом делаем? От варанов свинцом отбиваться?
Нет, от такой вот хрени отстреливаться! Снежков, серых мороков и прочей хрени. Вараны само
собой, не в счёт.
Он снова яростно задымил, стараясь побить паровозный выхлоп.
– Ну, положим, от снежков польза есть – возразил Сергей – они пожары в степи гасят.
– Да пускай гасят, я что, против, что-ли? – изумился Колян – нехрен только к нам лезть! А
полезли – будь добр получить хорошую порцию бронзы!
Видно было, что недоучившегося дорожника прямо так и распирают естественные в такой
ситуации вопросы – а где ещё снежков встречали, а что такое серый морок, а … . Да много чего
ещё хотелось узнать всего год как переведённому в поле с горных приисков Илье Фёдоровичу
Степанову, но бывший студент сумел сдержать свой естествознательный порыв. Илья уселся
рядом с Михалычем, вытянул ноги поперёк платформы и пристроив свой вещмешок под
голову, стал рассматривать парящие почти у самого горизонта кучевые облака.
Они тянулись с запада на восток, почти парралельно идущему на восход поезду. Громадные, вытянутые не столько в длину, столько в высоту, сложенные из белокипенных на таком
отдалении водяных паров, они производили огромное впечатление на Степанова. Весь срок
промотав в запрятанных на дне межгорных долин и распадков лагпунктах, он никогда не видел
подобных чудес. Там, на дальних восточных пределах, даже небо было другим – более блеклое, почти всегда затянутое рваной белёсой дымкой, оно словно пригибало смотрящего на него
человека обратно к земле, к прорытым среди каменных складок шахтам и карьерам. С самого
первого дня перевода Илья не мог налюбоваться бездонной лазурью, раскинувшейся над слегка
всхолмленной степью и тянущимся до краёв горизонта морем.
Море его разочаровало – мелкое, всегда непрозрачное до такой степени, что лопасть весла
невозможно было разглядеть даже в момент краткого погружения и всегда кишащее мелкой
живностью. Радостно кидающееся полакомится первым попавшимся среди мутных вод
незнакомым объектом. Всю муть и растительные остатки приносила сюда впадающая в море
сотней километров южнее величественная река, местный аналог земной Амазонки и Нила в
придачу. Начиная свой бурный поток с отчеркнувших дугой северо-запад единственного
известного людям континента высоких гор, не мудрствуя лукаво нанесённых на карту как
Гималаи, она пробивалась сквозь пояс тропических джунглей и выплеснув свои воды в степной
край, могучей дельтой вливалась в густо насыщенное островами и островками море.
Ограниченное лежащим на западе длинным извилистым островом, за которым и собственно
начинался Мировой Океан.
– Михалыч – Илья повернул голову к дремлющему вполглаза бригадиру – как думаешь,
камешков дальше на запад должно больше быть? Если доберёмся до ….
– Типун тебе на язык! – прошипел Михалыч, метнув влево настороженный взгляд – дадут тебе
на Крите безнадзорно шарится! Не для того туда железку тянут, понял? Как бы потом вообще
не пришлось бы под конвоем работать, студент!
Если Михалыч называл Илью «студентом», то это означало последнюю перед матерной
стадией степень раздражения и недовольства. Дальше в речи бригадира цензурными не были
даже предлоги.
Оставив второго номера чистить оружие и набивать пулемётную ленту, к ним вернулся
Колян, устроился сверху мешочного бруствера, достал из кармана гимнастёрки так и
нераскуренную цигарку, из кармана галифе сделанную из крупнокалиберного патрона
зажигалку. Пока он возился, крутя колёсико и раскуривая, Михалыч незаметно ткнул Илью в
бок локтем – не лезь, мол, и молчи до самой станции. Студента не пришлось просить дважды –
он слега сполз с мешков и надвинув на лоб пустую, без кокарды фуражку, сделал вид что
задремал.
Охранник покосился на него неодобрительно – такие вольности всё-таки выходили за рамки
предписанного режима, но вслух говорить ничего не стал. За своих подчинённых полностью
отвечает бригадир и что бы потом не случилось, претензий больше как к Шепетову предъявлять
будет не к кому. Таков был негласный, но от этого не менее действенный, лагерный порядок.
Почти час, пока страдающий отдышкой паровозик, тащил состав в пункт назначения, Сергей
с Николаем перебрасывались ничего не значащими фразами. О работе больше не было сказано
ни слова. Обсуждали кормёжку, отличия режима содержания одного лагпункта от другого, редкой цепью нанизанных на тысячекилометровую нить железнодорожного пути, тянущегося
от самой Столицы, с закатного склона Рифейских гор.
Колян по службе мотался по всему этому стальному пути, поэтому он мог рассказать
Михалычу, уже пятнадцать локалок провёдшего на крайних форпостах Советской республики, немало нового и любопытного. Сергей слушал, изредка хмыкая и вставляя подходящие по
случаю реплики.
– Что, так бульба не прижилась? … Где, за станцией? Так за всё время не заделали. … Там
бараки из лиственницы были, по первости. Ну, эти, которые в пятьдесят шестом, после чумки
сожгли, ага.
Слегка утомившийся Колян снова достал из карманов курительный набор и
воспользовавшись малой паузой Сергей с чувством глубокого удовлетворения, в неизвестно
какой раз за последние локальные годы сказал
– А всё-таки не жалею, Коля, что сюда перевёлся. Да, по жизни всегда в пути, места своего
постоянного нету, но знаешь, лучше чем здесь я бы пользу принести не смог. Что я там в
Столице и Кировске видел? От сетки до сетки, работа-барак-работа и на боковую, ну там
политинформации чаще проводят, театр опять же. Но здесь, Коля, всегда на передовой! Пару
раз и самому приходилось – он кивнул в сторону пулемёта – такое абы кому не доверят!
– Ну да – Колян таки поборол зажигалку, в очередной раз бросил взгляд вниз, на пояс
Михалыча – понимаю. На особом доверии значит … угу.
Пути постепенно стали заворачивать влево и за поворотом вскоре открылся приткнувшийся к
склону холма лагпункт. Одна единственная улица с десятком добротных бараков, упиравшаяся
в неширокую площадь с двухэтажным зданием конторы и казармой охраны впритык к длинным
пристанционным пакгаузам. Прочеркнув лагпункт по самому краю, железка выпускала из себя
влево короткий аппендикс в расположенную за последним рядом бараков промзону и тонкой
нитью уходила далеко на Восток. Всё прямо и прямо, пока не сливалась с пупырчатой из-за
холмов линией горизонта.
Впереди медленно распахнулись ворота, впуская состав в огороженную одинарным рядом