пыль на земле, самолеты просвистели над нами и ушли с набором высоты.
Эти так запросто не отстанут, если у них есть боеприпасы!
На возвышенности села я приметил церквушку с колокольней, на куполе которой давно почернела зеленая краска. Туда и направил самолет. Едва успел встать под защиту колокольни, как знакомые ФВ-190 вновь полоснули очередью и метнулись вверх.
Что делать? Положил машину в левый вираж и стал наматывать концентрические круги, держа колокольню в центре. Гитлеровцы значительно сократили время разворота и ринулись в атаку. Чувствовалось, что они теряли терпение. Хитрили, бросая машины в неожиданный переворот, стремительно опускались и взмывали вверх. Но выйти на прямую атаку не могли.
У меня от этой карусели закружилась голова, как спицы в колесе, мелькали переплеты стрельчатых окон, нога, лежащая на левой педали, затекла.
"Когда же вы уйдете, проклятые?"
Очереди "фоккеров" стали жидковаты, экономны. Они чуть сами не напоролись на колокольню и стали уходить на запад.
Может, ловчат? Нет, боеприпасы расстреляны, больше делать нечего.
К Бельцам ползли, словно тяжесть машины повисла на плечах. Ее то мотало из стороны в сторону, то, наоборот, - она задирала нос. Стрелка бензиномера подбиралась к красной черте. Штурвал выскальзывал из рук.
Машина неслась сама по себе, чихая и раскачиваясь с крыла на крыло. Потянулся к рукоятке триммера - вроде бы послушалась.
Не помню, сколько времени летел в разбитом, почти неуправляемом самолете. Казалось, очень и очень долго. И еще удивлялся, как это работает мотор, бензонасосы качают из баков горючее, тянет простреленный винт...
Похожий на ощетинившегося ерша, садился на аэродром, не выпуская шасси. Только перекрыл бак и выключил зажигание - "ильюшин" облегченно ухнул вниз, пропахал землю на животе, чуть развернулся и остановился.
В кабине сидел весь оцепенелый. Мозг работал медленно, находился в каком-то состоянии заторможенности. Еле стащил с педали онемевшие ноги, обжигаемые горячим воздухом мотора. Со всех сторон отдавало смесью масла, глицерина, бензина, эмалита. Посмотрел на "ил" со стороны, ни дать ни взять - дуршлаг, но фотокамеры оказались целыми.
Механик Лыхварь только головой покачал:
- Боже мий, як машину покаличыли.
А по аэродрому уже носился капитан Рыбальченко - начальник оперативного отделения штаба авиаполка. Мы с ним всегда находились в тесном контакте, потому что сведения из первых рук получал он. Педантичный, как и все штабники, Афанасий Дмитриевич буквально выжимал из летчиков все: что видели, где были, каковы результаты фотографирования? Кое-кто даже обижался на Рыбальченко за такую дотошность, чертыхаясь в душе: возьми, мол, сам слетай и увидишь, что "там" делается. Афанасий Дмитриевич понимал, из каких перипетий иногда возвращались экипажи, но продолжал делать свое дело: расспрашивал, дешифровал ленты пленок, снимки клеил на карты и делал фотопланшеты, сравнивал данные, составлял боевые донесения.
- Ваня, одна ты у меня надежда. Если не привез пленки - не знаю, что сделают. Из дивизии беспрерывно звонят - телефон горячий. - Афанасий Дмитриевич стал в позу обреченного человека.
- Фотокамеры целые. Правда, самолет немного поцарапали: Лыхварь никак не может найти четырехсотую пробоину.
Механик из аэрофотослужбы Леонид Задумов даже присвистнул:
- Как же ты в таком решете сидел и не вывалился?
- Дырки маловаты...
Идем с Леонидом по аэродрому, разговариваем. Он интересуется тем, что произошло в воздухе, как выскочил из этой передряги. Любопытство его вполне закономерно: он летал воздушным стрелком, сделал с Виктором Кудрявцевым более пятидесяти вылетов. Но один из них оказался роковым. Произошло это в сентябре 1943 года. В районе Александрии фашистские танки прорвались в тыл к нам, а наши - к ним. Обоюдные "визиты" запутали обстановку, и Анвару Фаткулину вместе с Михаилом Хохлачевым было приказано срочно произвести разведку. На штурмовике Фаткулина находился офицер-танкист, с Хохлачевым стрелком полетел старшина Леонид Задумов.
Небо было затянуто облаками. Истребители прикрытия улетели.
Летчики надеялись, что противник в такую погоду не осмелится поднять в воздух самолеты-перехватчики. Но облака стали постепенно рассеиваться, и внезапно навстречу двум "илам" устремились сразу одиннадцать вражеских машин.
* * *
Разведку провели успешно, и теперь пытались оторваться от "мессеров". А те, поняв свое преимущество, все больше наглели. Майор-танкист не мог сделать из пулемета ни одного выстрела, так как от маневров Фаткулина его укачало. Видя это, Хохлачев пристроился в хвост ведущему, приняв огонь на себя. Один "мессер" все-таки ударил по заднему штурмовику, два осколка попали по ногам Задумова, третий впился около глаза. Ко всему прочему у стрелка заел УБТ. Тот крикнул: "Миша, тряхни машину", пробуя сделать перезарядку пулемета. Длинная очередь - и "сто девятый" отвалил, оставляя дымный след. К земле несло и машину Хохлачена. Прыгать не было никакой возможности, рядом земля. Удар! - и штурмовик пополз "животом". Задумов, несмотря на сильную боль в ногах, выскочил на плоскость, открыл фонарь летчика. Хохлачев сидел в кабине, опустив голову, весь в масле, залило и всю приборную доску. А огонь уже подбирался к моторной части. Леонид вытащил Хохлачена из машины, отстегнул парашют и начал толкать впереди себя товарища. Тот еле шел - видимо, сильно угорел. Через несколько минут штурмовик взорвался. За этот вылет старшина Л. Задумов получил орден Красной Звезды. Но, к сожалению, был отстранен от полетов по зрению.
* * *
...Доложил командиру полка о выполнении задания. Майор Круглов, довольный результатами разведки, по-отечески обнял меня и пожал руку Аркадию Кирильцу. Сзади ребята не удержались: сегодня, мол, тебе положена двойная чарка. По пути к расположению рассказал о том, как сбили Костю Круглова. Если попал к гитлеровцам - пропал, замордуют. Нет, уж лучше похоронить себя вместе с машиной в огненном смерче, зарыться в землю, раствориться.
