...И голос праздничный орудий
В сердцах взволнованных людей
Был отголоском грозных буден,
Был громом наших батарей.
И каждый дом и переулок,
И каждым камнем вся Москва
Распознавала в этих гулах
Орел и Белгород - слова.
Приказ Верховного Главнокомандующего, залпы орудий, услышанные по радио, Обращение ЦК Компартии Украины, Президиума Верховного Совета и Совета Министров республики со словами: "Выходи на решающий бой, народ Украины. В борьбе мы не одни. Плечом к плечу с нами идут русские, белорусы, грузины, армяне - сыны всех народов Советского Союза..." - вдохнули в нас новые силы, зовя на новые боевые дела.
По кругам ада
Итак, путь на Харьков открыт. Наши войска, преодолевая яростное сопротивление противника, упорно продвигались вперед. Взломать оборону гитлеровцев было нелегко. Глубина ее на Белгородско-Харьковском
плацдарме составляла девяносто километров. Все населенные пункты враг превратил в мощные узлы сопротивления с круговой обороной, а Харьков, названный фашистами "замком, запирающим украинское пространство", прикрывался несколькими полосами обороны и укрепленными оборонительными обводами.
Мы тогда почти не выходили из кабин штурмовиков, нанося ощутимые удары по опорным пунктам врага северо-западнее Харькова. Вывели из строя железнодорожный узел Люботин, где фашисты скопили немалое количество техники и живой силы, вели интенсивную разведку. Здесь впервые состоялось наше знакомство с новыми немецкими истребителями "Фокке-Вульф-190".
* * *
Это произошло 14 августа. Солнце клонилось к закату. К вечеру командование собрало летчиков полка, имеющих опыт посадок в сумерках, и приказало тремя шестерками "илов" нанести удар по танковой колонне, двигающейся по шоссе Валки - Харьков. В штурмовую группу попал и я.
Ее вел сам командир полка майор Лавриненко под прикрытием десяти истребителей Як-3. Предстоящий полет не предполагал каких-то особых осложнений: все было проверено, рассчитано, расписано, но что-то необъяснимое все равно тревожило душу. Команда "К запуску" сразу смахнула налетевшее беспокойство. Мотор взял высокую ноту, сектор газа - вперед, и машина рванулась в небо, как бы пытаясь догнать еще не погасшую ракету. И вот винты тонким звоном режут воздух.
"Ильюшины" идут в правом пеленге. Время от времени посматриваю по сторонам, вниз и вверх.
А сумерки становились все гуще. Командир полка, боясь, что темнота нас прихватит в воздухе, решил повести группу напрямик, через Мерефу, железнодорожный узел, окольцованный мощной зенитной артиллерией.
На подходе к станции штурмовиков встретил шквальный огонь зениток. Небо то и дело перечеркивали трассы и вспышки разрывов. В воздухе сплошной хаос. Но это еще было бы полбеды. Вдруг зенитный огонь прекратился и из-за облаков выскользнули десятка два Ме-109.
Вижу, дело табак! Один "ил" уже потянул за собой длинный шлейф к земле, второй напоролся на скрещенные трассы истребителей, третий, клюнув носом, камнем пошел вниз, расшвыривая по сторонам оранжевые клочья огня. На "верхнем этаже" истребители прикрытия и часть "мессершмиттов" вступили в жаркий бой. Но остальные Ме-109 с яростью набросились на "илы". Подбит ведущий третьей группы старший лейтенант Шаповалов, петляет машина Игнатова. Дыры просвечиваются на хвостовом оперении самолета Бойченко. Он кое-как пристроился к Шаповалову, и они вместе потянули к линии фронта...
Четверка "мессеров", заметив легкую добычу, решила доклевать поврежденные "илы", но им преградил путь Александр Овчинников. Он обрушил на стервятников такой огонь, что те заметно растерялись. Опомнившись, один "мессер" зашел в хвост самолету Овчинникова, но сразу наскочил на огонь машины Алексея Смирнова. Другого фашиста меткой очередью припечатал его стрелок - младший сержант Богудинов. "Худой", кренясь на крыло, закувыркался к земле.
В этой кутерьме гитлеровские летчики отсекли несколько самолетов от основной группы и погнали прямо на свои зенитные позиции. Облачка разрывов лопались все ближе и ближе. Глянув влево, засек приближающуюся к кабине трассу. Работая рулями, чтобы от нее отвернуться скольжением, отчетливо услышал, как воздух пронизывает скрежет металла.
Сгоряча не понял, что случилось: то ли меня настиг зенитный снаряд, то ли ударило взрывной волной. Ушел на бреющий и, прижавшись к земле, через некоторое время сделал горку, выровнялся. Определил визуально, что лечу не в сторону своих, а в противоположную. Но там же враг!..
Новый взрыв потряс машину. Бросил взгляд на приборную доску - а по ней буд го молотком кто. прошелся. Штурмовик с каждой секундой "тяжелел" и управлять им становилось все труднее. Высота неумолимо падала. Уже отчетливо вырисовывались подковообразные позиции зенитных установок, пулеметные гнезда, ряды окопов, оплетенных сетью проволочных заграждений.
У дороги сновали немцы. Надо тянуть подальше от них, ближе к оврагу.
В кабину хлестнуло гарью, горячим воздухом. Перед глазами плавал едкий сизый дым...
- Пулемет к бою! Держись крепче, - крикнул стрелку.
И вдруг раздался оглушительный треск, было такое ощущение, словно машина врезалась в какую-то невидимую стену. Неимоверная сила оторвала меня от сиденья, в глазах завертелись, замельтешили темные круги, из ноздрей потекла кровь. Земля стремительно приближалась. Пронзительный свист до боли сверлил уши. Казалось, я куда-то проваливался, как в бездонный колодец. И не было конца этому падению...
Медленно возвращалось сознание. Словно в.тумане увидел серо-зеленые фигуры, услышал чужой говор. Плен... Эта мысль поразила, связала руки, сковала волю.
Первым подошел сухопарый обер-лейтенант с молниями в петлицах. Он ткнул в мою сторону рукой и спросил:
- Ты есть штурмофик?
Глотнув соленую, с кровью слюну, испытывая ноющую боль во всем теле, я поднялся на четвереньки, распрямился, отрицательно покачал головой.
Рука гитлеровца недвусмысленно легла на кобуру парабеллума. "Только бы, гад, скорее кончал!" - было единственным моим желанием в ту минуту. С трудом сделал шаг и упал.