Когда Клинт в последний раз напивался? Так чтобы вдрызг и ничего на утро не помнить? Давно, еще в бурной молодости, до ЩИТ и их изуверских тренировок. Его учили держать все под контролем всегда. Поэтому он не отключает мозги, не может, если он позволит себе так сделать, то его накрывает ощущением опасности. Зато когда общаешься с теми, кто так делать не может, то узнаешь очень много нового и не всегда приятного, но иногда нужного и полезного. У Ал очень нежная кожа, она отзывчива на ласки, но ожог на шее лучше не трогать — если прижаться к нему языком, то почувствуешь, как бьется её сердце. Это он узнал, когда они целовались после одной из «мстительных» миссий, одурманенные лекарствами. Но еще лучше прикасаться к ней на трезвую голову, изучать ладонями, губами, глазами, всем телом. Целовать, гладить, осторожно отодвигать границы дозволенного. Мягко отстранять её руки, когда неожиданно находишь шрам, целовать вокруг, шептать какая она красивая и буквально чувствовать губами, как она расслабляется. Она никогда не делала ничего для себя, всё, что она делала — она делала для других. Эгоизм наоборот. Если он попросит её, то она отдаст ему себя, но Клинту нужно, чтобы она сама захотела, иначе акт любви теряет весь смысл и превращается в насилие. Ей даже не нужно ничего для этого делать, говорить что-то, предлагать… Достаточно лишь ответить на немой призыв, посмотреть с горячей страстью в глазах, без страха и покорности.
Нет, это глупо. Алиса не виновата в том, что воскресла Барбара. Она лишь хочет помочь ему, чтобы он сам принял решение, опять не заботясь о её чувствах. Она считает, что её самолюбие не стоит его страданий. Глупая девочка. Нет, это он глупец, пытался взвалить на неё свои проблемы, решив, что будет проще обвинить её в своих проблемах с прошлым. Алиса все же отвечает за будущее. Будущее… Когда-то Бартон думал, что это будущее слишком далеко и для него никогда не настанет. Зато сейчас оно встало перед ним во всей своей красе и заставило думать. Девушка сражается за будущее, видит его отчетливо и ясно, это не что-то абстрактное, а вполне обозримое. Пусть оно будет не самым идеальным, но пусть люди не умирают в таких количествах, а роботы никогда не имеют собственного мышления, способного разрушить мир. Когда грянет война между мутантами и людьми, «Мстители» должны будут выбрать сторону, они не смогут остаться в вооруженном нейтралитете. Клинт не знает, что будет дальше, но он уверен, что ради её спокойствия пойдёт на все. Даже на то, чтобы увезти её дальше от Штатов и лгать, что все хорошо. Она пожертвовала слишком многим, заплатила всем за попытку что-то исправить.
Клинт чувствует, что успокаивается, злость в нем больше не клокочет, остается только легкая нервозность. К этому он уже привык, он всегда нервничает, когда долго не видит Ал, не знает где она сейчас и что с ней. Особенно сейчас, когда отпускать от себя совершенно не хочется.
— Клинт… Я хочу спросить, — несмело сказал второй человек в тире. — Точнее, я хочу поговорить, — Стив подошел ближе и внимательно на него посмотрел.
— Наташа, да? — понимающе кивает он. — Чем я могу тебе помочь?
— Кофе? — предлагает Стив, раскладывая пистолет.
— Кофе, — соглашается Бартон. Он уже отвык от чёрного, крепкого настоящего кофе, а не того, что он упрямо разводил по утрам сонной, ворчливой Ал. Запрет на кофе, запрет на алкоголь и никотин, запрет на все, что может вывести её из равновесия. Запрет на антидепрессанты, запрет на бессонницу и голод, запрет на все, что может её высосать изнутри. Вот только в голову ей не залезть, не узнать о чем она думает, именно там и находится эпицентр страданий и мыслей.
Придя на кухню, Роджерс автоматически тянется к кофеварке, но Клинт его опережает:
— Давай без этого, — он машет рукой на кофе-машину, сверкающую хромированными боками. — Я тебе в турке сварю. Наташа, кстати, научила. Сказала, что сваренный самостоятельно кофе вкуснее, чем из автомата.
Капитан сел за стол и сцепил перед собой руки в замок. Это выглядело абсурдно, он просит совета у бывшего его женщины, который встречается сейчас с его почти-что-дочерью. Всё смешалось в мстительном королевстве. Ему одновременно хотелось позлорадствовать, что Клинт упустил такую прекрасную женщину и волноваться, что может упустить её сам. Он просто не хотел возвращаться к тому одинокому и хмурому капитану Роджерсу с темными провалам вместо души, сшитому из кусков.
Пакетики с молотым кофе занимают отдельную полку в их огромном холодильнике. Бартон открывает левую дверцу двухдверного гиганта и всматривается в названия на золотистых пакетиках. Мексика, Уганда, Эфиопия, Ямайка, Клубника со сливками, Шоколад, Ява, Йемен, Мокко, Капучино… Когда в доме постоянно живет много людей такое разнообразие необходимо. Клинт берет первый попавшийся бумажный мешочек, чтобы не мучаться с выбором и быстро захлопывается дверцу. На наклейке с фирменным логотипом магазина-поставщика написано крупными буквами: «Бразилия». Он находит на полке кованную медную турку с длинной ложкой, купленные еще Брюсом в своих странствиях и «пожертвованные» на кухню вместе со своей любимой чашкой. Толстостенный металлический ковш очень изящен, покрыт замысловатыми рисунками и вязью. Складывалось ощущение, будто предмет очень старинный, прошлого или даже позапрошлого века, настолько отличался от современных изделий. У ложечки длинная ручка и специальный размер лопасти, куда входит ровно столько мелкомолотого кофе, сколько нужно.
Он ставит турку на медленный огонь и немного прогревает, затем отмеряет кофе на две чашки, бросает щепотку соли и вновь прогревает. Варить кофе в турке пусть и долго, по сравнению с приготовлением в кофе-машине, но интересно. Некстати вспомнилось, как это делала сама Наташа, стоя по утрам у плиты в крохотной мотельной комнатке ли, в его квартире, в съемном на время операции жилье… Прямая спина, ни следа сонливости, всегда свежий и уверенный в себе вид. Клинт, если подумать, никогда не видел её расслабленной по утрам, только сейчас, живя с Капитаном, она могла позволить себе капельку человечности во взгляде.
— Проблема в том, что ты не понимаешь, с кем связался, — он ставит перед Стивом кружку с ароматным напитком. Кружка Стива большая, тяжелая, серо-голубого цвета и совсем без рисунка, она будто стоит особняком в буйстве красок и разнокалиберности на полке. — Наташа видела в жизни мало хорошего. Я изучал то, что смог найти ЩИТ, когда отправлялся ликвидировать её. Считается, что она как-то связана с последней правящей династией Романовых из России. Что её бабка еще девчонкой смогла сбежать, когда большевики схватили царскую семью, и была она едва ли не одной из дочерей. Я не думаю, что это правда, но кто сейчас узнает. Родители Наташи погибли в пожаре, но мать успела передать её из окна на руки солдата по имени Иван. Наташа очень хорошо училась в школе, была отличным атлетом, и в скором времени стала балериной. Хорошая, прилежная девочка.
— А потом стала оперативником КГБ, — вставил Роджерс. — И на ней испытывали советский вариант моей сыворотки.
— Да. Как ты видишь, наша балерина стала убийцей. И поверь, не от хорошей жизни.
— Что такое «Красная комната»?
— Учебное заведение. Вроде нашей «Академии». Академия по подготовке оперативников для разведки. «Чёрная Вдова» — это их проект. Целью программы было создание из девочек спящих агентов, которые затем будут разосланы по всему миру. Во время пребывания в программе «Чёрная Вдова», в тело Наташи были внедрены наниты, передающиеся при малейшем прикосновении. Эти наниты являются частью «Протокола: Ледоруб» и при активации вызывают психотическую ярость. Они были созданы, чтобы угрожать близким Вдовы, если она когда-либо станет предательницей. Позже в её тело также были введены наниты нейтрализующие действие предыдущих, — Клинт покрутил в руках чашку. — Я помню… помню то чудовищное время. Мальчик, разносящий газеты, молодая мама в парке с которой Нат часто разговаривала, бариста в её любимом кафе — все эти люди сходили с ума и нападали на других. Были мобилизованы все агенты, чтобы найти и изолировать их. Некоторое время она тряслась в панике и не хотела ни с кем говорить. Поэтому когда Алиса сказала, что не любит, когда к ней прикасаются, то я подумал о том же. Но ведь я и сошел с ума, когда к ней прикоснулся, — усмехнулся он.
