Пять часов похода превращаются в семь, Алиса добирается едва-едва, уже ближе к станции ей приходится остановиться, залезть на дерево и передохнуть некоторое время, пока не успокоилось головокружение. Она входит в зону повышенной опасности, где полно недружелюбных существ, которым приказано притащить её обратно в гнездо, и желательно мертвой. Вдалеке гудит поезд, по рельсам уже бежит волна и стрекот приближающегося состава. Шутер спрыгивает вниз, в сутолоке грузчиков и пассажиров будет легче затеряться, вновь собрать немного денег и осуществить план.
Телефон не восставлен, на дверях почты висит огромный замок. И хуже этого представить невозможно. Алиса укрывается от посторонних глаз за вагонами и следует единственным оставшимся маршрутом. В баре тепло до духоты, дым от горящих дров смешивается со жженым табаком из трубок, запах перебродившего алкоголя и прокисшей еды забивает нос. Шутер проходит, ни секунды не удивляясь, что тут ничего не изменится: стойка, разнокалиберные бутылки, лысый старик, протирающий мутные стаканы, разномастные столики и стулья, шумные грузчики и разнорабочие, пропивающие здесь заработанные деньги. Кто-то проигрался в карты и теперь спорит с другими игроками, обвиняя их в жульничестве. Раздается звон стекла, Ал едва уклоняется по широкой дуге от летящей бутылки. Здесь даже нормальному человеку не выжить, а каниме и подавно не просидеть в ожидании добычи больше часа. Если честно, здесь всё знакомые лица.
— Эй! — выкрикивает она, становясь посреди прокуренного зала. — Что случилось с почтой?
Поразительная смесь коверканных слов русского и английского, сдобренная хмурым взглядом заставляет спорщиков повернуться к ней, но ответом служит секундная тишина и пьяные выкрики о красивой девочке, непонятно как заглянувшей к ним. Пара тумаков и разбитая тарелка меняют ситуацию. Бармен приглашает её к стойке, наливает в подозрительно чистый стакан янтарную жидкость и рассказывает.
— Тут с месяц назад единственный телефон разбили, а на следующий день так вообще за вагонами лужи крови нашли. Все думали, что медведь разбуянился и кого задрал, но охотники говорят, что по следам дрались два человека, а тут еще какие-то не местные люди появились… — тихо говорит мужчина, заглатывая половину слов.
Его говор такой странный, что Ал еле разбирает смысл его речи, но это Аляска, и она ни чему не удивляется. Бармен странно смотрит на неё, потом на полный стакан и Шутер понимает, что это проверка. Не каждый человек высидит в этом баре, а выпить местное пойло даже не каждый местный сможет. Она поправляет шапку, из-под которой торчат рыжие пряди, и одним глотком выпивает содержимое стакана. Если вынужденный голод еще не уничтожил её желудок, то теперь важный орган точно мертв. Алиса только приподнимает бровь и кашляет в кулак. Перчатки она предусмотрительно не снимает. Бармен одобрительно крякает и наливает еще.
— Слухи с окрестностей стали расползаться, что летают по ночам огромные птицы, похожие на людей. Говорят, духи рассердились, а еще это сияние у гор… Даже ученые «с материка» приехали, но ничего не нашли. Да ерунда это. Только неделю назад кто-то или что-то разгромило почтовое отделение и убило единственного работника. Старика нашли за десяток километров к западу, висящего на дереве. Жаль его, хороший был мужик, — бармен наливает себе, салютует стаканом, и они вместе выпивают за помин души. Желудок и прочие кишки закручиваются в предсмертной агонии в узел.
— Вот так, остались из связи с миром нам только поезда, — вздыхает бармен, убирая оба стакана.
Только поезда… Значит, нужно идти на вокзал, рисковать быть пойманной и смотреть расписание. Им обрубали один за другим пути отхода. Алиса уже собиралась уходить, как дверь открылась, и в таверну вошел еще один мужчина. Он отряхнул с валенок на резиновой подошве снег, расстегнул заплатанную телогрейку, что-то проворчал, попав из свежего морозного воздуха в спертую духоту. Она даже не обратила бы на него внимания, если бы он не подошел к стойке быстрее, чем она собиралась с мыслями.
— Привет работникам здравоохранения! — сказал он бармену. — Достал? Я сейчас поеду, не хочется с пустыми руками.
И тут контрабандисты… Ал даже интересно, что так необходимо в этом снежном плену. Бармен достаёт из-под стойки красную коробку с надписью «Orion Choco-Pie» и большую упаковку маленьких зефиринок. Умерший было, желудок вновь подает признаки жизни, рот наполняется слюной, а вокруг, перебивая сторонние запахи немытых тел и самогона, появляется тонкий аромат зефира, вечернего Нью-Йорка и Клинта, даже гул посторонних разговоров мешается с шумом дороги под ногами, если свесить их с края крыши.
— Долго ли ты будешь откармливать бедную женщину? Ждёшь, что она не сможет выйти из дома из-за твоих подарков, — шутит бармен.
— Мы с Джейн уже почти договорились. Еще немного и ни в какую свою Англию она не поедет, — отвечает его собеседник.
— Она же из Штатов…
— Да кто их, звездозиков разберет.
«Звездозиков»? Это, возможно, исковерканное слово «астрофизик». Астрофизик Джейн, Англия и Штаты… И Тор постоянно забивал стенные шкафы этими маленькими бисквитиками с прослойкой из чего-то серебристого и мягкого, когда привозил Джейн. Алиса выбегает из бара, когда запах становится невыносимым. Она замечает снегоход, на котором закреплен большой пластиковый контейнер.
— Эй, тебе чего? — резко спрашивает незадачливый кавалер, когда выходит из бара и видит около своего транспорта странную фигуру.
— Ты до Умсу? — спрашивает Ал, кивая на наклейку на контейнере, где кроме пункта назначения стоит и адресат: «Джейн Фостер». — Подвези меня?
— Нет, я сворачиваю за… — начинает он, но Шутер обрывает:
— Довези, куда сможешь, дальше я дойду пешком. Меня зовут Френсин.
— Ричард, — мужчина перекладывает сладости в другую руку и пожимает протянутую ладонь.
Снегоход проседает, когда Алиса садится, но Ричард ворчит о тяжелом контейнере и заводит машину. Скорость из-за тяжести небольшая, и они могут поговорить. Хотя, говорит в основном Ричард, расписывая красавицу Джейн, которая поселилась в фургончике около Умсу три месяца назад. Он не понимает, что такая женщина делает одна в их глухом краю и серьезно намерен жениться на ней, исправить сильно независимый характер и стать уважаемым человеком с кучей детишек. Алисе бы рассмеяться, спрашивая, знает ли Ричард, что у Джейн уже есть жених, но она понимает, что так далеко Джейн не отправилась бы. И если Умсу ближе к этой станции, что Джейн передают продукты и вещи, то значит и Тор должен здесь появляться. Но если Ричард соперничает с Тором, то либо он очень самоуверен, либо у Джейн и Тора что-то случилось.
— Ты не спрашивал, может, у неё есть кто-то «на материке»? — «Материком» условно называлась часть страны, находящаяся за Канадой. Гораздо раньше «материком» была Россия.
— Какой нормальный мужик отпустил бы свою жену одну в такую даль? Правильно — никакой. А по ней сразу видно, что мужик ей нужен. Нормальный мужик, как я.
Алиса поморщилась. Термин «нормальность» вообще был к ним неприменим, такими уж они были людьми. Вечный посттравматический синдром клеймом висел почти на каждом. Они застряли там, где им нет места, и в ближайшее время выхода не предвидится. Тор достаточно узнал о культуре и жизни землян, чтобы влиться в их общество, и теперь выделялся только ростом, но он все тот же Тор, который уважает стремление Джейн к науке, который не ставит свои потребности выше её, который любит её так сильно, что никогда не ограничит её свободу. Все, что считается нормальным, безусловно, всегда на поверку оказывается глубоко извращенным. Взять того же Ричарда. Для него «нормальный мужик» тот, кто держит свою женщину дома, ограничивая её четырьмя стенами и визжащими младенцами. Он стремится взять Джейн в жены только потому, что она женщина из далеких краёв, свежая кровь и новый элемент генофонда. Для людей вообще нормально сочетаться браком с тем, кто может предложить завидное положение в обществе. Люди убеждены в том, что доброта, отзывчивость, уважительное отношение к другим будут этими другими истолкованы как слабость, уязвимость и возможность легко им манипулировать, что напористая грубость в общении с другими людьми воспринимается как черта сильной личности.
