— Ты советуешься со мной, что поставить в рамку? — холодно спрашивает Бобби.

Клинт усмехается. Наклоняется вперед, смотрит на ту, что когда-то была его женой, кого, как он думал, он хорошо знал.

— Я просто пытаюсь понять, если ты совсем меня не любила, так зачем ты начала эту игру? Нэнси не существует, ты меня не любишь, но пытаешься что-то себе доказать. Твои поступки бессмысленны, как и жестоки.

Эмоции на лице женщины не меняются, она подносит чашку к губам и отпивает свой чай. Её игра окончена, её поймали, но она только немного удивляется, что так поздно, что она осталась вне подозрений так долго, что сделала больше, чем планировалось.

— С чего ты взял, милый, что мне нужен ты? — жестоко говорит она. — Или твоя малышка?

Бартон даже не удивляется неожиданно открывшейся догадке. Чашка разбивается на осколки, чай остывает лужей на полу, а руки Бобби прижаты к столу широкими и совсем не нежными ладонями. Та пытается вырваться из крепкого захвата, но Клинт тянет её на себя, распластывает по столешнице, заставляя женщину удариться лицом. Наконец, Барбара приходит в себя, она откидывается назад, чуть не падает со стула, но удерживается и встает. Её волосы растрепаны, но она не выглядит растерянной или обескураженной. Она делает несколько шагов назад, чтобы видеть всех троих в кухне, не упускать никого из виду. Только она сама себя загоняет в угол. Наташа хватает пистолет и стреляет по ногам, одна пуля, несмотря на комичные попытки уклониться, попадает в щиколотку, вторая — в коленный сустав, и женщина падает, пусть и старается удержаться, хватаясь за кухонную мебель. Клинт не церемонится, он легко перепрыгивает через стол, хватает женщину за волосы и бьет её головой об пол. Но та остается в сознании и громко смеется.

— Вот вы какие, герои, да? — Бобби откидывает назад волосы и смотрит на него с ядовитой усмешкой. — Да какие вы герои, безумцы в трико, возомнившие себя центром Вселенной. Делаете, что вздумается, ни с кем не считаясь. Твоя сучка, Бартон, была такой же, — выплевывает она.

Мужчина цепляет её за горло, вздергивает на ноги, душит подрагивающими пальцами, позволяя кислороду небольшими порциями проникать в легкие. Только Стив, единственный, кажется, сохраняющий трезвую голову в этом ограниченном пространстве, пытается разорвать этот клубок, не доводить до убийств, пока еще рано. Он сам в бешенстве, он сам готов рассыпаться на части от того, что пропустил и что допустил. В конце ему это удается, Клинт отлетает спиной в стену, а Бобби мешком сырых опилок возвращается на своё место на полу.

— Твоя сучка, Бартон, пошла на корм крысам и бродягам! — кричит она, карабкаясь на стул. — Вы пытаетесь найти её, а её нет уже давно.

— Что ты с ней сделала? — холодно спрашивает Наташа. Она не верит ни единому слову. Месяцы ледяных подвалов моргов, где под белой простыней в любой момент могло оказаться тело дорогого человека, научили её искать все зацепки и проверять каждую черточку, вплоть до того, были ли волосы жертвы окрашенными или какими густыми были скопления веснушек на ладонях.

— Выпустила этой шлюхе кишки в подворотне. Тебе ли не знать, Романофф, как можно легко и быстро избавиться от трупа? И как держать человека в сознании весь процесс. Она визжала, как поросёночек.

— Врёшь, — шипит Клинт.

Женщина тянется к карману и бросает на стол тонкое золотое кольцо. Оно прыгает по поверхности, крутится и останавливается, ударившись об чудом устоявшую чашку Стива. Золотое колечко, которое Клинт отдал Алисе.

— Я помню кровь этой шлюхи на асфальте. Помню, как вывалились кишки под ноги. Как она умоляла меня остановиться. Как корчилась и хрипела, когда я выбила её острые зубы. Помню теплоту её языка в ладони, когда я отрезала его. Скажи, Бартон, у неё был умелый язык? — кричит Бобби. — А зубы не мешали, когда она тебе отс…

Дальше Наташа не слушает. Ей бы выстрелить этой дряни промеж глаз, да закончить всё, но Бобби ценный источник, а значит, еще может понадобиться. Её рука крепче и удар сильнее, потому что она не верит ни единому слову, и когда голова Морс соприкасается с углом стола, она её уже не поднимает.

— Отпустить её мы не можем, сдавать её некуда, на полицию тоже надеяться нельзя, — рассуждает она.

— Может, военное ведомство? Её деятельность была направлена на дестабилизацию государственного строя, — предлагает Стив.

— Хорошо, я… — Наташа запускает пальцы в волосы, — я позвоню Роуди. Есть в этом здании карцер? Бобби нужно запереть где-нибудь.

— И не делай так больше, Наташа, — Роджерс хватает её за руку, отнимает пистолет. — Это больше тебя не касается, ты должна сторониться любых опасных ситуаций. Я запрещаю тебе носить оружие и участвовать в каких бы то ни было операциях.

Клинт крутит в ладонях кольцо. Если Барбара убила Алису, то всё бессмысленно. Ему всё равно на разводы крови по столу и полу, на предательство Барбары, его не интересует самостоятельность Наташи и беспокойство Стива. Каждую секунду он был уверен, что Ал жива, что она выкарабкается, что они, если начнут активные действия, могут только помешать, поэтому верил в эти промедления, верил в то, что они просто дают ей время на план и реализацию. Он верил, теперь ему больше не во что верить. Сердце отстукивает с болью последние удары, такого ощущения в его натренированном организме не было слишком давно, успел подзабыть, как рвутся жилы. Он понимает, что вырвать сердце и положить его, как подарок, в могилу, реально. Он думает, что Алиса достойна того, чтобы в его сердце больше не было ни для кого места.

Когда он сказал ей, что уедет туда, где снег, если её не станет, и будет ждать. Говорить, укачивая её в ладонях было просто, теперь он понимает, что снег и ожидание ничуть не утешат эту боль…

Барбара приходит в себя в пустой комнате без окон. Она сидит за небольшим металлическим столом, её запястья прикованы железными оковами на винты. Женщина разминает пальцы, пробуя оковы на прочность. Вырываться нет смысла. В голове немного гудит от ударов, что обрушили на неё бывшие коллеги, простреленная нога болит, волосы слиплись от крови, мерно сочащейся из разбитого виска — никто не позаботился о том, чтобы обработать её раны. В углу начинает мигать лампочка камеры. Дверь открывается, пропуская Клинта с небольшим свертком ткани в руках.

— Привет, Бартон! — громко говорит она. Звук голоса отталкивается от стен, прыгает по пустому пространству.

Мужчина не отвечает. Он осторожно кладет на стол сверток и разворачивает его, доставая несколько склянок и шприцы.

— Пытаешься меня напугать? — ухмыляется Бобби.

— Знаешь, чем ты отличаешься от Ал? — тихо и спокойно начинает Клинт.

— Тем, что моя задница не такая упругая и тугая?

Мужчина усмехается, вытаскивая набор длинных иголок, стянутых резинкой.

— Я никогда не видел, чтобы она боялась. Что бы ни произошло, в какой переплет мы бы не попали, она не боится ничего. Она рассказывала, что с ней делали прежде — и я не верил. Ты правильно сказала про зубы, я учил ее целоваться с языком, и несколько раз рисковал остаться немым. Она постоянно готова сопротивляться. Мы пытались найти ее болевые точки, но каждый раз промахивались.

— Неужели было время, когда вы её не боготворили? И кто же пытался?

— Наташа…

— О, детка вела себя плохо, и мамочка пыталась её наказать?

-…Халк, Фьюри…

— Конечно, старый хрыч проверяет всех. А как же ты? Любовь ослепила тебя в первые секунды?

— Ты не хуже меня знаешь, что агентов приручают к боли, учат терпеть её. Но существует другой подход, — Клинт набирает в шприц лекарство из первой склянки. — Это парализующее средство, — он накрывает колпачком иглу и достает второй шприц, распечатывает вторую склянку, — а это, — обезболивающее. Ты не сможешь бороться с болью, потому что не чувствуешь её.

Две тонкие иглы протыкают кожу, впрыскивают лекарство. Клинт точно знает, когда эта смесь подействует. И когда это происходит, достает длинные иглы и по одной вставляет ей под ногти. Бобби только хмурится, она ничего не ощущает, только видит, как острие скользит под ногтевой пластиной, как сочится на стол кровь.