Клинт успевает. Он ныряет за ней и хватает за руку, вытягивает на поверхность, обнимает крепко, стягивая за талию под водой. Он тоже горячий, раскаленный добела, но от его жара Алиса плавится, растекается бездумно по крепкому телу. Бартон осторожно трогает основанием ладони по спине, девушка послушно выплёвывает воду.
— Ногу свело, — стонет она. — Левую.
— Держись за круг, — мужчина коротко поцеловал в подбородок, почти куснул, и нырнул под воду.
Он трогал, давил и больно тянул, но делал всё правильно, кровообращение восстанавливалось, а когда вынырнул и отдышался, то подхватил надувной круг и потянул его вместе с Ал к берегу.
— Чёрт, так и знал, что что-то случится, — ворчал он, пока они не доплыли до Стива.
Роджерс только пожал голыми плечами и потянул круг дальше. На берегу, куда Шутер выбралась, припрыгивая на одной ноге, Наташа завернула её в полотенце и отправила в дом.
— Это была плохая идея, — мужчина продолжает ругаться, когда заносит девушку в дом, ворчит, пока она переодевается в сухое. — Чёрт, Ал, ты в порядке?
— Я испугалась больше, чем пострадала, — пожимает плечами та.
Футболка на ней принадлежит Клинту, они оба настолько не заинтересованы в одежде и прочих вещах, что перед отлетом сложили всё в одну сумку и бросили на сидение. Они живут с командой уже достаточно долго, чтобы друг друга стесняться, здесь даже в городе все ходят в лёгкой одежде, почти в купальниках. Это Малибу, и этот город похож на вход в ад, он сжигает Алису. Клинт растирает её ногу, наносит на ладони согревающую мазь и трет, по ощущениям, будто сдирает кожу наждаком.
— Клинт, больно, — говорит она.
— Терпи, — категорический ответ.
Мужчина смывает с рук жгучую мазь, возвращается, вытягивается, будто кот, на постели, ровно проклятые пятнадцать сантиметров оставив между их телами. Это расстояние не нравится никому, но Шутер ничего не может с собой поделать, а Клинт слишком уважает её тараканов, чтобы мешать им в поглощении разнообразия сортов мозга. Алисе до безумия хочется его поцеловать, почему-то сейчас, когда солнце чуть скрывается за полупрозрачными занавесками, лихорадка усиливается и все скрытые желания, о которых она даже не догадывалась, вырываются наружу. Она тянется к мужчине, облизывая сухие губы, с удовольствием отмечая, что он с готовностью подается вперед. Поцелуй сжигает её изнутри, прижигает солью и горечью.
— Голова кружится? — спрашивает он, и, получая вместо ответа очередную попытку поцелуя, продолжает: — Может, солнечный удар?
— Жарко, — стонет она в поцелуй. Ей больно, но оторваться выше её сил. Она будто потеряла возможность быть с ним долгое-долгое время и теперь наслаждалась каждой секундой.
— Я научу тебя плавать. Вечером, когда воздух чуть остынет, — обещает Клинт, преодолевая долгие пятнадцать сантиметров и прижимаясь горячим боком. Место соприкосновения будто прижигает каленым железом. Это больно, но закричать и оттолкнуть она не может.
Она откуда-то помнит, что вечером до купания не дошло, на берег они выбрались только глубокой ночью, лежали на нагретом за день камне и говорили-целовались… Больше молчали, глядя на высокое небо, усыпанное звездами. Клинт уснул тогда первый, даже неровности и твердость камня под спиной не мешали, уснул, прижавшись щекой к плечу Ал, и проспал до самого раннего утра, когда солнце начало свой путь по небосклону.
Она откуда-то помнит всё это, в голове мутится, поцелуи горчат и кажутся отравленными. Больно, боли, как жары, слишком много, сейчас бы нырнуть в снег, почему они не поехали на Аляску, кататься на лыжах? На спортивных лыжах она кататься тоже не умеет, но на ледянках с горы скатывается лихо.
— Люблю тебя, — говорит Клинт, извиняясь за недавнее происшествие. Он обещал присмотреть, но отвлекся на спор по поводу гриля и позволил Ал уплыть далеко от берега. — Люблю тебя, — повторяет он.
— Я… — пытается ответить Алиса, но вдруг её отбрасывает в сторону, и испепеляющая жара сменяется на холод.
Девушка дергается, пытается вывернуться, куда-то отползти, вернуться назад, но вместо светлой комнаты видит лишь… снег? Тело ломит от высокой температуры внутри и низкой — снаружи, сердце грозится остановиться от перегрузки.
— Ты как? — перед глазами появляется взволнованное лицо Бетти.
Шутер может только промычать что-то невразумительное. Воспоминания накатывают разом: и драка, и рваная рана на боку, и кровь.
— Встать сможешь? — спрашивает доктор Росс, и девушка послушно пытается подняться.
Голова кружится, конечности не слушаются, но она осторожно принимает вертикальное положение, опираясь немаленьким весом на Бетти. На ней нет комбинезона, но поперек туловища затянуто плотной тканью в несколько слоёв. Они медленно идут в сторону дома, а когда заходят, то Бетти укладывает её на кровать, придвинутую к печи. Тела и крови не видно.
— Что случилось? — Алису бьет дрожь, но тепло от печи и одеяла постепенно проводят её в норму.
— Твоя рана была слишком глубока, а у нас нет ничего, чем бы можно было её зашить. И я… прижгла её.
Шутер охает и откидывается на подушку. Это объясняет жар, лихорадку, боль, бред и всё-всё. А пробуждение в снегу — способ сбить высокую температуру. Как же они с Брюсом похожи в некоторых вещах — тот тоже однажды прижег ей рану.
— Подожди, а как…?
— Ты всё же человек, а воспалительные процессы повышают температуру тела и способствуют потере сознания. Я пробовала делать холодные компрессы, но ты не приходила в себя, поэтому мне пришлось вытащить тебя на улицу.
— Всё же, приятно иметь что-то человеческое.
========== Глава 47. ==========
Немного Нью-Йорка и Майами
Полиция появляется почти сразу после окончания атаки. “Наши сигналы блокировались и путались”, - оправдываются патрульные. Они могут только оградить опасную зону яркими лентами, да удивиться количеству брошенной техники. Стив, пока его перевязывали вызванные медики, успел подслушать, что тут всё выглядит, как после войны. Правда, молодой офицер тут же замолчал и сумбурно извинился, а потом и вовсе сбежал, едва посмотрел в глаза Капитану Америка. Баки стоял рядом, он не мог остаться с командой, которая была ему не знакома. Единственными знакомыми здесь были Сэм, Наташа и Брюс, но от первого он ощущал едва заметный страх и ожидание опасности, а вторую немного боялся сам, от третьего он не ощущал никакой угрозы, но тот был голым, завернутым в плащ и выглядел растерянным. Люди в команде, которых Джеймс увидел только сейчас, казались ему странными, несуразными, совсем не похожими на солдат Г.И.Д.Ры. Они помогали друг другу, заботились друг о друге: он видел, как парень с луком (где-то он его видел) взял для беременной женщины плед и окружил её вниманием, когда Стива увели медики.
Когда Клинт поднимает взгляд на разрушенную Башню, он запоздало думает, что это конец. Что, несмотря на все уверения и обещания, они всё же это сделали. Хэликэрриеры упали с небес, Башня разрушена и пуста, ЩИТ дискредитирован и прячется, никому не нужный и всеми отвергнутый. Осталось только объявить массовый геноцид и выпустить на улицы последние разработки убийственной робототехники. Кажется, хорошо, что Ал не видела этого, и что нет в данный момент у неё возможности дотянуться до последних газет и услышать новости из динамика телевизора или радио. Наташа понимает его взгляд и берет за руку, тянет присесть рядом.
- Алисе в ближайшем январе исполнится двадцать лет, - этот факт беспокоит женщину не в пример сильнее. Башню и авианосцы можно восстановить, ЩИТ тоже встанет из пепла, Фьюри знает, что делает. Но будет ли у них для кого это делать? У неё будет малыш, но этот малыш не видел разрушений мира, и сможет справиться, если это случится, но не Шутер. – Вы говорили с ней об этом?
- Нет, мы вообще об этом не вспоминаем, - отзывается Клинт. Он не напоминает Алисе, она не говорит ему, но оба помнят об этом дне. Бартон строит планы на будущее, только в семнадцатый день молодого года они узнают: будут они или нет. Но он хочет быть рядом, что бы ни случилось. Они оба заслужили это. Редко, но он думает: не связан ли уход и пропажа Шутер с приближением этого дня. Возможно ли, что она решила покинуть их, чтобы не ранить, чтобы пережить одной. Но он отгоняет эту глупую мысль. Лучшее место для Алисы – их Башня, их дом, вид из их окна, и провести свой последний день рядом с ними будет для неё лучше одиночества, пожравшего всю её жизнь до.
