Мышечная боль терроризирует её с самого утра, она уловила тот момент, когда закончилось действие лекарства, и всё тело превратилось в оголенный кусок нервов, мучимый умелым палачом. Тело ждет изменений, как в подростковом возрасте, когда, кажется за одну ночь, ты вырастаешь на несколько сантиметров. Но здесь все хуже. Зачатки крыльев рвутся наружу, а костяные наросты наоборот, стягивают кожу, превращая её в туго натянутое полотно, которое вот-вот лопнет от перегрузки. Алиса терпит только из-за собственного тонкого голоса, который уговаривает держаться и ждать Клинта. Потому что только в его власти это закончить, поймать её с нового витка адского круга и вернуть на прежний. Лучше кривые зеркала, к отражению которых она почти привыкла, чем стремление подчиниться другому мужчине, не Клинту. Желание слушать и исполнить другие приказы, не те, которые отдает Капитан. Её семья не крылатые твари и прочие не оформившиеся монстры, а “Мстители”, её дом – Нью-Йорк и “Башня”, пусть и хочется остаться под пуховым одеялом любящей Аляски.
Свежий морозный воздух щекочет нос и легкие, проникая в организм с частотой шагов. Она бежит вперед по снегу, по кромке дороги, иногда идёт пешком, расстегивая куртку и проверяя запас тепла в комбинезоне. Ей не холодно, но Бетти просила постоянно проверять, и канима в ней слушается “хозяина”. Пусть даже доктор Росс не тот хозяин, для которого её создавали.
Что сказать Капитану, когда он ответит на звонок? Что сказать Наташе? Как уговорить Брюса держать себя в руках, и не пугать его выжившим отцом? Как защитить его? Если сила притяжения к Стернсу окажется настолько велика, что ты не сможешь решить, кого из них ты должна защитить, ты просто взорвешься от неразрешимости дилеммы. Или разум отключится, и ты станешь тупой машиной, подчиняющейся приказам “хозяина”. Халк не сможет причинить вреда Ал, но что будет с канимой, в которую она превращена? Возможно, так ощущают Халка другие члены команды: никто не хочет ранить Брюса, но все должны держать Халка в узде, если он выходит за рамки. Никто не хочет потерять тебя, но когда ты перешла за грань, пусть и не совсем по своей воле, ты помнишь, что ты выбрала смерть? Не в этом ли смысл эвтаназии? Даже когда все предрешено, близкие хотят провести с тобой как можно больше времени, утекающего сквозь пальцы, но в глубине души зреет желание освободиться от тяжкой ноши расставания, выплакать свои слезы и отпустить тебя.
Дорога выводит её из леса на поле, испещренное путями и тропинками. Почти все они сворачивают в сторону и уходят круто вниз, к мосту, что в двух километрах, но Алиса идет пешком, поэтому смело подходит к самому краю, за которым тропа к железнодорожному полотну. Так странно приходить на особенные места, где когда-то испытывал самые теплые эмоции, и чувствовать, как сейчас сквозит дыра в груди. Железная дорога привела её на Аляску, привела её к Френу, она же унесла её в разрушенный Нью-Йорк, и вновь Шутер обращается к ней за помощью. Есть что-то магическое в блестящих от огромных колес поездов рельсах, уходящих за горизонт и дальше, в бесконечность, в неизведанные земли, где нет войны, и всегда светит солнце. Когда они ездили на станцию, то Наставник всегда останавливал на этом самом месте снегоход и позволял ей смотреть на идущие поезда, кричать, пытаясь заглушить их грохот и рвущие барабанные перепонки гудки. Так он давал ей выплеснуть свой гнев, которого у неё с возрастом, когда начало приходить осознание несправедливости, становилось все больше.
Ветер доносит неразборчивое сообщение о приближающемся поезде, затем глухой далекий гудок. Она прячет руки в карманы и ждет поезда. Едва состав показывается черной гусеницей среди серого от копоти снега, Ал начинает кричать. Она набирает в легкие до отказа воздух и с силой выталкивает его, вместе с болью и несправедливостью. Ей больно, и она не знает, что делать, и ей обидно, и страшно, и еще, и еще. Она матерится самыми грязными словами, какие знает. Терапия помогает, прочищает мозги, оставляя усталость в горле, когда все слова сказаны, остается ждать ответа.
На самой станции как всегда людно и шумно. Пришел товарный поезд, и нужно успеть разгрузить его перед тем, как он двинется дальше. Вокруг снуют рабочие, что-то кричит сопровождающий поезда, гремят огромные двери вагонов и амбаров. Макаров вернется сюда через неделю, чтобы обменять меха и мясо на овощи и муку. Газетчик забирает свои просроченные периодические издания и связки книг, ругается, поторапливая работников. Нет смысла узнавать последние новости из этих газет, она уверена, что на первых страницах увидит битву за Нью-Йорк или новость о разрушении особняка Старка в Малибу. В этой суматохе Шутер успевает обчистить карманы нескольких человек. Она берет ровно столько, сколько нужно на один звонок, и, быстро лавируя в толпе, идет за здание маленького обшарпанного вокзала, к старой телефонной будке. Сейчас она наберет нужный номер и… Не получится.
Ал останавливается в пяти шагах от того, что раньше было самым быстрым способом связаться с далеким внешним миром. И что сейчас превратилось в разбитый пластиковый короб, разорванные провода и груду металла, раньше бывшего телефоном. Все раздроблено в мелкие осколки, вырваны даже провода, что были прикреплены к стене и вели наверх, к вышке. Она подошла ближе, слушая мерзкий хруст несбывшейся надежды, с которым ломались осколки под ногами. Безумие.
- Да, ночью здесь стоял страшный грохот, - старый почтовый работник с блестящей лысиной и пышными усами, суетливо перебирал письма из смятого почтового ящика. – Мы боялись выйти на улицу, думали, что это медведь пришел набрать запасов на зиму. Но для медведя это слишком. Пострадали все коммуникационные провода, у нас даже почти нет электричества – мы едва смогли запустить запасной генератор, но телефон уже не вернуть, придется устанавливать новый. Те, кто это сделали, не пощадили даже почтовый ящик. Люди из деревни говорят что-то о монстрах с гор, что кто-то разбудил их, и теперь они мстят. Думаете, это так, мисс?
- Может, хулиганы? – она поводит плечами, стряхивая с себя чужой взгляд.
- Вряд ли это местные, никто из нас такого бы не сделал, - упрямо говорит старик, расправляя смятое письмо. Оно разорвано в нескольких местах, адрес прибытия плохо виден, возможно, придется возвращать его отправителю, чтобы уточнить адресата.
- Когда уходит почтовый поезд в сторону Штатов? – спрашивает она, замечая приближающуюся к ним фигуру.
- Через пять часов, если не произошло задержек. Мы не сможем ни о чем узнать из-за потери связи.
Большинство неприятностей происходит, когда мы недооцениваем угрозу. Шутер быстро уходит от почтового окна и двигается за станцию, мимо сломанного телефона, мимо ангаров с продовольствием, мимо ремонтного депо, перепрыгивает через сцепку вагонов. У того, кто следит за ней, совсем нет опыта: какой смысл идти так близко, почти дышать в спину и даже не пытаться прятаться. Либо нет опыта, либо слишком много уверенности в себе. И то и другое является ошибкой. За вагонами у ремонтного депо никого нет, там Шутер и останавливается, погружаясь в свои ощущения. За ней следует кто-то тяжелый, но двигается легко, с неравномерно распределенным весом. Он не следует за ней через сцепку между вагонами, он перебирается прямо через них. Тяжёлый состав шатается и чуть двигается вперед, когда некто запрыгивает на него. Ал поднимает голову и отходит, чтобы увидеть человека на крыше вагона до того, как он одним прыжком окажется рядом с ней.
- Мисс Урсула Маркаль? – насмешливо спрашивает он, расстегивая теплую куртку. Его тело меняется быстро, из-под теплого комбинезона бежит по рукам и шее чешуя, с треском разрывает ткань штанов хвост. Изменяется лицо, превращаясь в уродливую морду. В фантастических фильмах компьютерная графика обрисовывает это плавно и красиво: изменение черт лица, медленное распространение чешуи… Сейчас все происходит быстро, и больше похоже на взрыв в замедленной съемке, когда безграничная сила неравномерно прорывается толчками изнутри.
