Столики стоят точно на своих местах, как и через много лет. И они совсем не изменятся. Даже… Третий ряд от входа, четвертый справа. Ал подбегает к любимому месту ближе к темному углу и замирает, рассматривая сеть трещин, выискивает знакомые образы, какие видела здесь в детстве. Да, трещины такие же. Были? Будут? Путаница во времени совершенно не важна. Все вокруг родное и до боли знакомое. Это место словно замерзло, замерло в веках, осталось таким, каким было до и каким будет после. Фиора единственная не изменилась, когда Алиса Шутер прыгнула во времени назад. Только здесь люди немного моложе. И, может что-то несущественное, не портящее общей картины не вписывается в воспоминания. Алиса теперь старше и выше, поэтому мир для неё немного меньше, чем она запомнила.

Камин потушен, но на полке стоит масляный светильник, а рядом коробок спичек. Для того чтобы рассмотреть гобелен ей понадобится свет. Да, вот он, величественный и прекрасный Сокол, покровитель-защитник их поселка. Татуировка на запястье была закрыта чешуёй, на её месте теперь образовалось темное пятно, но линии, цвета и даже маленькие перышки были именно такими, как на изображении перед ней. Она поставила светильник на столик, коснулась кончиками пальцев старой ткани, бережно хранимой уже не один век. От неё шло тепло, от неё всегда шло тепло, сколько Ал себя помнила. Френ поднимал её на руки, удобно устраивая на сгибе локтя, чтобы она могла дотянуться до этой красоты.

Ей десять, это возраст осознанности, один из последних детских кризисов, после которого только прыщи, постоянная боль в костях, которые не желают расти, не причиняя неудобств, и юношеский максимализм. Адский возраст, когда ты уже не ребенок, но еще не взрослый, безумие в сознании, перестройка оценок и постоянный выбор. Скоро исчезнет детская пухлость, появится угловатость, малышка ощетинится костями и шипами, превратится в дикобраза. У него мало времени, меньше, чем было у её родителей, которые не могли оценить чудо, которое получили непонятно за какие заслуги.

- Красивый… - Алиса дотронулась до кончика крыла на гобелене, провела легкую линию до основания. У неё красивые ровные пальцы, по-детски короткие, но уже обещающие стать длинными и ловкими.

- Да, очень красивый, - в одно мгновение вокруг них образовался плотный вакуум, через который не приникали чужие голоса и звуки. Были только они двое. - Теперь ты часть этого места, он будет охранять тебя, присматривать и направлять, если ты позволишь ему.

Это был его вопрос к девочке, оставшейся без дома, так рано разочаровавшейся в родных людях, сироте. Ты позволишь мне позаботиться о тебе? Ты позволишь мне быть рядом? Клинт не спрашивал разрешения заботиться и оберегать. Он просто взял то, что хотел, потому что разрешение было дано ему давным-давно.

Вакуум продержался все пять лет их жизни на Аляске. Были только она и Френ, их дом далеко от поселка, их сказки и истории. “Твоей девочке нужна мать, а твоему дому хозяйка”, - говорили женщины на станции, пытаясь забрать себе хмурого, но симпатичного бирюка. “В моём доме есть хозяйка, а Френсин я дам все, что ей нужно”, - отвечал он, собираясь домой. “Твоя девочка уже взрослая, ты уже нашел ей мужа?”, - отцы интересовались невестой для своих сыновей, но Наставник был непреклонен: “Нет, нам никто не нужен”. Им никогда не был никто нужен. Их жизнь проходила под защитой мудрого Сокола и рухнула одним пасмурным днём.

Таверна, гостевой дом, дом Старейшины… Это место называлось по-разному, но никогда не менялась сама его суть – место, где собирались жители деревни после тяжелых будней, чтобы пообщаться, поделиться новостями, выпить и подраться. Кстати, несмотря на небольшие размеры селения, последние два пункта были обязательной программой. Дрались все, кому было не лень, потом мирились, а на следующий день дрались вновь. И никто не удивлялся. Это было нечто Фиорское, родное и теплое, шумное и веселое. Это было место на Земле, что снилось в самых лучших и сказочных снах, даже теперь, когда она стала взрослой. Сейчас она чувствовала тепло и поддержку очень доброго и мудрого Дома. Эти стены, окна, огонь в камине видели и хранят в своей памяти все дни, которые проводила здесь деревня. А, значит, если очень захотеть и вслушаться, можно услышать ответы на свои вопросы.

Ал подошла к стойке, за которой располагались пузатые большие бочки с медовухой. В первой сладковатая вода, во второй уже есть небольшие градусы алкоголя, а третья крепка как мороз, и бьет в голову. Хорошее было время, когда она пила только разведенный в воде мед. Разноцветные высокие бутылки с разными настойками. Тарелки и кружки. Металлические ложки и вилки. Прочая посуда. Дверь на кухню, где всегда жарко и пахнет свежим хлебом. Это место – концентрация Фиоры, здесь будто собраны все деревенские дома, поэтому каждый чувствует себя уютно. Шутер сползает спиной по стене, игнорируя дискомфорт там, где хвост, и скрежет наростов на позвоночнике. Её никогда здесь не было, и завтра уже не будет. Они разнесут “гнездо” Стернса, оставив Фиоре страшные сказки о творящихся у гор бесчинствах злых духов и несколько суровых запретов.

Интересно, умеют ли “канимы” плакать? Когда в горле встает ком, а в носу начинает щипать, она запрокидывает голову и часто моргает, глядя наверх. И забывает о слезах, когда различает вытертую, потерявшуюся на потемневшем от времени дереве, надпись “Fairy Tail”. Это место называется “Сказка”? Тогда многое понятно. Алиса улыбается и задувает светильник перед тем, как поставить его на место и вернуться в свою постель.

***

- Что?! – генерал Росс, кажется, не верил тому, что слышал.

- Ваша дочь сбежала с одним из образцов, - терпеливо повторил Сэмюель Стернс, глядя на него через монитор. Из-за удаленности и плохого сигнала картинка искажалась и тормозила, звук иногда пропадал, что делало это уродливое существо еще более устрашающим.

Таддеус с подозрением относился к этому человеку. Хотя, его и человеком было сложно назвать. Если не смотреть на голову и закрыть глаза на зеленый цвет кожи, то его можно было бы принять за выходца из стран третьего мира, где голод и болезни высасывают из людей жизнь, делая их похожими на ходящие скелеты. Но едва вы поднимаете взгляд выше, как становится понятно, что все соки из тела выжимает не болезнь, а его мозг. Трагедия с кровью Брюса, взрыв в лаборатории, спровоцированный трансформировавшимся Эмилем Блонски – все это изменило и его самого. Интеллект Сэмюеля увеличился в несколько раз, потенциал его мозга стал практически безграничен. Этот огромный интеллект позволяет ему предусматривать возможности и действовать с удивительной точностью. Он дает ему долю возможностей предвидения и экстрасенсорного восприятия. Другими словами, его предположения практически всегда верны. Стернс также мог контролировать чужие умы при помощи псионических сил. Эти силы работают на подчинение, позволяя Стернсу делать из людей кукол, подчиняющихся его воле. Его кожа стала зеленой. Он стал чудовищем. Его шея больше не могла выдерживать вес его огромной головы, его черепная коробка лопнула и очертания мозговых извилин проступили на туго натянутой коже, поэтому он собрал ошейник со спицами, поддерживающими мозг, и из-за этого он выглядел еще ужаснее, будто неудачный эксперимент Франкенштейна.

- И ты не смог этого предвидеть?!

- Я не предсказатель, если вы помните, Генерал. Я не имел данных для анализа, - спокойно сказал Сэмюель, не обращая внимания на крики Росса. – Образец 684 должны были доставить мне сразу после пробуждения, но возникли трудности, и доктор Росс оставила его на дополнительные тесты. И сбежала с ним, покалечив одного из моих людей.

- Вы искали их?

- Да. Их следы заканчиваются в лесу. Мы обыскали все вокруг, когда стемнело, но они будто растворились. С другой стороны, это лес, а природа – убийца более изощренный, чем человек.

- Какие возможности у Образца 684?

- Первая ступень изменения. Даже крыльев нет. Без поддержки она не проживет и недели.