Он вел, она подчинялась.

Нет, не так. Она поддерживала его, была рядом.

Мидир каждый Лугнасад старался радовать своих подданных, но с Этайн праздник впервые за долгое время радовал самого волчьего короля.

Этайн говорила — он отвечал, она спрашивала — он рассказывал. Она смеялась, и Мидир улыбался в ответ. Этайн успевала рассыпать улыбки и желать доброго Лугнасада всем, кто был рядом! Мидир же не видел никого, кроме нее.

Раз… Гулко стукнули башенные часы.

Этайн остановилась, ухватившись за руку Мидира и считая удары.

Два, три…

Алан приблизился, неся на бархатной подушке черную корону с девятью острыми зубьями.

— Двадцать два, — досчитав, выдохнула Этайн. — Не поверишь, испугалась! С чего-то решила, будто уже полночь! Надеюсь, Эохайду сейчас весело…

Мидир изогнул губы. Стоило посмотреть.

Змейка в покоях Эохайда еле ощущалась, но была еще жива.

***

— Уже полночь, король Эохайд! Поздравляю — ты теперь муж нашей Этайн. Наслаждайся этим, если сможешь! — режет тишину пронзительный голос Боудикки.

Синий браслет в руке земного короля — подарок королеве галатов в знак подлинного союза — ломается в крошево.

Эохайд смотрит бешено, рвет со стены лук и выходит, не ответив ни Боудикке, ни конюшему Гератту на негромкое: «Это лишнее».

***

— Ты спрашивала о короне!

Волшебства так много, что воздух искрится. Слова Мидира пробиваются с трудом, словно из-под толщи воды.

— Это… обязательно? — спрашивает Этайн, медленно погружаясь в магию, как в сон наяву.

Вздыхает на его молчание, качает головой на его пристальный взгляд. Надевает на себя черную корону. Зубья ее вытягиваются, а основание плотно облегает голову.

Теперь — можно.

— Вот это обязательно, — поднимает руку Мидир, приближая омелу. Кровь стучит в висках. Сила тугими волнами закручивается вокруг двоих.

Этайн смотрит вверх, на пышную поросль в высокой арке, и отводит глаза, готовая отступить.

— Сжальтесь надо мной! Это всего лишь обычай, — торопится Мидир. — Я помню свое обещание. Моя гостья оскорбит меня отказом?

Она склоняет голову к правому плечу.

Диковинная птица в серебристо-розово-черном оперении, невесть как залетевшая в дом Волка.

Молчит, смотрит пристально…

Затем кладет руки на плечи волчьего короля и тянется к его губам своими.

Обычно целовал он — сейчас целует она. Нежное пламя, мягкие губы, требовательный язык…

Вереск. Сладость жаркого лета с еле заметной горечью — сожалением неизбежной потери.

Тепло тела, огонь души, биение сердца.

Как его руки обхватили ее спину крест-накрест, притянули к себе, Мидир не заметил.

Рука Мидира тянется ниже, и Этайн, покраснев от долгого и жаркого поцелуя, отстраняется, упираясь ладонями в его грудь.

«Это — все!» — мягко, но неотвратимо холодеет взгляд.

— Ты знаешь, что нравишься мне. И это был чудесный день в твоей дивной стране. Но он закончился!

Темнеют до черноты зеленые глаза — ответом на его неверящую улыбку:

— Не надейся на большее, Мидир. Иначе потеряешь и мое доверие, и мою дружбу.

Мидир притягивает женщину для нового поцелуя.

— Скажи мне «да», Этайн!

Она уворачивается и бежит по зале, расталкивая танцующих; по длинному переходу, по открытой галерее… и останавливается, завидев Мидира, выступившего перед ней из тьмы. Правда, видит она перед собой облик супруга: голубые глаза, льняные волосы, мягкие черты лица.

— Эохайд? — вглядываясь в него, недоверчиво спрашивает Этайн.

— Ты пойдешь со мной, Этайн? — протягивает руку Мидир.

— Кто ты?

— Разве можно меня с кем-то спутать? Что говорит тебе сердце?

— Ты — не он!

— Я — не он, — подтверждает Мидир.

Наброшенная личина короля галатов сходит, как выползок линяющей змеи. Этайн, ахнув, отшатывается, но Мидир ловит ее руку.

— Не смей от меня убегать!

— А то что?.. Зачем? Зачем я нужна тебе?!

— Потому что я хочу тебя. И твой Эохайд тебя просто хочет. Ты достойна целого мира! Так почему ты должна достаться ему?

— Ты… Как ты можешь? Мидир! — распахивает глаза Этайн. — Мы не вернемся?

Вырывает руку, оглядывается, кругом лишь сгущающийся мрак: Мидир отодвигает стены. Сбежавшиеся стражники столбенеют, стены Черного замка скрипят натужно, клепсидра стучит, торопит секунды — волчий король чует недовольство всей шкурой и приказывает вселенной подчиниться. Все стихает вокруг, лишь перепуганной птичкой трепещет сердце Этайн.

— Мы не вернемся. Я не желаю тебе зла. Я не обижу тебя. Иди за мной дорогой теней и ночи, — Мидир, вновь не думая о правилах, вплетает магию в слова. — Ты не узнаешь и не вспомнишь. Ты не помнишь уже сейчас! Не бойся ни меня ни себя!

Заклинания рвутся к женщине, вьются вокруг нее — и падают наземь.

Лишь первичные материи способны разрушить истинную любовь.

— Я боюсь не за себя! — вскидывает Этайн подбородок. — Я ужасаюсь, сколько горя причиню моим близким!

— О чем ты?

— Я люблю мужа! Я люблю моих родных! И мне не нужен никто: ни ты, ни твой мир, ни все твои сокровища! Мидир, я знаю тебя, я верю — ты можешь. Молю тебя, отпусти меня…

Голос Этайн падает до шепота, что сильнее любого крика. Мидир останавливается. Прикрывает глаза, разрывая притяжение, и обращается разумом к Несущим-свет.

— Я могу вернуть ее сейчас? Вы слышите меня?

— Мы слышим, но не разумеем. Это возможно. Глупо, но возможно. Тебе ее подарили, а ты отказываешься?.. Ты поцеловал ее?

— Да.

— Твоя королева надела корону?

— Да, да!

— Мы не умеем лгать. Она совершенна. Она создана для тебя. Впрочем, верни, если слаб и не уверен в себе, старый бог. Все равно у тебя лишь неделя. Ты хочешь познать настоящую любовь?

Мидир молчал, глядя в глаза Этайн.

— Твой выбор, Мидир?

— Мы выходим на свет.

— Хорошо, Этайн, — склоняет голову Мидир. — Нам пора.

— Домой? — с отчаянной надеждой говорит она.

— Домой, моя королева, — со всей возможной честностью отвечает волчий король. Подхватывает ее руку и открывает портал.

Шаг, другой, третий. Они выходят на широкий балкон, и лунный свет падает на две черные короны…

Все магические превращения сопровождаются потерей сознания, и Мидир еле успел подхватить Этайн, когда ее корона беспамятства отразила свет луны, звезд и небесную синеву.

До своих покоев он донес женщину безо всякой магии.

Как бы он ни торопился, стоило дождаться двенадцатого удара переставленных часов. Слово следует держать, пусть его истинность и была лишь видимостью.

Он поменял зрение на магическое, дождавшись боя часов. От короны на голове Этайн поднимались нити, переплетались, множились, образуя пышное призрачное дерево.

Чистая любовь Этайн оказалась еще прекраснее, чем думал Мидир.

— Мой король… — показался Джаред в дверях.

— Не позволю! Ты мешаешь мне!

Мидир выдернул очередную золотую нить, вплел вместо нее черную. Этайн поморщилась, подняла руку, потерев висок, и уронила бессильно.

— А ей больно! — рявкнул Мидир.

— Первичные материи, — покачал головой советник. — О Дану, праматерь всех богов!

От взмаха руки Мидира черные стрелы сорвались с пальцев — Джаред принял удар открытой ладонью. Стрелы отскочили от нее и вонзились в потолок. Задрожали там, словно все еще несли опасность.

— Хорошо, что тебе жаль ее хоть немного. А ведь вплетать себя вместо Эохайда в ее воспоминания опасно для вас, мой…

Волчий король дунул в сторону Джареда, и в него полетели острые льдинки.

Тот провел рукой, обрисовав перед собой полукруг, и они воткнулись в стены не хуже ножей.

Мидир, осторожно зацепив ногтями, вытащил еще одну нить, развязал узелок на конце. Положил на ладонь, и пестрая нитка испарилась. Выдернул волос с головы, привязал к основе. Не глядя на Джареда, пробормотал:

— Он не сильно-то радовал ее на ложе любви. И чему я его учил? А вот это… — фиолетовая нить была намотана на палец и безжалостно выдернута, — просто лишнее.